Волчий берег

— Не знаю.

Вокруг так темно, что только огоньки в окнах домов видать. Всеволод уже не с нами. Он постоянно смотрит на север, в сторону, куда ведёт дорога и чуть ли не переминается с ноги на ногу.

— Деньги есть? — Спрашивает рассеяно, но свысока, с покровительством. Пока шли, удалось выяснить, что он не такой уж и взрослый — двадцать шесть лет. А с бородой и взглядом этим высокомудрым при знакомстве на все сорок тянул. И молчанием своим. Отчего, интересно?

— Он, наверное, несчастный. — Шептала мне ночью Малинка, когда в дороге приходило время ночевать, мы ложились спать и обсуждали перед сном Всеволода, пока тот уходил в лес по своим делам. — Одинокий.

— Ага.

— Чего ты хмыкаешь? Почему ты вечно хмыкаешь и смеёшься?

— Я не смеюсь.

— Смотри! — грозила сестрица. — Однажды обижусь на тебя и больше не прощу.

Звучало жутко, я чуть ли не вздрогнула, но признаваться не собиралась.

— Больно надо мне над тобой смеяться! И вообще, отстань.

Я отвернулась, смотря, как по кустам пляшут отблески костра, а дальше сгущается мягкая темень.

— У, Жгучка! Правильно мама говорила — ты как крапива! Тронешь тебя и обожжешься! Мама говорила, что правильное имя тебе дала, как чувствовала!

— Отстань, сказала!

— Бе-бе-бе.

Малинка надулась и тоже отвернулась, прижавшись спиной к моей спине.

С той поры мы помирились, конечно. Проводники приходят и уходят — а сестра всегда остаётся сестрой. Вот только сейчас, когда время расставаться пришло, она словно цветок поникший. Ищет взгляда Всеволода, я сама бы на его месте не выдержала, хоть улыбнулась бы! — а он как истукан каменный, ничего не замечает.

— Деньги есть, спасибо, что проводил. — Благодарю я. И правда, не знаю, сколько бы мы без его помощи по лесу шатались, пока к людям бы вышли. А Всеволод словно по прямой линии шёл, даже головой не вертел, дорогу выбирая. Как будто дорога сама под ноги ложится.

Может, это его путь? Его нить?

— Ну, бывайте.

Всеволод кивает, а сам уже жадно щупает глазами дорогу. Похоже, куда-то сильно спешит.

Развернувшись, он так быстро пропал в темноте, что Малинка ахнула. И конечно, сразу носом давай хлюпать! Ну всё, будет рыдать полночи. И хотя я стою с недовольным видом, это просто личина такая — сестру жаль. Сердце скачет, но я сжимаю губы, будто ничего не случилось. Я помню, какого это, узнать, что Василь после первого же отказа отчима про меня забыл да на другой женился. Малинке сейчас несладко — Всеволод пропал, так и не поняв, что ей нравился. А может, и понял, да решил внимания на девчонку не обращать. Может, и спасибо ему за это сказать нужно, ведь сколько таких, что воспользовались бы оказией, задурили голову, а потом пропали бы и хоть трава не расти? Да ещё когда дело сирот касается, о чём дед Ших Всеволоду рассказал.

Так что с другой стороны, не тронул, хотя мог. Не играл, с девичьими нежными чувствами не забавлялся. Может, и надо спасибо сказать. Только вот когда это разум помогал в лечении душевной боли?

— Он ушёл. — Шепчет Малинка.

— Да. Мне жаль.

— Почему он даже со мной не попрощался?

— Он сказал: 'Ну, бывайте'. Это обеих касалось.

Спорить сестра не хочет, склоняет голову.

