Право помнить

Зато воздух удивительно свежий, и это приятно. После комнатного смрада — вдвойне.

— Уж извини, запаршивели мы маленько, — развел руками Борг, поймав мой взгляд.

Это еще слабо сказано. Скорее, руки опустили все, совсем и навсегда.

— Ну ничего, будет время — поправим.

Особенно хорошо прозвучало в его речи множественное число. Такое впечатление, что поправлять придется и мне тоже.

Постойте-ка.

Он что, серьезно? В самом деле, уже записал меня в... Вернее, приписал ко всему этому безобразию?

Судя по добродушному прищуру, да.

И как мне теперь с этим жить? Вроде бы, радоваться должен, но не получается. Наоборот, как-то тревожно стало.

— Ты не смотри, что хозяйство захудалое, оно еще не один год простоит. На твой век с лихвой хватит.

Да что ж ты будешь делать! Я и впрямь выгляжу так, будто оцениваю фамильное имущество? Или он все-таки надо мной издевается?

Нет, с виду не похоже. Но тем как раз и опаснее. Значит, Борг нисколечко не сомневается в моем будущем, что ближайшем, что отдаленном. А поскольку тугодумом его назвать нельзя, и с местными обычаями он знаком...

Без меня меня женили, иначе не скажешь.

Ну да ладно, есть еще дядя, и его слово явно будет решающим. А учитывая тот кавардак наверху, не верится, что неизвестный родственничек жаждет неожиданного пополнения семейства. Если за столько лет Сорена и меня не удосужился ни повидать, ни позвать домой, то и теперь, скорее всего...

— Ты на него не обижайся. Он не со зла.

А с чего? С козла?

Хотя, может так оно и лучше. Неприятно, зато все сразу встало по местам. Если ты — пьяница и самодур, честнее об этом объявить при первой же встрече.

— Ничего не хочешь спросить?

Да я с уже полученными новостями пока не знаю, как поступить, меня еще одной горстью знаний сейчас добить можно.

— Не-а.

— А я спрошу. Разрешаешь?

— Да пожалуйста.

Борг двинул плечами, проверяя спину:

— Как ты это делаешь?

— Никак. Само получается.

— Была бы тут замешана магия, я бы поверил.

Сделай он голос хоть немного суровее, прозвучало бы обвинением. А так... Просто приглашение к разговору. Правда, возможность отказа почему-то не просматривается.

— А магии, по-твоему, не было?

— Ни крошечки.

— Уверен?

— Вполне. Есть способы проверять. Одни похуже, другие получше.

— И каким ты пользовался?

— Надежным.

К чему он это все, а? И что я должен сделать? Испугаться?

— От твоего брата магией разило вовсю, а вот ты — чистый. Очень-очень.

— Даже чище тебя?

— Как небо чище земли.

* * *

Вообще-то, так оно и должно быть. Пожирать магию мой зверь любит не меньше, чем все остальное, и никакое заклинание, будь оно даже накачано Силой по самое горлышко и выше, не удержится на мне или рядом более суток. Хотя, это согласно старым наблюдениям, а сейчас предельный срок мог и измениться, недаром Сорен время от времени заставлял меня играть с чарами. Проверял, могу поклясться.

Но интерес верзилы явно касается чего-то совсем другого, а значит, надо спросить прямо:

— И давно чистоту назначили преступлением?

Борг усмехнулся.

— Давно, недавно... В главном ты прав. Человек, не несущий на себе ни малейшего следа заклинаний, вызывает подозрение.

Возможно. Если задуматься и припомнить получше, брат всегда предпочитал брать заказы на самых задворках Шема, где обычно закрывают глаза на любые странности. И на цеховые сходки таскал меня не всегда, а только если собирались в укромных уголках.

— Сейчас ведь колдуют, кто во что горазд. Булавки по городу ни одной не найдешь не зачарованной.

