Борджиа: Дорога к Риму

Окончательно становилось ясно, кто чью сторону принимает в начавшемся противостоянии. На стороне Джулиано делла Ровере выступал его не столь давний враг, король Неаполя Ферранте. Денег со старого скупердяя кардинал делла Ровере получить даже не надеялся, но вот возможная поддержка его армии, а особенно кондотьеров — совсем другое дело. Эта поддержка могла пригодиться в том случае, если выборы... зайдут в тупик. Тогда напоминание о находящемся не столь далеко от Рима войске могло, скажем так, склонить некоторых членов конклава на его сторону.

Также его кандидатуру поддерживала Генуя и... Франция. Король Карл VIII, как оказалось, уже давно перевёл на счета делла Ровере сумму, равную аж двумстам тысячам дукатов. Считалось, что она поможет кардиналу купить недостающие голоса.

Имелась поддержка и у Асканио Сфорца. За него горой стояло герцогство Миланское, где давненько правили его родичи. Венеция также... предпочитала видеть на Святом Престоле кого угодно, лишь бы не делла Ровере, опасного своим излишним рвением и связями с той же Францией и Неаполем. Правда поддержка была... скромной, скорее моральной. Насчёт Флоренции... тут выходила вообще забавная картина. Асканио Сфорца и его 'миланцы' считали, что Родриго Борджиа добился благорасположения правителя Флоренции с целью возвести на Святой Престол именно кардинала Сфорца. Видно сильно задурил им головы вице-канцлер, раз сей туман до сих пор не спешил развеиваться.

Флорентийская же республика много чего предоставила. Деньги — это понятно, но не ими едиными. Собственно во Флоренцию и в Пизу уже неслись во весь опор, загоняя лошадей и пересаживаясь на новых, гонцы от семьи Борджиа во главе с Мигелем де Корелья. Они везли с собой слова и письма, удостоверяющие, что Борджиа готовы нанять те кондотты. которые свободны от найма или готовы разорвать имеющиеся контракты. Достойная плата, длительный срок найма, возможные премиальные выплаты... И благорасположение со стороны правителя Флоренции Пьеро де Медичи, который мог гарантировать кондотьерам, что их не обманут с выплатами. А слово Медичи — пусть не Лоренцо Великолепного, а всего лишь его сына — довольно много стоило в этой буйной среде. Следовательно можно было ожидать, что максимум через десять дней вблизи Рима окажется достаточное количество наёмников под флагами семьи Борджиа, чтобы остудить излишне горячие головы любителей простых решений.

Семью вице-канцлер решил вывезти на загородную виллу, причём, по моему мнению, решение это было абсолютно верным. Вилла ведь не абы какая, а просторная, удобная, окружённая охраной из почти сотни верных только Борджиа каталонцев. Оставаться в Риме периода безвластия, особенно когда кардиналы удалятся -точнее сказать, когда их закроют — для выборов нового папы было бы неразумно. По ту сторону стен Рима их легче защитить.

В самом городе из всех Борджиа должны будут остаться лишь Родриго Борджиа и моя персона. За свою безопасность я не беспокоился. Кондотта Сальваторе Эспинозы являлась надёжным щитом против разного рода мелких неприятностей. А в случае возникновения крупных... к тому времени по любому доберутся отряды из Флоренции.

К сожалению, уезжать хотели не все...

— Почему мы должны ехать за город, Чезаре? — вопрошала и хлопала своими глазищами Лукреция. — Отец остаётся здесь, ты тоже.

— Начинается новая партия игры, мелкая.

— Я не мелкая!

— Угу, конечно, — поневоле улыбнулся я, гладя на безуспешно пытающуюся надуться сестру. — Вот пройдёт ещё года полтора, тогда будешь уже совсем другой, так тебя никому назвать и в голову не придёт. Даже мне.

— Да?

— Обязательно. Станешь настоящей юной синьориной, поражающей всех вокруг своей красотой. Уж мне можешь поверить, так оно и будет.

