— Пошли в префектуру, — сказал Илану. — Расскажешь все с начала, под протокол.
Илан пожал плечами.
Инспектор Аранзар нагнал их на выходе из Старого квартала, у поворота к пожарной части.
— Мать из меня теперь душу вынет, — обернулся к нему Джениш. — Ненавижу, когда в дело с тяжкой уголовщиной замешаны старые знакомые. Не живется, сука, спокойно старику...
Илан понял, что не он один такой, за кем по Арденне гоняются призраки прошлого.
* * *
Список команды, равно как и список пассажиров последнего корабля у Аранзара был припрятан. С чего бы, непонятно. Но — написанный тем самым крупным круглым писарским почерком, что и в карантине. Старший инспектор озаботился, чтобы ему сделали копию. Возможно, после того, как Илан ходил в порт читать этот список.
Инспектор Аранзар достал листы из тонкой картонной папочки, взял линейку и стал двигать ее по строчкам. Прошел оба листа сверху донизу, внимательно. Потом проверил пассажиров. Один раз, потом еще раз. В конце щелкнул линейкой по бумаге:
— Его нет ни там, ни там.
— А он там был, — сказал Илан. — Нет, я не ошибаюсь. Я видел все то же самое, что и в госпитале. Тот же характер, то же оружие, то же время ранения. Вам нужно найти врача, который оперировал его до меня. Возможно, тот знает больше, чем я.
— Давай, мы сами будем решать, что нам делать прежде, а что потом, — предложил Джениш. — Сначала нам нужно в порт и расспросить корабельных. Ты пока свободен. Будет нужно — мы или придем, или позовем к себе. Благодарим за содействие.
Я не вмешиваюсь, сказал себе Илан, вынужденно соглашаясь с Дженишем. У меня другая работа.
По пути в госпиталь он завернул в книжную лавку, приобрел потрепанный учебник грамматики для Мыши и немного линованной бумаги — учиться скорописи строчными буквами.
К госпиталю он, в итоге, подошел не с парадного входа, а со стороны больших ворот, ведущих в центральный двор. И ни домой, ни в свой корпус не направился. Решил продолжить книжную тему и заглянуть на склады, куда свезли тюки с ходжерского парусника. Самые мокрые и пострадавшие были распороты, а книги из них развешены для просушки, словно белье, на натянутых поперек помещения веревках. Илан прошел десять шагов вдоль одной цепочки книг.
"Пропедевтика внутренних болезней", один экземпляр, два, три, четыре... Не рукопись, не постраничный гравюрный оттиск с материка. Современный ходжерский наборный шрифт. Издание прошлого года, Ишуллан. "Военно-походная хирургия на суше и на море", Ишуллан, этот год. "Словарь-справочник фельдшера", этот год. Тут все понятно. Это точно для госпиталя. Хотя, по-хорошему говоря, это все учебники для начальных курсов медакадемии. Зачем они, если по умолчанию на работу принимаются уже ученые? Непонятно, но пусть будут. Освежить знания никогда не повредит.
Илан перешел к другой веревке, повернул переплет к рассеянному свету, падающему сквозь оставленную не до конца прикрытой створку ворот. Ого. "Машины для горно-строительных работ". "Подземные горные работы". "Подземная гидравлика". "Геология рудных месторождений", "Горное дело"... Ишуллан, Ишуллан, Ишуллан. А это учебники или как?.. Прошлый год, этот год. Все новое, свежее, в хороших переплетах, хоть и подмокших. Но ничего. Это не рукописи, тут чернила от воды не расплываются. Подсохнут и будут годны к своему горному делу.
Тот парусник, на котором отправился в путь Илан, на Ишуллан не заходил. А этот, горевший, похоже, основную часть груза и пассажиров забрал именно с Ишуллана. Не в том ли причина нападения? На кого тогда покушались? Кого искали среди пассажиров, отбирая и проверяя их по списку?..
