Борджиа: Дорога к Риму

— Он важен для Рима, Чезаре!

— А я и не отрицаю его важность. Лишь напоминаю, что верить нельзя ни Джан Галеаццо — из-за скудости ума и неприспособленности к управлению чем-либо — ни тем более его дяде Лодовико. Последнему как раз из-за ума и коварства. Жаль, что коварство у Мавра заметно преобладает над умом. Хотя посмотрим, как оно всё обернётся.

Судя по всему, Родриго Борджиа и сам не испытывал иллюзий. Просто делал то, что сделали бы на его месте многие политики итальянских земель. Он пытался укрепить положение браками детей с возможными союзниками. Ну да, не с ними самими, а с их родственниками, хотя суть от этого не шибко менялась.

— А Неаполь?

— Сфорца сами пришли. Асканио ходит вокруг меня и почти открыто говорит, чего хотят его миланские родственники. Король Ферранте ещё никого не прислал. Вот когда пришлёт...

— Именно 'когда', а не 'если'?

— Именно, Чезаре, — тут Родриго Борджиа ударил кулаком по столу, а в глазах промелькнуло нечто совсем уж яростное и тёмное. Даже для меня, отнюдь не белого и пушистого наёмного убийцы, пусть и со своими принципами. — Я хочу оградить нас с севера, сделать Милан союзным Святому Престолу на несколько лет. Ты решил подружиться с Медичи, несомненно не просто так.

— Щит на пути к Риму, ты это знаешь.

Понтифик кивнул, уже будучи знаком с этой моей метафорой. И малость успокоившись, продолжил:

Милан с Севера, Неаполь с юга. И Флоренция рядом, правитель которой из-за отсутствия собственных мыслей продолжает использовать мысли своих отца и прадеда.

— 'Цепь'?

— Удачная для нас идея.

— Для нас — это для Борджиа.

Улыбка в ответ. Плевать хотел Родриго на интересы Святого Престола, Рима, итальянских земель... его интересовала исключительно семья Борджиа и её величие. То самое величие, которое могло принести его папство при правильном розыгрыше доставшихся карт. Такой подход к делу я не только понимал, но и всецело поддерживал. Хотя не мог не обратить внимание на парочку слабых мест, которые требовалось в срочном порядке заново покрывать слоем брони.

— Два человека, отец. Один явный враг, а второй... пока просто возможное слабое место. Это я про тех, угрозу со стороны которых можно убрать в самом скором времени и без последствий. Твоей власти более чем достаточно.

— Угроза?

— Она, противная. Первый — префект Рима, Джованни Делла Ровере. Родной брат Джулиано делла Ровере, твоего недавнего соперника, постоянного недоброжелателя и... с момента избрания тебя Папой лютого врага.

— Я знаю это. Кто второй?

— Гонфалоньер Церкви Никколо Орсини ди Питильяно. Не враг, не недоброжелатель... просто слишком часто менявший хозяев наёмник. Впрочем, командующий армией в отсутствие самой армии не слишком опасен. Если ты не начнёшь ему доверять.

— Мне свойственно доверие чужим, сын?

— Нет, отец, — поневоле улыбнулся я. — В таком грехе тебя точно не заподозрить.

— То-то и оно. А префект Рима... Тронь я его сейчас, сразу начнутся крики аж четырёх кардиналов, а может и большего их числа. Он устраивает Орсини, Колонна, Чибо, иные семьи Романии. Необходима осторожность.

— То есть укрепление связей с соседями и армия. Понятно, — вздохнул я. — На мне Флоренция и помощь в создании армии. Ты же будешь склонять на нашу сторону Милан, Неаполь и... находить деньги.

— Ты упрощаешь сложные вещи. Чезаре. Но... посмотрим. Господь нам поможет.

Лично я на высшие силы надеяться точно не собираюсь. Да, один раз они мне помогли, избавив от смерти, но перенеся душу сюда, во вполне пригодное для жизни и очень перспективное тело. Только я сильно сомневаюсь, что это именно то божество, к которому сейчас взывал Родриго Борджиа, он же Папа Римский Александр VI.

Ладно, пока забью на это дело. Сейчас важное событие, по сути первый сбор тех, на кого я хоть как-то могу рассчитывать тут. И привязка их не столько даже к моей персоне, столько к тому, кто стоит за Чезаре Борджиа. Ага, та самая демонстрация поддержки отца начинаний сына. В духе времени и с должной степенью внушительности. Замок Святого Ангела, присутствие на пирушке кондотьеров самого Папы и его родственников, да и правитель Флоренции явно знаковая фигура. Расклад хорош, осталось лишь верно его разыграть.

