Война на личном фронте

— За это ты заплатишь! Страшно заплатишь, когда я подчиню тебя!

— О, какие далеко идущие планы! — от того, как это было сказано, у меня самой мурашки поползли по спине.

Глаза Кшати сузились, и тут рухнули последние барьеры, сдерживающие его силу. Меня будто бросили в пламя обжигающего, но холодного огня. И этот огонь бился о мою кожу, стараясь проникнуть внутрь, в самое сердце. Но мой ветер не пускал этот огонь. Не зная, сколько еще сможет длиться эта ментальная битва, я ринулась в атаку, а за мной как шлейф тянулся щит из ветра.

Прыжок. Я выпростала вперед руку. В этот раз мне удалось завершить начатое. Я вырвала сердце Кшати. Вырвала, как сорняк с грядки, и смотрела, как оно продолжает биться в моей руке. Такое горячее и влажное. Смотрела, не испытывая при этом ничего. Вот что было самым страшным!

Вампир лежал на спине, под ребрами у него зияла страшная дыра. Как ни странно, сами ребра остались целы, и из раны вырывались свистящие звуки. Но Кшати был жив. Черт побери, он все еще был жив!

Я держала его сердце в руках, а то место, где оно еще совсем недавно билось, восстанавливалось, заживало. Это казалось невероятным, но так оно и было. Внезапно Кшати распахнул глаза. Непонимание и изумление в них сплелись со страхом. Выплюнув изо рта сгусток крови, он спросил, с трудом выговаривая каждое слово:

— Что ты такое?

Ашана рассмеялась лязгающим смехом, потом проговорила:

— Я воин Сейши-Кодар. Воин куда более древний, чем ты сам. Даже смешно, что ты так старался проникнуть в эту часть моей души.

Снова смех. Потом пальцы сами сжались, и сердце лопнуло, как перезрелый помидор. Я, а может и не совсем я, с брезгливым отвращением отбросила его ошметки. Но рука осталась в крови. Не отрывая глаз от вампира, я вылизала ее. Потом я склонилась над ним.

Рана на груди Кшати уже стала вдвое меньше, заживление шло очень быстро. А сам он пристально следил за мной. Вампир протянул ко мне руку, и она дрожала. Проведя рукой мо моей щеке, шее, он проговорил:

— Как ты можешь меня убить? — их уголка рта снова показалась кровь. — Я же... я люблю тебя, Лео!

Казалось, он говорил это искренне, но вот на дне его глаз промелькнуло что-то... что-то, что заставило воина во мне просто-таки взвиться. Вампир успел лишь чуть сдавить мою гортань, как я полоснула силой по его горлу. Ветер обратился в острейший клинок, который отсек Кшати голову напрочь.

Смотря, как голова катится по полу, я успела подумать: "Ну, вот теперь все. Все кончено". И словно в подтверждение сказанного, тело вампира обратилось в прах, закруживший по залу.

Я попыталась встать... и не смогла. Мое тело, моя душа словно вбирала в себя всю ту силу, что была тут пущена в ход, будто измерительная рулетка скручивалась. Внезапно я почувствовала себя полностью раздавленной. Каждая клеточка моего организма наполнилась болью, и вместе с тем происходило медленное осознание того, что же я натворила.

Когда все это с трудом уместилось в моей голове, из меня вырвался дикий крик. То кричала сама моя душа. Кричала, пока не обессилила. Я словно впала в безумие, молотила руками об пол, пока не разбила их в кровь. Боль слегка отрезвила меня, но оказалось, что шла она не только от рук. Болело все, буквально все. Поломанные ребра, исцарапанные бока и ноги, глубокая рана, пересекающая позвоночник. Черт знает, какие еще у меня были травмы.

С трудом, спотыкаясь и стиснув зубы, чтобы вновь не завопить, я лишь с третьей попытки поднялась на ноги. Мой беснующийся дух попал в паутину апатии. Как далекий гул я слышала стаю, которая, казалось, пыталась дотянуться до меня своей силой. Но мне было все равно. Как сомнамбула брела я по залу. Остановившись возле забившийся в угол Ами, я глухо проговорила:

— Идем. Идем отсюда, — она вытаращилась на меня, но послушалась.