Разговор этот шёл у входа во дворец, принадлежащий семье Борджиа. У входа, потому как именно сейчас готовились к отбытию за город большинство членов семьи. Недовольно кривящийся Хуан; обеспокоенная, но держащая лицо Ваноцца ди Катанеи; юный Джоффре, старающийся держаться предельно серьёзно, но выдающий истинное своё состояние изредка бросаемыми взглядами то на карету, то на каталонцев охраны. Проняло даже этого пацана с доброй долей флегмы в характере! Лукреция же до последнего решила быть рядом со мной. Похоже, что её привязанность к старшему брату за последнее время стала и вовсе огромной. Удивляться не стоило, она и в знакомой мне истории была, как утверждали многие, самым близким для него человеком. В слухи насчёт инцеста мне и тогда то не верилось, а сейчас и тем более. Может попутали с действительно сильной родственной связью? Уж что-что, а придумывать грязь на пустом месте многие горазды, особенно если эту грязь можно с пользой вывались на своих врагов.

— И когда мы вернёмся?

— Пара недель, не больше Может быть сумею вас навестить. Но не обещаю.

— А постараешься?

— Постараюсь, — улыбаюсь я и легким толчком направляю Лукрецию в сторону её матери.

Пошла, хотя и без малейшего желания. Понимаю, её бы воля, так за мной хвостиком и таскалась. Нет уж, тебе пока рано. Хотя готовить это создание к тому. чтобы она смогла в полной мере противостоять окружающему миру, я уже начал. Сначала надо учить думать, потом делать нужные выводы. И лишь затем придёт время обучать её действиям. Не владению оружием, хотя пистолет и стилет для дамы вполне пристойным вариантом окажутся, а умению отдавать приказы, следить за их выполнением и не бояться. Главное не бояться! В том числе и убивать чужими руками. Для дочери семейства Борджиа это умение необходимо вдвойне. Слишком много врагов, а многих из них оставлять в живых смерти подобно. На том они в прошлый раз и погорели. Да-да, как это ни странно звучит, но рухнуло семейство из-за излишнего своего гуманизма, не озаботившись добить главных врагов, когда была такая возможность. Это ещё сам великий Макиавелли заметил в известнейшей своей книге 'Государь'.

— Береги себя, Чезаре!

А это уже слова Ваноццы, обладающей довольно редким качеством — любить всех своих детей одинаково, не выделяя кого-либо из них. За это однозначно стоит уважать человека. Именно это я и проявлял, понимая, что она никогда не сможет узнать истину, а чувство уважения при данном раскладе вполне способно сойти за сыновнюю любовь. Вроде как получалось и вполне успешно.

— Само собой, мама, — улыбаюсь в ответ. — Но я должен оставаться здесь, отцу необходимо помочь... в его делах.

Вслух я про эти самые дела не говорю, но Ваноцца наверняка знает о самом большом желании своего давнего любовника — сесть на Святой Престол. А это его последний шанс, ведь случись победить делла Ровере — человеку не первой молодости, но ещё и не старому в свои сорок восемь лет — и с мечтой о папской тиаре можно будет попрощаться.

Вот и всё. Загрузились большей частью в карету, Хуан же гарцует на лошади источая тонны презрения в мой адрес. Пара повозок с самыми ценными вещами, эскорт из бравых каталонцев, вооружённых до зубов. Тронулись! Я следил за удаляющейся процессией до тех пор, пока её хвост окончательно не исчез. Одно дело сделано, пусть и наиболее лёгкое из тех, которые мне предстоят. Это же подтвердил и Моранца, появившийся рядом почти незамеченным, по своему 'милому' обыкновению.

— Пора, Чезаре, твой отец ждёт.

— Знаю. Вот сейчас и поедем к нему.

Поедем — это значит в пределы папской резиденции — малого города внутри большого. Туда вообще мало кто мог зайти из числа простого народа. Повышенные меры безопасности, внутреннее кольцо стражи.

