Волчий берег

И поэтому сидела я в магазине, вздыхая и прикидывая, во сколько начнутся праздничные огни и танцы.

Тут дверь отворилась, вошли две женщины, а сразу за ними несколько молодых парней. И Огний среди них. Сегодня он был краше вдвойне — новая белая рубаха на широких плечах как влитая, кепка с красным цветком на волосы аккуратно уложена, соломенные кудри — волосок к волоску, лицо румяное да здоровое, а на новом поясе красивая вышивка алыми нитями. Точно не мамина, у матерей дел больно много по хозяйству, чтобы так тонко вышивать. Невеста, поди, старалась.

Пожалеть что ли её, глупую?

На меня Огний даже не глянул. Он и его товарищи обсуждали праздник и танцы, пока один складывал в корзину сахар и чай. Женщины быстро купили два пакета конфет и ушли, а ватага парней подошла ко мне, со смехом водрузив на прилавок покупки.

— Там только и осталось, что кости. Подчистую сожрал, — ржал высокий рыжий парень. — В следующий раз, говорит, вари мне двух курей и репы побольше.

— Он и полсвиньи сожрет, не поморщится!

— Да, едок каких поискать.

Огний опёрся на прилавок так близко, что чуть не задел меня плечом, и улыбался своим дружкам.

— Считай быстрей, красавицы, спешим! — Обратился ко мне тот, что покупки делал. Тут и Огний изволил на меня искоса поглядеть.

— Ну всё, теперь быстро несём и у зеленых окон собираемся! Девчонки ждут. Занесёшь домой, на пороге оставь корзину. — Галдели парни наперебой, а Огний всё поглядывал с довольным кошачьим прищуром.

Расплатившись, они всей гурьбой тут же выскочили на улицу, Огний мне так ничего и не сказал. Ни день добрый, ни как поживаешь.

Я глубоко вздохнула, сама толком не понимая, радует меня это или злит.

Дёрнулась на скрип. Из ведущей в дом двери на меня внимательно смотрел Гордей. И молчал. И всё бы ничего, но он был неподвижен, а глаза словно тёмная вода под луной мерцают и переливаются, и от этого становилось жутковато. Так, должно быть, ждёт в засаде свою добычу зверь.

Ну уж нет, бояться я никого не собираюсь! И что, кстати, теперь со мной никто здороваться не будет? Я нервно отвела глаза, пересчитывая полученные монеты и ссыпая их в коробку.

— Привет, — наконец, поздоровался он.

— Привет.

Гордей подошёл. Только опять как-то странно себя вёл, смотрел так пристально, будто в чём-то нехорошем подозревал. Или беззвучно о чём-то спрашивал.

— Ты хочешь что-то купить? — Не выдержала я. Наверное, всё-таки обидно, что Огний даже не поздоровался. А ещё на сеновал звал...

— Кто это такие были?

— А?

Он, не отводя хмурого взгляда, кивнул в сторону улицы.

— А, эти... Местные, за товаром заходили.

Я закрыла коробку, поставила на место, потом пару раз поправила, чтобы стояла ровно. Потом смотрю — он так зубы сжал, что кожа побелела.

— Ты чего?

— Ничего. Гуляешь что ли с ними?

Я чуть не взорвалась. Как он мог такое подумать?

— А тебе чего? Какое твоё дело?

Он так долго молчал, что я решила, уже не ответит. За это время в голове пролетело тысячи словосочетаний, как поядовитей сказать, что на праздник я с ним не пойду! Иш ты, знакомы без году неделя, а он уже ведёт себя, словно меня с потрохами купил!

— Ничего.

Гордей на секунду прикрыл глаза — и тут же сверкнул на меня задорным взглядом.

— Так что, Жгучка, когда веселиться отправляемся? Сколько вам с сестрой нужно времени, чтобы собраться?

— У нас ещё работа! — Из упрямства ответила я. Чтоб не думал, будто я возьму и по первому зову с ним куда-то побегу. Иж повадились!

— Просто скажи, во сколько нам спуститься.

— Ну а если долго, чего, ждать будете? Идите пока сами, там и встретимся позже.