Да. Уйти. Уйти отсюда прочь. Чтобы никогда больше не видеть всего этого. Никогда! Эта мысль как единственный огонек удерживала меня на грани сознания, толкала вперед.

Не помню, как вышла на улицу. Просто внезапно надо мной оказалось хмурое ночное небо. Небо... Потом хлынул дождь... или он уже шел? Холодные капли обрушились на мое лицо, волосы, израненное тело. Мир будто исчез за этой мокрой безликой стеной дождя.

Где-то вдали маячил мой мотоцикл. А ведь я ставила его у самых дверей! Идти становилось все труднее. Тело ломило. Я пыталась найти ключи, и не могла. Может, они остались в том зале, вместе со штанинами брюк. Но я искала их с таким остервенением, будто жизнь от этого зависела. Потом я споткнулась и упала. Растянулась прямо на мокрой земле. Мир вокруг завертелся и исчез в темноте, сопровождаемый криком Ами, показавшимся почему-то очень далеким. Но мне было... все равно.

Глава 16.

Меня окружал свет, такой осязаемый, словно его можно потрогать. Не могу сказать, лежала я, стояла или что-то еще. А открывать глаза категорически не хотелось.

Но вот рядом появилось какое-то движение, и глубокий приятный голос сказал:

— Мне кажется, мы с вами стали встречаться слишком часто. Я всегда рад вас видеть, Лео, но не таким образом. Это слишком опасно.

Я медленно открыла глаза и тотчас увидела обращенное ко мне обеспокоенное лицо. Оно было мне знакомо. Открытое, в обрамлении длинных золотых локонов, оно принадлежало идеально сложенному, как греческий бог, мужчине в серо-синем костюме с золотым кантом. Причем пиджак более всего походил на китель. Выглядел мужчина лет на двадцать восемь, но его глаза говорили, что ему гораздо, гораздо больше. Холодные, в которых отражалась глубина бездны и все время мира.

— Танат, — одними губами проговорила я. Хотя это не было его настоящим именем. Вернее, было одним из многих его имен. Он — Смерть в истинном смысле этого слова. И я, судя по всему, опять оказалась в его мире.

— Здравствуйте, Лео, — он улыбнулся.

Мы находились где-то, даже невозможно описать где. Казалось, не было ни верха, ни низа. Ничего. Один свет, цвет которого тоже не поддавался определению. Да я ничего и не чувствовала: ни холода, ни жара, ни боли. Ничего. А это могло означать лишь одно!

— Я... умерла? — слова вырвались как-то уж слишком просто.

— Пока нет. Но вы подошли к этой грани слишком близко. Гораздо ближе, чем в прошлый раз. Поэтому я и здесь. Пришлось прервать отпуск.

— Отпуск? — как-то в голове не укладывалось, что у Смерти может быть отпуск.

Мое изумление вызвало у Таната лишь загадочную улыбку. Потом он посерьезнел:

— Не скрою, мне приятно с вами общаться. Но вам пора возвращаться назад, в свое тело. Иначе последствия могут стать необратимыми. Идемте, я провожу вас.

Он протянул мне руку. Рука как рука. Я приняла ее, и тотчас меня понесло куда-то вперед. Я словно летела, летела сквозь ветер, пытающийся меня остановить. Последнее, что я подумала, было то, что Танат как-то изменился с нашей последней встречи. Потом меня куда-то засасывало, мгновенное чувство удушья, потом тишина.

Я распахнула глаза, ловя ртом воздух, как утопленник. Тотчас чьи-то руки легли мне на плечи, удерживая, не давая встать, а голос Иветты проговорил:

— Ну-ну, не дергайся! А то швы разойдутся.

"Какие швы?" — хотела спросить я, но тут ко мне вернулись чувства, первым из которых была боль. Она окатила меня от пяток до макушки как раскаленный жидкий металл. Казалось, не было ни единой клеточки, которая бы не вопила о боли. Я еле перехватила готовый сорваться с губ крик. Сквозь стиснутые зубы просочился лишь стон.

Заботливые руки переместились на лоб, и стало чуть легче.