Конечно. Отчего бы не насыщать чудесами все вокруг? Магия и красоты несуществующей добавляет, и еще чего-нибудь полезного. Особенно хорошо, наверное, удается с ней всучивать залежалый товар беспечным покупателям.

— Каждый хоть немного, но чарами светит. А если человек будто нарочно дочиста отмылся, знаешь, что подумать могут? А сведущие люди подумают обязательно?

Все еще не понимаю. Казалось бы, должно быть наоборот: чем больше магии, тем опаснее. По крайней мере, в том, что касается разломов. Человек, хотя бы раз в жизни увидевший Прилив, будет обходить скопления чар стороной. И к себе в дом лишнего не потащит. Конечно, твердой уверенности во всем этом нет, но если полистать лоцманские архивы, поневоле задашься вопросом, с чего бы трещинам раз за разом выбирать для своего появления именно те места, где ворожили много и сильно?

Вот и выходит, что по моему опыту — чем чище, тем для жизни полезнее. Но или я еще слишком мало знаю, или...

— И что они подумают?

Борг скрестил руки на груди.

— Природная чистота — редкая штука. Даже если таким родился, мамка на тебя сразу оберег нацепит, да не один. Пока вырастешь, вымажешься чарами с ног до головы. А они хоть и сами отваливаются со временем, но оставляют след, по которому твою жизнь можно прочесть с самого начала.

А это и без магии сделать можно. По привычкам. По одежде. По инструментам, которыми пользуешься. Да даже по распорядку дня. В чем же подвох?

— Отмыться можно, особенно если хорошо постараться. Но кому в голову вдруг придет подчистую стирать свое прошлое? Избавляются ведь обычно от того, что мешает или может помешать. Смекаешь?

А должен? Дикость какая-то и нелепость. Чем прошлое может помешать? Это твое происхождение, твоя жизнь, твоя память, твои заслуги и... Ошибки, конечно. Но куда же без них?

— Можешь сказать прямо?

Верзила вздохнул, как мне показалось, чуть разочарованно. Наверное, рассчитывал, что я окажусь сообразительнее.

— Отмываются, когда хотят скрыть, откуда и зачем пришли. Или собираются занять чужое место.

И только-то? Ну ладно, соглашусь, случаются в жизни разные вещи, неприятные и неприглядные, о которых люди не прочь забыть. Но если кроме тебя все это видел кто-то еще, какой смысл чиститься? Разве что...

— Если по уму мыться, это сколько же мыла смылить надо?

Борг хмыкнул и подмигнул:

— А из чего нужное мыло варят, объяснять нужно?

Эх, ударило же его в какую-то жуткую жуть...

Конечно, я могу представить себе кого-то совершенно отчаянного или безумного, решившего похоронить все прожитые года и встреченных людей, но что же это должна быть за выгода, по такой-то цене?

— Хочешь сказать, за каждым 'чистым' обязательно тянется кровавый след?

— Я других не встречал.

— А много их было?

Он не ответил, только улыбнулся. Уголками губ и непонятно, то ли печально, то ли удовлетворенно. Так, будто у всех этих встреч исход получился одинаковым. А уж каким именно, спрашивать почему-то не хочется.

Самое дурацкое в сложившихся обстоятельствах то, что верзила меня вовсе не запугивает, а страшно все-таки становится. И по-хорошему, следовало бы убираться из этого города куда подальше, пока по мне колокола не за...

Нет, уже звонят. Совсем рядом. Переливчато, хотя и коротко. У самого порога.

Взгляды на дверь мы перевели, считай, одновременно. Правда, Боргу для этого понадобилось лишь чуть повернуть голову, а вот мне — сделать полуоборот всем телом. Хотя не мешало бы заодно самому себе треснуть по затылку.

Чужая территория, Йерен. Чужая! Пора уже вызубрить.

Парень, вошедший в трактир, наверняка мог двигаться совершенно бесшумно, если позволил многочисленным пряжкам на своей одежде зазвенеть только перед самой дверью. Кстати, достаточно широко отворенной, так что если бы он захотел...

— Борг.