Приходиться снова действовать самой. Снимать комнату, просить горячую воду, уговаривать Малинку искупаться и поесть. Между делом удалось выяснить, что на рассвете отсюда уходит обоз к Вишнянкам. Вишнянки — город на стороне людей, почти на границе с горными народами. Вишнянку я первым делом для жизни выбрала, много хорошего про неё слышала, но так вышло, что дорога наша шла ближе к Старым лесам и пришлось передумать. До Вишнянок от дома ни за что было ни добраться! А тут я в таверне на карту глянула и чуть не обомлела! Не могу понять, но мы оказались где-то очень далеко от места, где в лес входили. Тут пути пешком месяца два по прямой, а лесом ещё дольше. Не знаю, каким чудом мы тут оказались, не по воздуху же перенеслись?.. но об этом лучше подумать потом. Сейчас надо устроить свою жизнь и хотелось бы самим сделать выбор. Спасибо деду Шиху, денег как наберём, обязательно вернём долг, но оставаться в Осинах как-то неохота. Зачем знакомым деда такая обуза, за девчонок чужих отвечать? Решено! Едем в Вишнянки!

Малинка, к счастью, не стала спорить и причитать, что в Вишнянках её Всеволод ни за что не отыщет, а в Осинках отыщет. Наверное, поняла, что хотел бы — сразу бы о встрече сговорился, назвал бы способ, как с собой связаться можно. Но нет, он ни взглянул ни разу, слова не сказал, да сбежал, как только совесть позволила. Ждать нечего.

Ночь тяжёлой была. Малинка всхлипывала во сне, но я не только от этого просыпалась. Не знаю, отчего. Может, ту таверну грязную вспоминала, от беды в которой нас отсутствие денег спасло? Как я сразу на пороге не развернулась, увидав все эти сладко улыбающиеся лица? Как сразу не поняла, что в злачных местах помощи искать нечего? Но здесь другое дело, таверна приличная, бояться нечего. И страха нет... Жалко Малинку, но разбитое сердце назад не склеишь. Да и любовь ли это? Глядишь, повезёт, забудет, говорят же — с глаз долой, из сердца вон.

Потом глаза снова открылись в темноте. На улице давно тихо, на потолке отпечаток луны. Малинка уже крепко спит. На миг показалось, что кровать подо мною становится мягкой, расступается, словно вода. Но нет — показалось. Я напрягла спину и набитый матрас напомнил о себе колючими краями. Но заснуть не получалось ещё долго.

* * *

Во дворе дома много лошадей, привязанных прямо под открытым небом. Приехали!

Всеволод едва не споткнулся, спеша войти в дом, выстроенный в Осинах для совета. В коридоре его уже встречали, ярко горели лампы и пахло едой.

— Ну вот и ты!

Гордей крепко обнял друга, при своём относительно небольшом весе и внешней худобе умудрившись хрустнуть костями. Молодой княжич за последний месяц, что они не виделись, ничуть не изменился. Широкая улыбка, хитрые чёрные глаза, собранные в хвост волосы, из которого выбиваются пряди. Кожаная рубаха, протёртая у ворота и на рукавах.

— Дай и мне его пощупать. — Ярый, не дожидаясь очереди, полез вперёд. Он был выше, а в остальном мало чем отличался от молодого князя, многие даже считали их братьями.

— Ну давай и ты пощупай. — Всеволод отпустил Гордея и гостеприимно раскинул руки.

— Бородищу-то отрастил! — Недовольно сказал Ярый, обнимая друга и отворачивая лицо, потому что борода тыкала в щёки. — Завтра побрейся.

— Зачем? У мужика должна быть борода. Никто же не виноват, что у тебя ещё не растёт, потому что ты малолетний.

— Всё у него растёт. — Благодушно заметил Гордей. — Но ты уж и правда побрейся завтра, будь добр, как-никак за невестой моей скоро поедем, не хочу, чтобы девица испугалась.

— Невестой? — Всеволод нахмурился, опуская руки.

— Да. Совет считает, что породнившись с людским князем, мы сможем избежать войны. Внуки князя будут править Тамраком, так зачем проливать кровь, пытаясь его захватить? А лесной народ побоится с нами связываться, вдруг люди на нашу сторону встанут? Такой план.

— Гордей, у тебя может не быть детей с человеком. И даже весенний отбор... ты ещё ни разу не участвовал. И вообще...

— Он всё знает, — огрызнулся Ярый, скалясь. Крылья его носа дрожали. — Думаешь, он не слышал этого ото всех подряд каждую минуту с утра до ночи всё время, что ты отсутствовал?

Всеволод перевёл на вожака глаза и понял — его уже вывернули наизнанку, уже описали все последствия, уже источили и задёргали, насколько могли.