Бьяджио весь из себя сосредоточенный, явно старается изо всех сил соответствовать положению доверенного лица и просто телохранителя. Забавная местами личность. Лишь недавно удалось отучить его обращаться ко мне словами 'синьор Чезаре', когда вокруг нет постороннего народа. И вообще, скромный... для наёмника Мигель вот по этой причине любит подкалывать на свой манер. Не по злобе, так, для большего раскрепощения для. А как он это понимает? Вино, куртизанки, да побольше, побольше!

Секретов то от Корельи не было, в курсе друг детства, что Родриго Борджиа нацелился на самый верх. Вот и пообещал, если всё осуществится, устроить такую гулянку, что весь Рим содрогнётся. Отборное вино, самые роскошные и утончённые куртизанки минимум по пять на каждого из особо приглашённых гостей. Всё в традициях древнеримских оргий. И на попытки Бьяджио отползти в сторону по мотивам 'я ж не из числа знатных семей и вообще простой наёмник' внимания не обратил. Так что быть Моранце одним из почётных гостей на этом пиру и без малейших вариантов.

По дороге в Ватиканский дворец я получил возможность посмотреть на разом изменившийся Рим. Город притих, испуганно смотря на происходящее, ожидая и надеясь. Уже начинали мелькать подозрительные такие личности, ранее выползавшие на улицы лишь с наступлением темноты. А сейчас... вечер, это да, но ранний, едва начавшийся. На нашу небольшую группу из семи человек — я, Бьяджио и пять наёмников — конечно же никто не бросился бы, но вот одиночного всадника могли бы попробовать сбить с коня, дабы поживиться деньгами, украшениями, да просто богатой одеждой наконец. Для римского отребья годилась любая добыча.

Вот ведь шпана подзаборная! Уже начали грабить прохожих прямо на улицах. Прямо сейчас какая-то шваль прижала одного хорошо одетого горожанина к стене дома и, под угрозой кинжала, приставленного к животу, деловито обчищала. Непорядок, как ни крути. Поднимаю руку, приказывая остановиться. А затем... показываю на четверых нарушителей общественного спокойствия в особо грубой форме. И лишь несколько слов:

— Одного поговорить. Во-он того, побогаче одетого.

Наёмникам дважды объяснять не требуется. А брать пленных так, чтобы проблем не возникло, этому их в кондоттах — если кондотты не откровенный мусор — хорошо учат. Вот и сейчас зарядить арбалеты не заняло слишком много времени. Самое забавное то, что все четверо представителей криминалитета мелкого пошиба так и не прекратили заниматься своим делом. Видели, что не сильно далеко от них остановилась группа всадников, но так и не сообразили дурными своими головами относительно возможного риска. Причина? Привычка того, что в дни безвластия никому ни до чего нет дела. По большей части так оно и есть, но у меня на их беду... несколько извращённое чувство юмора.

Стрелять из арбалетов с такой близкой дистанции — попадания практически гарантированы. Особенно в нашем конкретном случае. Три трупа, один же, воя, держится за простреленную ногу. Убежать в таком состоянии... крайне сложно. Зато жертва ограбления во-он уже где, убегает резво, быстро, даже не попытавшись поблагодарить своих спасителей. Ну да я не в обиде. К тому же понимаю его желание свалить куда подальше. На нас ведь не написано, кто мы такие будем.

— Стефано, Лиджо! Тащите сюда этот мешок навоза.

Хорошие солдаты у Эспинозы. Вышколенные и без промедления выполняющие все те приказы, которые не выглядят совсем уж безумными. Вот и сейчас деловито так проверили подстреленных на предмет того, не притворяется ли кто-то из них... Правильно так проверили, ткнув клинком каждого. Нет, не шевелятся, арбалетных болтов для приведения 'разбойникус вульгарис' в мёртвое состояние оказалось вполне достаточно. Хм, попутно ещё и на предмет кошельков проверили, а найденное деловито прибрали к рукам. Нормально, обычное дело для наёмников. Понимают, что такие мелочи не стоят того, чтобы на них обращал внимание наниматель в моём лице.