Приветствием это не выглядело. В лучшем случае, прозвучало как вызов. О худшем варианте я подумать не успел, потому что верзила ответил. Сначала почти бесстрастно:

— Хок.

А потом уже совсем другим тоном, неожиданно мягко и чуть растерянно:

— Братишка.

Судя по тому, что лицо парня дало заметную косину, в упомянутых родственных связях крылось что-то не слишком приятное. Впрочем, не для Борга: тот только широко улыбнулся, причем на удивление беззащитно.

— Ректор принимает почту?

Лучше бы парень, право слово, выпустил свои чувства, или что там еще у него имелось, наружу, потому что попытка казаться бесстрастным провалилась. Не удалось спрятаться даже за ярко-синий с серебром мундир, хотя им бледное от злости юное подобие Борга явно гордилось куда больше, чем старшим братом.

— Не в ближайший час.

Если речь идет о разрушителе с верхнего этажа, пожалуй. Принимать он если и будет, то что-нибудь горячительное или прохладительное, на свой выбор.

Хок, если его и впрямь так звали, скривился еще больше, только теперь уже от чего-то больше похожего на презрение, и швырнул на стол перед нами свиток, перевязанный нарядной лентой.

— Если ректор собирается сегодня прийти в себя, то пусть поторопится. Приглашение действительно только до вечерней зари.

Золотое шитье, массивная печать, пергамент с перламутровыми переливами — слишком дорогая штучка, чтобы ею разбрасываться, даже если внутри накарябана какая-нибудь ерунда. Кто бы устоял? Но Борг даже не успел протянуть руку к драгоценному посланию.

— Оно не для увечных.

Не знаю, сколько и каких чувств было вложено в эти слова. Лично я четко расслышал злорадство и торжество, а вот верзила — явно что-то иное, потому что сжал губы, но не зло, а разочарованно. Словно ждал, надеялся, верил, а реальность все равно выбрала самый глупый вариант для исполнения.

Младший брат наслаждался нанесенным ударом недолго: видно, служба не позволяла тратить время на удовольствия. Но перед тем, как развернуться на каблуках и со звоном удалиться восвояси, брезгливо добавил, наверняка имея в виду меня:

— И не для бродяг.

* * *

— А я думал, что это у меня с братом не все гладко...

— Все, как и должно быть.

— Но ты ждал чуда.

— И буду ждать.

Наверное, мы с ним оба одинаково двинутые. Я ведь тоже ловлю себя на мысли, что простил бы Сорену все, что угодно, лишь бы тот выжил и вернулся. Пусть даже никогда не стал бы прежним, неважно. Я бы приспособился. Притерпелся, в конце концов. И улыбался бы примерно так же, как сейчас Борг, только не виновато, а...

— Всю жизнь так прождешь без толку!

Вот на ней совсем ничего не звенит и не шуршит, а вес небольшой, и там где даже подо мной ступенька завсегда заскрипит, эта девица пролетит, как перышко. А если еще встанет в серые тени ставень, ее и вовсе не заметишь, пока голос не подаст.

— Пора уже вдолбить себе в голову, что яблочко не уродилось.

Интересно, она всегда такая сердитая или исключительно в присутствии верзилы? И ведь едва достает ему до груди, а кажется, что может сбить с ног и смять одним движением.

— Дия, он мой брат.

— А по делам не скажешь! И всего-то надо было, что выпороть один раз, но от души. А ты все молчишь, все глотаешь... Смотри, так и подавиться недолго.

Пожалуй, я с ней согласен, с этой русоволосой воительницей. Попрекать слабостью или увечьем — не по-братски. Особенно если в остальном твой брат вполне жив и здоров.

— Он одумается, Дия.

— А там найдется, чем думать? За него не голова, мундир теперь думает.

Тут она попала не в бровь, а в глаз, и Борг пошел по пути младшего брата. То есть, скривился. Правда, чуточку и мимолетно, а потом быстренько вернулся к обычному благодушию, разве что слегка печальному.