— Не пойдёт. — Коротко и невозмутимо качнул он головой. — Пойдём вместе.

— Нас ещё два часа ждать.

— Ладно. — Он замешкался. — Может, помочь?

— Чем? Посуду будешь мыть или сахар в мешках взвешивать?

Его брови полезли вверх, но он, надо признать, не отступил.

— Я посуду мыл только в походе в реке, если честно. А про взвешивание вообще ничего не знаю. Но готов попробовать!

И улыбнулся с азартом, будто на самом деле обдумывал, как и что станет делать.

— Да ладно! — Невесть отчего на моих губах появилась улыбка. — Не нужно. Хозяйка увидит, заругает. Давай через два часа во дворе?

— Хорошо.

Малинку я обрадовала сразу же и мы, меняясь в магазине, собрались по очереди, часу не прошло. Надели наши платья цветочные, я заплела сестре красивую косу и закрепила кольцом вокруг головы, она мне похожую, только узлом на затылке. Две заколки из блестящего серебра, единственные, которые взяли из дому, поделили поровну — одну ей, одну мне. Потом Малинка хотела сбегать помаду одолжить на кухне, но я отказалась. Как-то чересчур, алыми губами светить пред всем честным народом.

Потом пришлось сидеть и просто ждать. Сахар и чай мы развесили на порции быстро. Покупателей не было, скукота, Малинка то и дело вздыхала.

— Чего ты такой поздний срок указала? Ещё ждать и ждать.

Спорить снова не хотелось, хотелось улыбаться.

— Случайно вышло.

— Случайно?

Сестра косилась на меня и фыркала. Потом облокотилась на прилавок, растянулась по нему, как разморённая жарой кошка.

— Он тебе нравится, да?

— Кто?

— Ну, Гордей.

— Не-а.

— Как не-а? Он тебя пригласил, а ты согласилась. Чего согласилась тогда?

На этот вопрос ответа не у меня не нашлось.

— Не знаю, — честно призналась я.

— Нравится он тебе, — захихикала Малинка. — Точно говорю.

Я показала ей язык, чтобы отстала. Не добившись от меня ничего больше, сестра замолчала.

Так, со скукой и нетерпением мы провели последний час в магазине и даже лишних несколько минут задержались — чтобы нас встречали, а не наоборот.

Наши провожатые поджидали на улице у выхода. Когда я заперла дверь и обернулась, Малинка уже стояла возле Всеволода, радостно заглядывая тому в лицо. Всеволод, кажется, хмурился.

Потом я поняла, что Гордей подошёл почти вплотную и вздрогнула, потом сама на себя рассердилась за это.

— Я рад, что вы не опаздываете. — Сказал Гордей, оглядывая меня и довольно улыбаясь. — Готовы?

— Я вперёд пойду, — окинув нас всех отеческим взглядом, заявил Ярый и пошёл по дороге, вертя головой по сторонам. — Ох, мне эти праздники деревенские! На первый взгляд все такие правильные да спокойные, а как время за полночь, да все бочки хмельные пусты, так за каждым кустом только и видишь, что...

— Кхе, кхе. — Громко откашлялся Всеволод.

Ярый глубоко и печально вздохнул:

— Я и говорю — скукота.

До городской круглой площади идти было недалеко, а сразу за ней — берег, где вечером станут жечь костры и запускать колдовские огни. Я старалась смотреть под ноги, а не на Гордея, который шёл рядом. Рубашка на нём была не такая белая, как у Огния, пояс из тех же ремешков кожаных, зато жилет праздничный — с витым узором из кожаных шнурков. Будь такая у любого парня из деревенских, они его не снимали бы никогда — видна работа мастера, такого же редкого, как мастерица лент, в которые мы с сестрой с первого взгляда влюблены. Об этих лентах забыть не можем. А Гордей будто только вспомнил о жилете своём. На Яром похожая, а Всеволод никак к празднику не готовился, разве что причесался. В общем, собирались на праздник они тяп-ляп, не то что мы — лучшие платья надели да причёски какие смогли красивые сделали.

Я подумала, что было бы смешно наоборот — мы с Малинкой натянули бы, что из сундука выудили на скорую руку, а они бы целый день готовились — и одежду до пылинки вычистили, и у цирюльника побывали, и розовой водой вымылись. Не удивлюсь, если Огний так и сделал.