Зато того, с простреленной ногой, первым делом повязали, скрутив руки коротким куском верёвки. Для профилактики ещё и кулаком по зубам двинули, чтобы стоны и вопли не раздражали. О как, результат налицо! Поняв, что его стоны тут никого не радуют, раненый заткнулся, вскрикивая уже пореже, ведь тащили его не особо обращая внимание на рану.

— Что скажешь, разбойная твоя душа?

— Что вам надо, то и скажу... Ох!

Понятливый! Права качать не пытается, готов к полному сотрудничеству. Неудивительно, учитывая как быстро трое его подельников превратились в лишённые жизни кучи инертной материи.

— Разбойник?

— Ну я это...

— И это, и то. Тебе вторую ногу прострелить или лучше оскопить для начала?

Связанные руки инстинктивно прикрыли весьма дорогую для всего мужского рода часть тела. И жа-алобные такие звуки:

— Грешен, господин. Отпустите. Я же вам ничего не сделал. Как можно, на знатных синьоров руку поднимать.

— Ибо поймают и шкуру с живого спустят, — усмехнулся я. — Ты как, простой 'труженик ножа и дубины' или чуток повыше будешь?

— Простой я, совсем простой...

— И значит совершенно бесполезный. Где-то здесь поблизости удобное место было, чтобы верёвку перекинуть... с петлёй на конце.

— Простите глупого Альберто, — бухнулся на колени разбойничек, решив наплевать на так и торчащий из ноги арбалетный борт. И ведь даже не пытается стонать. Вот что страх животворящий с такой публикой делает. — Обманул, как есть обманул. Я тут главный был.

— Над всеми-всеми?

Обострившимся перед прямой угрозой смерти разумом Альберто, судя по всему, понял, что опасно не только преуменьшать, но и преувеличивать. А ну как и впрямь повесят! И повесил бы. не люблю этих долбанных гоп-стопщиков, одинаковых, как я понял, во все времена и эпохи.

— Альберто не маленький человек, но и не большой. Но Альберто может быть полезен. Хочет быть полезен!

— Лиджо, выдерни болт из ноги этого 'желающего быть полезным, перетяни рану. чтоб кровью не истёк. С собой возьмём, чтобы позже я мог с ним по душам побеседовать.

Вот не планировал особо копаться в делах римского отребья... в ближайшее время, но раз уж так карта легла, то немного придётся. Не в ущерб прочему, конечно. Полезно знать не только о верхах Вечного Города, но и о низах. Порой именно среди подобных людей ходят крайне интересные слухи, да и использовать кое-кого из местных уголовников в качестве поставщиков информации будет разумным ходом. Особенно если альтернативой долговременному сотрудничеству в качестве информатора будет в лучшем случае бегство из Рима, ну а в худшем та самая виселица, про которую я этому самому Альберто уже напомнил.

Ватиканский дворец был воистину красив! Изначально был всего лишь Ватиканский холм, на котором веке этак в VI был построен дворец тогдашним понтификом. Затем какое-то время, начиная с Папы Льва II, чей понтификат приходился на стык VIII-IX веков, Ватиканский дворец использовался как резиденция понтификов, но потом его забросили, он стал второстепенным местом, куда можно время от времени приезжать, но отнюдь не находиться большую часть времени. Главной резиденцией стал иной дворец, Латеранский.

Однако после возвращения Святого Престола из 'Авиньонского пленения' на 'историческую родину' на Ватикан вновь обратили внимание. Ну а Сикст IV — тот самый, который правил в Риме до Иннокентия VIII — не просто стал расширять дворец, а делал это в воистину серьёзных масштабах. Сикстинская капелла — одно из тех самых расширений, точнее сказать наиболее известное из оных. Иннокентий VIII поручил возвести Бельведерский дворец как часть общего комплекса, ну и дальше, я уверен, будет то же самое увеличение. Расширение, улучшение уже имеющегося и так далее.