Может, и не стоило бередить его раны еще больше, но я не удержался от вопроса:

— Что за мундир?

Борг если и хотел ответить, то снова не успел, потому что девица наконец-то выделила меня на фоне мебели и насела на верзилу с другой стороны:

— Что за человек?

— Наш человек.

Уж не знаю, хотел верзила этим ответом удружить или услужить, а мне послышалось, будто гвоздь в крышку гроба заколотили. Последний.

Впрочем, девица как раз таким поручительством удовлетворилась, хотя и не вполне.

— А если наш, то почему на вас обоих как болван пялился?

— Новенький потому что. Не успел еще узнать.

Поскольку на сем Борг снова замолчал, я решил уточнить сам:

— Местное предание?

— Местное предательство! — рыкнула девица.

— И кто же кого... э... предал?

С минуту оба поиграли в гляделки, выбирая, кто станет рассказчиком, причем верзиле это явно доставило удовольствие. Он и выиграл: русоволосая Дия что-то недовольно буркнула и повернулась ко мне.

— Вот этот... — указующий перст едва не воткнулся в грудь Борга. — Эта дубина решила подыграть братцу в учебном бою. И доигралась!

— Я всего лишь хотел его подбодрить.

— Ну да, ну да! И он тебе тут же очень бодро ткнул в спину. Из чувства благодарности, наверное.

— В поединке бывает всякое.

— В поединке случается только то, чему ты сам позволяешь случиться!

— Дия, все уже прошло.

— Служба у тебя прошла. Мимо. И все по милости...

— Я не жалею.

— А я...

Она осеклась прямо на вдохе, подозрительно порозовев, но поспешила вернуть себе вид недовольный и угрожающий:

— Моя бы воля, я бы его и к порогу не подпускала!

— Он повзрослеет.

— Чтобы прощения попросить, годы ждать?

— Иногда они нужны, Дия.

— Так и жизнь вся выйдет!

Судя по широкой улыбке, Борг мог часами вот так препираться с этой девицей, вернее, любоваться тем, как она злится, пинает и попрекает. У меня же происходящее вызывало не умиление, а вопросы.

— Простите, что вмешиваюсь... Я правильно все понял? Борг участвовал в поединке со своим младшим братом и поддался, чтобы брат победил?

— Видишь? Любой тупица сообразит, что за глупость ты сделал!

Ой, спасибо. За тупицу. А вокруг меня одни мудрецы, что ли? Впрочем, с девчонкой воевать — та еще слава. Пусть думает, как хочет. Если хочет, пусть вообще не думает.

Но история занимательная, ничего не скажешь. И как нельзя лучше подходящая к месту. Сколько времени я знаю верзилу? Пару дней, не больше. И каждую минуту он старательно соответствовал всему тому, чем сейчас возмущается девица.

Кого другого можно было бы заподозрить в притворстве, а Борг... Похоже, он просто такой. Родился, наверное, с желанием помогать и защищать, потому что в муштру я не верю. Если вбить в голову чужие мысли еще как-то может получиться, то вложить в сердце чуждые тому чувства...

И все-таки, перегнул он палку с братской заботой. Получилось, что Хок брата то ли презирает, то ли ненавидит, то ли еще что. Или все вместе. Не знаю, что я чувствовал бы на его месте. Зато знаю точно, что Сорен не стал бы мне поддаваться ни при каких обстоятельствах. Правда, мы с ним ни разу не сходились друг против друга, но уверен, поблажек я бы не дождался. С другой стороны, зачем Боргу понадобилось подыгрывать?

Есть одно предположение. Правда, что-то оно мне не нравится.

— Он настолько слаб в бою?

Дия фыркнула, но на этот раз не стала встревать со своим мнением, а выразительно посмотрела на верзилу.

— Нет, он вовсе не слаб, — признал Борг.

— Зачем же тогда...

— Затем, что мы честные и благородные!

— В тот день были не лучшие условия. Даже жребий оказался против нас.