Смешно стало от этой мысли, жуть.

Малинка и Всеволод шли позади нас и молчали. Но казалось со спины, что одно молчание надутое, это явно сестрица, а второе упрямое, тут тоже гадать нечего.

Ярый пару раз оглянулся на нас, потом покачал головой и заговорил:

— Да... В такой тишине только на похороны ходить. Может, кто-нибудь спросит девчонок, откуда они? Почему одни живут, в услужение почему пошли? Родные их где?

— И правда. — Оживился Гордей. — Откуда вы? Где родились и выросли?

Конечно, такие расспросы считаются обычными, о себе все любят поговорить, но не в нашем случае. Я оглянулась на Малинку, делая страшные глаза, чтобы не вздумала рта открывать! А то выболтает сейчас Всеволоду что надо и что не надо!

— Жгучка? — Не услышав ответа, переспросил Гордей. — Откуда вы?

Это всё Малинка виновата, что теперь меня так каждый встречный кличет!

— Ожега меня звать! Ожега!

— А мне Жгучка больше нравится. — Дразнился Гордей. — Тебе больше подходит.

— Точно. — Фыркнул Ярый. — Так откуда вы?

— А вы?

— Мы из города Гнеш, — говорит Всеволод. — Слышали о таком?

— Нет. Все оттуда?

— Ну да, мы с Ярым там родились, Всеволод в другом месте — Болотницы называется. Мы много лет друг друга знаем.

— Откуда?

— Обучались вместе.

— Чему?

— Это допрос? — Радостно влазит в нашу со Всеволодом беседу Ярый.

— Да!

— Жгучка, да хватит уже, — тихо тянет за спиной Малинка. — Чего они такого спросили?

В общем-то ничего, конечно. Гордей поворачивается ко мне, задумчиво смотрит.

— Люди, когда боятся, часто кричат и ругаются. Это потому, что они не знают, как ещё поступить.

Я так и вылупилась на него.

— Ты что, серьёзно?

— Нет, конечно.

Мы смотрим друг другу в глаза. Даже не знаю, когда мы перестали идти и остановились, и описать не могу, как завораживающе светились его зрачки... этот лунный блеск с частицами золота... только крики нас прервали — где-то на ярмарке торговка ругалась с покупателем.

А, наваждение глупое... пройдёт!

Вскоре вдоль длинных крепких прилавков идём и мы. Чего у торговцев только нет! И игрушки, и расписная посуда, и шкатулки из цветного камня. Женские настои для волос и для тела, и помада. И ленты впереди виднеются, та самая мастерица, которую мы с Малинкой боготворим, разложила их на столе, а вокруг полно народу. Хорошо берут, но лент меньше не становится — мастерица, словно колдунья вытаскивает из сумки новые и раскладывает, расправляет на опустевших местах.

Я отворачиваюсь, Малинка вслед за мной.

— Давайте мы вам что-нибудь на память купим. — Вдруг говорит Гордей. — Нам будет приятно вас порадовать.

— Нет! — В один голос заявляем мы.

Не сомневаюсь, что они купят, не похоже, что в деньгах нуждаются. Наш постоялый двор не из дешёвых. Но нет, это будет неправильно, даже Малинка знает, при всём своём желании получить ленту молчит.

Мы проходим через торговые ряды к берегу, где прилавки с едой и музыка.

— Ну, от угощения хоть отказываться не станете? — Спрашивает Всеволод.

— Наверное, — Малинка с сомнением смотрит на меня, будто ждёт подсказку, — ...нет?

— От угощения не откажемся, — говорю я. Что в угощении такого страшного? — Только если это не спиртное.

— Нет, какое спиртное! — Кривятся они. — Сладости больше подойдут. Какие угощения у местных? Самые вкусные где?

Гордей вдруг берёт меня за руку и ведёт к ближнему прилавку с фигурными пряниками — медовыми и из ягодной муки. Приходится чуть ли не бежать, чтобы за ним успеть.