В последние несколько дней Илан слишком часто стал слышать и читать про собственный остров таргского государя. Начиналось на Ишуллане все со стекольного и химического производств. Тесно стало? Перемещаются в Арденну? Или еще дальше, в юго-восточные отроги Двуглавого Хиракона, где и сейчас ведется добыча ртути, серебра, свинца и хвост знает чего еще? Вопросы, вопросы и вопросы.
А если соединить медицинские книги с книгами по горному искусству, то что получится? К чему мы готовимся с таким набором учебных пособий?..
Однако стоило Илану сделать несколько шагов в сторону свинцовых ящиков, на солнечную полосу между воротин упала тень.
— Доктор Илан, позвольте вас предупредить, — прозвучал голос интенданта. — Страховая контора продлила договор на доставку вон тех жестянок до места назначения. Этот груз нам запрещено трогать.
— Книги здесь наши? — спросил Илан.
— По большей части, да.
— Почему не все распакованы? Ждете, пока сгниют?
— Не было приказа, доктор Наджед занят...
— Считайте, что получили его от меня. И я жду компоненты и реактивы для лаборатории. Позаботьтесь, чтобы их хотя бы отобрали в сторону от застрахованного груза. Я не собираюсь копаться в чужом имуществе, отдайте мне то, что заказано для меня.
Интендант наклонил голову в знак согласия и подчинения.
* * *
— В город! — пискнула плясавшая в ожидании Мышь и протянула Илану теплую от бикса сумку.
— Куда именно в город? — спросил Илан, так и не переступив порога своего кабинета.
— В адмиралтейство!
Илан сунул Мыши грамматику и взвесил сумку в руке.
— Что ты туда сложила?
— Обычную коробку. Первая помощь, аптека, перевязка.
— Рот открывать тебе кто разрешил?
Мышь уставилась на Илана сердито. Но рот закрыла и даже губы поджала.
— Ладно, — сказал он. — Прежде, чем обратиться, не забывай спросить разрешения. Я, может быть, прощу, а нарвешься со своей дурной привычкой на доктора Наджеда — не тебе, мне за тебя по шее наваляют.
— Извините, — потупилась Мышь. — Там просили поторопиться.
По дороге Илан ругался про себя последними мышиными словами. Адмиралтейству надо было забрать ишулланского мастера к себе, чтобы тратить потом время на дорогу, отнимая его у других пациентов, туда-сюда мотаться все тем же доктором Иланом, но не оставить нуждающегося во врачебном уходе человека в госпитале, где за ним был бы круглосуточный присмотр. Рациональности шиш. Зато секретность соблюдена. Спасибо, что прислали из адмиралтейства экипаж. Мышь никогда не ездила в губернаторской карете, восторгу ее не было предела. Когда думала, что Илан на нее не смотрит, Мышь даже послюнявила палец и потерла им золоченый гвоздик, крепивший к сиденью зеленый бархат обивки. Видимо, хотела выяснить, краска это или настоящее золото. Когда прибыли на место, Илан спрыгнул с подножки первый и подал Мыши руку, чтобы та от изумления не выпала с медицинской сумкой в грязь, стекшуюся в порт из верхнего и среднего города. Со стороны, наверное, это выглядело странно. Зато Мышь вышла, как царица. Почти не вертя головой. К несчастью, быстро опомнилась, снова стала Мышью из нижнего города, для которой адмиралтейство — дикий новый мир, и Илан чуть не потерял ее в толпе на первой же галерее, потому что она зевала по сторонам.
— Ты не гляди, что я с тобой только что обошелся, как принцессой, — предупредил ее Илан. — Я и подзатыльник на виду у высшего общества любой принцессе влепить не постесняюсь.
Илан понял правильно, к кому его позвали. Рана у стекольного мастера заживала хорошо, зато сердце вдруг напомнило о возрасте. Видимо, с ним поговорили не те люди, не о том и не в то время, потому что, вдобавок к прыгающему сердечному ритму, разговорчивость у него на этот раз как молотком отбило. Илан осмотрел шов, сменил повязку, расспросил про жалобы, долго слушал сердце и велел не волноваться. Мастер посмотрел на него так, словно молодой доктор совсем не понимает, о чем говорит.