— Наконец-то ты очнулась! — снова проговорила Иветта. — Я боялась, что ты не выживешь. У тебя почти минуту сердце не билось!

— У меня все болит! — прошипела я, стискивая зубы, иначе завопила бы!

— Еще бы! У тебя сломано четыре ребра, вывихнуто колено, вспорота спина чуть ли не до самого позвоночника, и это не считая многочисленных царапин, ушибов и кровоподтеков разной степени тяжести.

— А-а, — протянула я. Глаза слипались. Меня утягивало в сон, в исцеляющий сон оборотня.

Когда я проснулась снова, боль уже не была такой нестерпимой, а затаилась где-то глубоко в теле далеким гулом. Это обнадеживало. Одежды на мне не было, а на талии покоилась чья-то рука. Иветта спала рядом, мирно посапывая. Во сне она совсем не была похожа на грозного вожака вервольфов, но выглядела немного усталой. Я осторожно, стараясь не разбудить ее, выбралась из кровати и пошла в ванную.

Осмотрев себя в зеркало, я поняла, что все не так уж плохо. Царапины и ушибы почти все зажили, ребра срослись. Лишь рана на спине давала о себе знать царапающей болью. Но и она выглядела лучше, чем должна была.

Мое тело излечивало себя, а вот душа... Медленно возвращалось ко мне осознание содеянного, и будто ледяная рука сжимала мое сердце. Как мне не хотелось убедить себя в том, что это была не я, а Ашана, ничего не выходило. Ведь Ашана я и есть.

Прижавшись лбом к холодному кафелю, я закрыла глаза. Казалось, я не выдержу этого! Хотелось хоть секунды покоя, но перед глазами продолжали возникать яркие картины битвы с Кшати.

Боже! Мое сердце словно танком переехали. Беда в том, что за рулем того танка была я сама. Не то, чтобы я жалела о содеянном, но почему мне так больно?

В такой позе, носом в кафель, меня и застала вошедшая Иветта.

— Ты так долго не выходила... Лео, что с тобой? Тебе нехорошо?

Ее теплая рука коснулась моего лба.

— Да нет, все нормально, — попыталась было отмахнуться я.

— А по-моему нет, — покачала головой волчица. — Что это? — она дотронулась пальцами до моей щеки, и на кончике одного из них замерцало что-то влажное. — Никогда еще не видела, чтобы ты плакала!

— Я не плачу! — буркнула я, но отражение в зеркале говорило об обратном.

— Может, расскажешь, что так терзает твое сердце? Ты же моя кайо, я чувствую, как мечется твоя душа!

Я обессилено опустилась на край ванны и, буравя взглядом свои сложенные на коленях руки, проговорила безжизненным тоном:

— Я убила его. Убила, планируя и желая этого. Ну не совсем... Но в общем так оно и вышло. Я была сама не своя... вернее являлась именно сама собой. Но он любил меня! Черт побери, в каком-то своем вывернутом смысле он меня любил! И я его тоже, — последнюю фразу я проговорила еле слышно. Дальнейший рассказ проистекал несколько сумбурно, мысли путались. Но на ясность рассуждений я сейчас была неспособна.

Слушая, Иветта присела рядом, приобняв меня за плечи. Словно опасаясь, что иначе я рассыплюсь. Когда я замолчала, она сказала:

— Ты поступила правильно. Прими ты его предложение — и ничего хорошего их этого не вышло бы.

— Да знаю я! Он бы не успокоился, пока не подчинил меня. Я прекрасно осознавала, кем он был. Но мне все равно фигово!

— Понимаю. Любовь так просто не уходит, — проговорила волчица с какой-то затаенной грустью.

— То-то и оно. Но больше меня беспокоит то, что я смогла убить свою любовь. Убить не дрогнув, практически наслаждаясь. Я вырвала ему сердце и отрубила голову.

— Ведь он был вампиром, и просто так его не убить, — она поглаживала меня по спине, как ребенка, старясь при этом не задеть рану.

— Все равно. Никогда не забуду глаз Кшати, когда я снесла ему голову! — выдохнула я, спрятав лицо в ладони. — Ашана поднялась тогда из меня вместе с моим зверем. Но я не могу винить ее, ведь она — я сама.