— Прости.

— Ничего. Не знаю, чего все паникуют. Что такого? Ну, женюсь чуть раньше, а с детьми что-нибудь придумаем.

Всеволод как впервые посмотрел на застывшую широкую улыбку друга и сказал:

— Да, конечно.

Но радость встречи уже почернела.

Советники все были с дороги. Последний зашёл, когда молодой княжич с друзьями только сели за большой круглый стол в довольно тестом полутёмном помещении.

— Ну всё, все в сборе. — Беляк, старый вояка, отметил присутствующих и тут же набросился на молодых.

— Всеволод, чего так долго? Я уже слышал, что там войска, сиди, рисуй схему. Ярый, какого беса ты опять драки затеваешь? Осточертело читать на тебя жалобы! У нас война на носу, а тут альфа как петух во дворе хвост пушит! Чтоб больше такого не было! Гордей... — Лицо Беляка смягчилось. — Я слышал о твоём решении насчёт свадьбы. Ты уверен?

— Да.

— Объясни.

— Я должен попытаться остановить войну. Так, как смогу. Это самый простой и бескровный способ.

Беляк понурился.

— Конечно, с одной стороны ты прав. Но всё же... Твоему вожачеству всего ничего, и двух месяцев не прошло. Давай подождём, ты как Вожак выйдешь на отбор и оставишь детей. С человеком у тебя их не будет. Потом женись, если надо.

— И толку? Великий князь отдаст дочь именно для того, чтобы его кровь, его внуки наследовали Тамрак. Другие дети — помеха. Не будет законных наследников... сам знаешь, что ждёт тогда моих незаконных. Люди непримиримы и жестоки.

— Мы сможем их защитить.

— Сможем, кто спорит. Но что это будет за жизнь?..

Советники разом загомонили. Возмущение, планы по сохранению крови вожака, крики о силе, которую нужно демонстрировать.

Гордей вдруг несильно хлопнул ладонью по поверхности стола, споры мгновенно прекратились.

— Я уже озвучил решение. Моё сердце свободно, никто не пострадает. И я устал слышать одно и то же. Давайте уже к делу. Брачная грамота, дары... каков ритуал? Что мы должны сделать?

— Грамоту писарь составит, — поднялся Буревой, который служил с Беляком. Всеволод огляделся, почему-то впервые подумав, что в совете состоят одни только бывшие вояки, кроме волхва, который сидел в углу и спал, прислонив голову к стене. — Подарки нужны, как соберёте, так и отправим.

— Нет. — Беляк тоже хлопнул по столу. — Не так.

— Так положено. — Спокойно возразил Буревой.

— Писарь составит грамоту и отдаст Гордею. Тот сам поедет за невестой. Сам представится, предстанет пред Великим князем и сам грамоту вручит.

— Зачем?

Беляк не отрывал от молодого княжича глаз.

— Поедешь сам, познакомишься с ней и решишь на месте. И не хмурься, в твоём слове никто не сомневается. Но мы с твоим отцом, в отличие от совета, считаем, что женитьба нашему делу мало чем поможет.

— Судя по историческим хроникам, это помогает. — Возразил Гордей, насколько мог, спокойно.

— Да. Но детей ведь у вас не будет.

— Может, будут. Чего думать раньше времени.

— Может, — покладисто кивнул Беляк. — Да только не твои! И ещё, ты забыл, Гордей, что не только дети наследуют землю, но и вдовы.

В комнате стало тихо. У Беляка вдруг дрогнули губы, но он с силой сжал их и неторопливо сел.

— Грамота будет готова к утру и ты повезёшь её лично. Я, как глава совета, решил.

Молодой княжич молча склонил голову.

— Всеволод, схема готова? — Беляк выхватил у того из рук бумагу. — Ага, вижу. Лагеря, стоянки... Следы дивов?

— Нет, не единого. Они и правда ушли. Совсем. Последний корабль больше года как уплыл на их тайные острова, ни одного дива на побережье не осталось.