Илан оставил свое лекарство, написал состав нужных капель для аптекаря и мог бы быть свободен, если бы к нему, едва он покинул отведенную мастеру комнату на втором этаже, не прицепились служащие с личными вопросами. Адмиралтейство оказалось местом, в медицинском отношении запущенным, Илан, на которого со всех сторон посыпались варикозы, невралгии, расстройства пищеварения, кожная сыпь и даже малярийный приступ, на просьбы посмотреть и посоветовать в конце концов потребовал не хватать его за руки в коридоре, а выделить какое-нибудь помещение, чтоб любоваться у всех желающих на все их интересные места не в толчее и по очереди.
Ему предложили свободный кабинет в начале идущей к морю галереи, он отправил Мышь читать грамматику в угол и открыл прием, застряв на всю вторую дневную стражу и часть вечерней, временами с тоской вспоминая, что в госпитале его еще ждут чахоточные. Одно было хорошо — доктор Наджед наверняка знал, как оно бывает в адмиралтействе, поэтому ничего не скажет про отсутствие на месте в дежурное время.
За остекленными окнами адмиралтейства солнце быстро тонуло в залегших на горизонте пуховых тучах. Взбитых и пышных, как добрая перина. Ближе к вечеру поднялся порывистый ветер и стал гнать с залива неровную волну, ложившуюся наискось к берегу. Где-то за волноломами и пирсом взлетала вверх пена. Море злилось, но перепрыгнуть препятствие не могло. Пока не могло. После солнечного, почти теплого дня на Арденну снова шла непогода.
Из болтовни пациентов Илан уже знал некоторые подробности функционирования административного центра города, посвященного морю, флоту и порту. Генерал-губернатор из адмиралтейства уехал, еще четверо суток назад отправился с инспекцией на военную верфь у границы пустыни и засел там, как рак на мели. По слухам, там про... теряли большие деньги, следовало разобраться, как и кто. Второго после него лица, бывшего префекта Арденны, Мема Имирина, секретарем которого успел потрудиться сам Илан, тем более в городе не было. После того, как он занял пиратский остров Тобо, дела почти год не отпускали его на арданский берег. Третьего по значимости человека, государственного советника Намура, вообще вызвали в Тарген. Он уехал три месяца назад по суше, а это долго само по себе и надолго, в принципе. Как сейчас управлялось адмиралтейство и кто принимал решения, например, о том, чтобы забрать ишулланского мастера из госпиталя, никто особо не вникал и Илану пояснить не мог. Это не лежало на поверхности, а глубже копать Илан не считал возможным. И не его дело, и любопытство грех, и в префектуре опять спросят — зачем суешь нос? Хватит того, что там, похоже, решили, будто Илан вернулся в Арденну не лечить людей, а возрождать семейные ценности и занять арданский трон. Бред полнейший. Но очень для Илана болезненный и неприятный.
Когда совсем стемнело и по верхнему этажу адмиралтейства был дан сигнал гасить лишние огни, Илан стал собираться в обратный путь. Сложил в сумку нерозданные остатки лекарств, завернул в чехол инструменты, собрал письменные принадлежности. Мышь, бесполезная ему на приеме, полстражи как заснула в своем углу над развернутой грамматикой. Он только собрался ее будить, как без скрипа и стука приоткрылась резная дубовая дверца, и в секретарской приемной, отведенной Илану, возник инспектор Аранзар в своем черном, как беспросветная глубина Грязных пещер, плаще. В руке он держал масляный фонарь.
— Это хорошо, что ты здесь, — кивнул он Илану.
— Да? — удивился Илан. — А я, было, засомневался.
— Послушай, — зыркнул на него хитрым глазом ходжерец, — мы с тобой не родственники?