На это Иветта ничего не сказала, но я ощутила, как ее тепло коснулось меня, укутывая, согревая, как теплый плед в зимнюю ночь. Этот плед был живым, под ним чувствовалась энергия стаи. Иветта пыталась залечить ею мою душу, и, надо сказать, действительно стало легче. Но я все же сказала:

— Не надо. Да, я так и не спросила, как я оказалась у тебя?

— Ты моя кайо, я сразу почувствовала, что тебе стало плохо, и отправилась на поиски. Благо, это оказалось не трудно, я предполагала, где ты можешь быть, к тому же помог Андрэ, — при упоминании этого имени я нахмурилась, но промолчала. — Я так испугалась, когда увидела тебя возле того дома окровавленную, в разорванной одежде на земле под дождем. А потом еще остановка сердца... Я привезла вас к себе, ведь дома у тебя сестра...

— Она все знает. Но ты правильно сделала, не стоит ее пугать. И кого это "вас"?

— Тебя и ту девушку-оборотня, Ами. Она так старалась укрыть тебя от дождя, и наотрез отказалась расставаться с тобой. Насилу мне удалось уговорить ее пойти поспать.

— Ами здесь, — от осознания этого мне стало чуть легче. Значит, не все было напрасно.

— Да, здесь, в соседней комнате.

В этот момент раздался осторожный стук в дверь ванной:

— Да? — отозвалась Иветта. И я только что сообразила, что мы все еще сидим на краю ванной, как два голубка.

Приоткрылась дверь, и в ванную проскользнула Глория, с порога заявив:

— Иветта, там пришел тот, с белыми волосами. Андрэ. Он хочет видеть Лео.

На это я вздохнула без особой радости, а главная волчица спросила:

— Ты как, сможешь с ним разговаривать?

— Да я же не инвалид! Конечно, смогу! — воскликнула я, а про себя добавила: "только не очень хочу".

— Тогда иди, ложись, твоя рана на спине еще не достаточно зажила. А я его приведу.

— Нет, по той же причине я лучше посижу. Как-то не хочется лежать на больном месте.

— Хорошо, — не стала спорить Иветта.

— Только мне нужно одеться. У меня нет желания встречать Андрэ в костюме Евы. Где моя одежда?

— Приведена в полную негодность, пришлось выкинуть. Так что воспользуйся моим гардеробом. Глория тебе поможет.

— Конечно, помогу.

Я не считала, что мне так уж необходима помощь, но промолчала. К тому же Иветта уже вышла. А мне надо поторопиться, если я не хочу, чтобы Андрэ застал меня прямо в процессе. Поэтому я встала и сказала Глории:

— Ну веди. Где тут у вас одевальня.

Девушка хохотнула, но ничего не сказала. Мы пошли одеваться. Времени и правда становилось все меньше.

Оказалось, что найти что-то подходящее мне в данный момент не так уж легко. От чего-то облегающего, в частности от лифчика, пришлось отказаться категорически. Рана на спине этого не позволяла. Я честно пыталась, но пришлось остановиться, когда показалась кровь.

Глория заботливо стерла ее и прижгла йодом. Правда, перед этим предложила зализать рану. Конечно, среди оборотней это довольно обыденное явление, но я сказала:

— Спасибо, конечно, но лучше йод.

— Да что здесь такого? — пожала плечами девушка, открывая пузырек с лекарством. — Иветта всю ночь зализывала твою рану, лечила тебя силой стаи.

— Что?

— Другого выхода не было. У тебя никак не останавливалась кровь, и мы боялись, что ты просто истечешь ею. Только так удалось добиться заживления.

Я кашлянула, но продолжала одеваться. Мда... интересно, что еще я пропустила, находясь в беспамятстве? Я бы поспрашивала об этом Глорию, но тут услышала приближающиеся шаги, и поняла, что пора закругляться.

Андрэ я встретила в просторных шелковых брюках темно-синего, почти черного цвета и такой же просторной светло-голубой рубашке. Даже во всем этом мне приходилось сидеть неестественно прямо, чтобы ткань не прилегала к ране.