— Надо думать. Раз Козлоногих увезли, считай, про дивов на самом деле можно забыть. Жаль, что они оказались такими неблагодарными скотами! Теперь, после их заявлений о дарении земли кому ни попадя, мало кто поверит, что это они с нами на одной земле жили, а не мы с ними. Что никакого права чужой землёй распоряжаться у них не было.

— Белоглазых нет и нечего больше их вспоминать. — Не выдержали члены совета. Дивов никто не любил. Когда зародилась жизнь, на Тамракских землях селились обе расы, но со временем дивы заняли край земли на границе с лесным народом и с людьми, создавая иллюзию, что их большинство. И уходя, дивы заявили, что именно соседям дарят эти земли, 'запамятовав' о коренных жителях. То, что на этих же землях издревле звериный народ живёт, который своё отдавать не собирается, никому не интересно. Звериный народ всегда мало у остальных котировался, потому как жил по своей совести, не считаясь с чужими законами. И теперь мог за это поплатиться.

Беляк посмотрел на молодого княжича.

— Можете идти, разбирайтесь с невестой, а мы делами займёмся. Глядишь и правда, чудо произойдёт, делёжка миром обойдётся.

Гордей кивком позвал друзей и вышел из дома. Остановился во дворе, закинул голову к тёмному небу. Всеволод тут же встал у него за спиной.

— Старые маразматики. — Выругался Ярый, останавливаясь рядом и тряся своими лохмами. Он не любил их в хвост собирать и стричь отказывался, так и ходил с метлой на голове.

— Не смей. — Негромко сказал Гордей.

— Чего не смей? Бьют по самому больному и не видят, как тебя корёжит? Хочешь сказать они не видят, что тебе сидеть и слушать с невозмутимым видом всё равно что в печи жариться? Будто кто в здравом уме подумает, что ничего не стоит жениться на незнакомой девке, которая всю жизнь будет нос задирать, потому как княжеских кровей, а тебя ставить ниже дворового пса, потому что ты самый натуральный зверь? По ихнему — собака, без рода без племени?

— Да замолчи ты! — Возмутился Всеволод. — Чего взбесился-то?

— Я не за себя взбесился, а за него! Он же не может.

— Ну всё, остынь. Это мой долг, — Гордей на секунду закрыл глаза и выдохнул. — Пойдёмте, погуляем лучше.

— Погуляем? — Скептически хмыкнул Ярый.

— Да. Просто по улицам пройдёмся. Молча. Ни к кому не цепляясь. Это ты сможешь?

— Веди.

В Осинах стояла ночь. Свет во многих окнах уже не горел, люди спали. По дороге и заросшей высокой травой обочине то и дело шныряли коты и припозднившиеся с прогулки куры. Долгое время слышался только шум шагов, да зудение комаров.

— Твоя невеста, какая она? — Нарушил молчание Всеволод. Наверняка, думал он, только я и не знаю. Ярый злится, значит, ничего хорошего, но хотелось бы услышать от Вожака.

— Обычная наследница. — Ответил тот. — Ей двадцать четыре года, по словам, внешне вполне приятная, немного полная разве что.

— Ага, и много истеричка. — Добавил Ярый, дёргая плечом.

Всеволод остановился:

— Она ещё и старше тебя на несколько лет? Отчего? Раньше, выходит, никому не нужна была, раз до сих пор в девках?

— Всеволод, чего ты добиваешься? — В голосе Гордея впервые за вечер прозвучала усталость. — И ты?

— Хватит гулять, — влез Ярый, сунув руки в карманы и сутулясь. — Забрели на окраину. В лес, что ли, тянет? Чего там делать? Лучше бы в кабак пошли. Есть тут? А, можешь не отвечать, откуда тут кабак? Куда ты нас хоть привёл, знаешь?

— Нет. — Гордей остановился, оглядываясь. — Я не знаю этих мест. Новые дома?

— А я узнаю. Я тут утром был. — Всеволод показал на двухэтажных толстобокий дом. — Это таверна.

— Чего ты тут делал?

— Девчонок привёл от Шуха. Тот в лесу нашёл двух сестёр, просил устроить. Говорит, по петле они прошли с людских земель.

— Чего? — Ярый сунулся вперёд. — Совсем свихнулся там в глуши волчара дряхлый? Умом тронулся? Девки по петле?