— Ух ты. — У прилавка он удивлённо качает головой, разглядывая тёмные пряничные фигурки, разукрашенные цветной глазурью — белой и ярко-жёлтой. — Красиво.

— Да. Жаль только не из мяса.

Над моим плечом просовывается голова Ярого, который поводит носом и недовольно морщится. Он отодвигается, его место занимает Малинка, а за ней Всеволод, который закрывает сестру своей широкой спиной и не даёт толпе толкаться.

— Выбирайте быстрее и нам что-нибудь посоветуйте, а то с ног скоро собьют. — Смеётся Гордей. Его тоже толкают, но он не толкается в ответ, терпит, а так скоро и правда с места снесут.

Ну, я ещё с детства одно и то же люблю, как и Малинка.

— Мне этот, в виде солнца, сестре этого, в виде зайца, а вы попробуйте круглые красные — они с перцем делаются на меду. Мужчинам нравятся.

— С перцем? — Над плечом снова высовывается голова Ярого — и откуда взялась? — С перцем мне тоже купи попробовать.

Покупает это всё Всеволод, продавец складывает пряники на маленький поднос из бересты и протягивает Малинке. Гордей держит меня за руку и отпускать не собирается. Я тихонько тяну её, так, чтобы никто не заметил, но он только крепче сжимает. Только когда мы выбираемся из толпы и начинаем разбирать пряники, отпускает.

— Идите на берег, я квасу принесу. — Ярый тут же исчезает, а мы идём к реке. На берегу чудо как хорошо! Духоты нет, народу меньше, ветерок дует.

Выбрав травку погуще, мы садимся и пробуем пряники. Особенно приятно посмотреть на лица Всеволода и Гордея, когда они кусают свои пряники первый раз. У них лица так забавно вытягиваются! Я знаю, первое, чего хочется, когда перчёный пряник пробуешь — немедленно его выплюнуть, но если сдержаться, то потом вкусно становиться. Правда, горит всё огнём, но приятным — сладким и терпким.

Гордей начинает жевать. Всеволод за ним.

— А ничего, — признаётся Гордей, разглядывая свой пряник совсем другими глазами. — Даже не ожидал.

— И правда, вкусно.

Когда возвращается Ярый, за квасом тянуться все сразу — мы от сладости, они от жгучести.

Потом Ярый с довольным видом ложиться на спину и закрывает глаза. Малинка пододвигается к Всеволоду, тот смотрит вперёд, на реку, будто не замечает.

— Жгучка. — Гордей тут как тут, глядит, как я верчу недоеденный пряник в руках. Растягивается рядом в траве на боку, подпирая голову рукой. — Расскажи что-нибудь о себе. То, что сама хочешь.

Всего и остается, что вздыхать. Рассказывать по большому счёту нечего.

— Ладно. Сам спрошу. К примеру, ты на кого похожа — на папу или на маму?

— Не знаю... На маму немножко, а отца я ни разу не видела.

Он молчит. Я чуть было не открываю рот, чтобы спросить, на кого похож он, но кажется, это глупо.

Тут Ярый натурально захрапел, Гордей, не глядя, толкнул друга ногой в бок — тот перевернулся на живот и затих.

— Почему он дома не остался, если так устал?

— Кто его знает! Чего о нём говорить, пусть спит. Лучше скажи, тебе здесь нравится? В Вишнянках?

Я оглядываюсь.

— Да. Народу бы ещё поменьше.

— Ты хочешь жить в таком месте?

— Не знаю, не думала.

— А путешествовать не хочешь? Поехать в другие земли, посмотреть другие места.

— Нет. Или не знаю... Не думала!

— Вишнянки хороший город, лес и река хороши, но есть места лучше, — с усмешкой говорит он.

— Может, и есть. А может, нет!

— Тогда нужно посмотреть и самой убедиться.

— Нужно будет или нет, сама решу!

Не знаю, до чего бы мы договорили, но тут вскочил Всеволод и как-то нервно сказал:

— Пойду ещё чего-нибудь куплю, тут ждите.

Малинка вздохнула и перебралась ближе к нам. Жутко хотелось её спросить, что такого она натворила, раз Всеволод бежит, словно за ним по пятам волки гонятся, но пришлось молчать.