— Не знаю, — покачал Илан головой. — Давайте, вы в префектуре запомните некоторые факты моей биографии, чтобы не приставать ко мне каждый раз, когда я от всех вас устал до чертиков. Я не знаю, сколько мне лет, я не знаю, кто мой родственник, кроме госпожи Гедоры. И я не знаю, что я забыл в префектуре, и что префектура забыла узнать обо мне, но думает, будто я об этом должен сам прийти и доложить, или же мне жизни не дадут. Я хочу вернуться в госпиталь, я за сегодня ничего еще не ел. Можно?
— Можно, — посторонился инспектор Аранзар и поднял повыше фонарь, потому что Илан пальцами погасил на столе лампу. — Я понял, что они тебя достали. Но я больше по делам адмиралтейства, чем по их части. Поэтому я знаю, сколько тебе лет, знаю, кто твои родственники, и знаю, что от тебя нужно префектуре. И мне на все это ровным слоем положить. Я хотел поговорить про другое.
— Я глубоко заинтригован, — мрачно отозвался Илан, толкая спящую Мышь. — Вставай, ученик палача. Пора домой!
— Домой? — спросонья подскочила Мышь. — Не хочу!
Илан сдернул ей на нос капюшон пелерины, чтобы она проснулась еще раз, в адмиралтействе, а не не в нижнем городе.
— Да подожди ты! — Аранзар снова встал к двери, загораживая выход. — Сначала ты ходишь в порт и проверяешь списки пассажиров, потом к тебе будто бы случайно обращается человек, который несколько лет в розыске за побег из-под стражи, — ерунда, потому что обвинение за тяжкие телесные с него снято, но за побег — пока нет. И нужен он всего лишь, чтоб дело закрыть, формальность, а он к нам не идет, зачем-то прячется. Потом оказывается убит его племянник, которого ты лечил, и все это связано с нападением на ходжерский корабль...
— Все еще сложнее, — сказал Илан. — Я мог бы сам оказаться на том корабле, если бы не поссорился с невестой и не сбежал с Ходжера раньше.
— Ты работал с Джатой и прежним префектом. Значит, наверняка думал обо всем этом. Что-нибудь надумал?
Илан помолчал, поглядывая то на Мышь, то на ходжерца.
— Сижу я, значит, у вас на допросе, — сказал он, — размышляю, стоит ли мне вмешиваться не в свое дело, или лучше тихо отсидеться за стенами госпиталя. И только я надумал, по совету Джениша, что вмешиваться не стоит, как приходишь ты и говоришь: привет, родственник, пойдем с нами и давай вспомним старое. Знаешь, я чувствую себя очень, очень странно.
— А что такого?
— Стоит мне влезть во все это, вы же меня и подставите.
— Не веришь мне, ну и ладно. Все царские семьи островов и побережья в родственных связях между собой. Я тебе не враг. Я понимаю тебя куда лучше, чем Джениш...
— Кому и когда это мешало втоптать в грязь или перерезать горло... Мое появление в Арденне — вызов. Мне стоило остаться на островах. Тем более, там у меня есть родственники. А здесь только мы с матерью, и вот, еще ты, похоже...
— Я к тебе пришел, — сказал Аранзар, — не потому, что я представляю для тебя опасность, а чтобы уберечь тебя от опасности. Тот корабль... Он должен был исчезнуть. С зажигательной смесью, которой пользуются в море, чтобы не оставлять следов, обычно справиться невозможно. Но то ли шторм помешал, то ли команда боролась особенно отчаянно, то ли наняты были не самые опытные в пиратском деле сорвиголовы — исполнили только часть задания, оставили на плаву корыто, полное свидетелей. Не налили зажигалку в трюм, как положено, пустили ее по парусам. Почему?
Илан молчал. На свинцовых ящиках были надписи и печати на ходжерском: "Огнеопасно. Взрывоопасно. Держать вдали от огня".
Нет, корабль подожгли не по правилам не оттого, что мало понимали в пиратском деле и не знали об опасном грузе. Наоборот. Потому, что понимали и знали более, чем достаточно. Сделали так, чтобы успеть отойти на безопасное расстояние. Чтобы ящики, предназначенные для горных работ, не взорвались раньше времени, пока не расцеплены абордажные крючья и не подняты паруса.