Глава 10

Папская область, Рим, август 1492 года

Вчерашнее торжество по случаю коронации нового понтифика и сегодняшняя пирушка — две большие разницы. Для меня так точно. Там были все, кто обязан был присутствовать. Тут — те, кто уже являлся или мог стать в потенциале важными, ключевыми персонами в планах на будущее. И минимум пафосности... за исключением собственно Папы Римского Александра VI, который, как и обещал, сначала обратился ко всем приглашённым, а затем и каждого из значимых для меня персон отдельно упомянул. Пьеро де Медичи то это воспринял как само собой разумеющееся, правитель Флоренции как-никак, зато кондотьеры были впечатлены по полной программе. Приглашение на отдельное торжество, проводимое на следующий день после официального... Это многое значило и мало-мальски умные люди легко могли понять довольно прозрачный намёк.

Они были нужны и важны. А после такого вот подтверждения собственной значимости они... вряд ли будут особо упираться, когда каждому из приглашённых кондотьеров поступят предложения перейти на, скажем так, постоянный найм. Да и будущие услуги не только в чисто военных, но и наставнических делах тоже не должны вызвать отторжения.

К слову сказать, семейство Борджиа присутствовало в полном составе. Даже не столь часто появляющаяся на публике в силу определённых причин Ваноцца и младшие дети, то есть Лукреция и Джоффре. Сейчас же смысл в этом имелся, что признавал и сам Родриго Борджиа.

Смысл был в появлении, но не в пребывании долгое время. Именно поэтому Ваноцца ди Катанеи очень быстро удалилась, прихватив с собой Джоффре и попытавшись проделать то же самое с Лукрецией. Однако... сестрёнка проявила характер. Не закапризничала, а именно проявила характер, тихо, но уверенно заявив матери:

— Я хочу остаться. Это полезно.

— Чем для тебя полезно вот это? — махнула рукой Ваноцца, явно не ожидая внятного ответа и ожидая услышать что-то вроде 'Я просто хочу посмотреть' или 'Мне тут интересно'. Только это было бы в духе Хуана, а не юного, но уже успевшего усвоить кое-какие уроки подростка, которым являлась Лукреция.

— Они это будущая сила, мама. Чезаре же их для этого и привёл. Показать нас. Не себя, а всех нас. Чтобы они служили верно, знали, что и мы будем к ним благоволить. Пусть запомнят не только его и отца, но и меня!

Туше! Я радостно и от души улыбался, слушая слова юного создания. Суметь в таком возрасте понять очевидное для взрослых, но сложное для восприятия подроста... заслуживает уважения. Видя же, что Ваноцца колеблется, я вынужден был вмешаться.

— Как только тут начнётся то, что не подобает видеть Лукреции, я отправлю её к тебе. мама. Но сейчас... Это полезно и ей. Пусть посмотрит на них, а я подскажу своей сестре, как лучше всего общаться с подобными людьми, что делать для того, чтобы они были верны и не попытались предать. Предостерегу от самых распространенных ошибок опять же. Ты ведь мне веришь?

— А кому, если не тебе? — немного печально вздохнула Ваноцца ди Катанеи. — Мне ли не знать, что ты никогда не сделаешь ничего опасного для Лукреции. Только... не спеши так сильно. Оба вы спешите.

— Спешит лишь отец, а я пытаюсь его сдерживать, — понизив голос совсем уж до шёпота, ответил я. — Более того, я не ставлю сестру перед проблемами взрослой жизни, а всего лишь показываю ей жизнь и учу как с ней обращаться к своей пользе. Красота у неё от природы, от матери... Пользоваться ей не столь сложно, да и ты, если что, сможешь обучить. А вот ум нужно упражнять постоянно. Не отвлечённый от мира, а с конкретными примерами. Вот как здесь.

Ваноцце оставалось лишь оставить Лукрецию на моё попечение, после чего, прихватив Джоффре, удалиться. И неугомонное создание сразу же принялось доставать меня различными вопросами. Очень различными. Мы не сидели на месте. а медленно перемещались среди гостей, которые были куда больше заинтересованы не сидением за столом, а танцующими и поющими под живую музыку — а иной тут и не водилось — прекрасными девушками. Пока только смотрели, но потом... Хотя при наступлении этого самого 'потом' сестры тут точно не окажется, не для её возраста вид.

— А почему тут из тех, кто был вчера, только Медичи? Ну и Мигель с Бьяджио, но они всегда рядом с тобой.

— Правильные вопросы задаёшь, Лукреция, — улыбнулся я, кивая раскланивающемуся перед юной Борджиа лейтенанту одной из кондотт. — Потому что остальные либо лживы до глубин своих сгнивших изнутри душ, либо изначально враждебны нашей семье, либо... с ними не стоит связываться.

— Но как ты определишь это, Чезаре?

— Легко. С Пьеро де Медичи у нас была договоренность. Мы помогаем ему изгнать из Флоренции опасного врага его власти, а он для осуществления этого поддержал выдвижение нашего отца на Святой Престол. К тому же его видение желаемого будущего в какой-то мере похоже на желаемое мной. В ближайшее время точно. А вот посланник Кастилии и Арагона Карвахал сейчас источает благожелательность, но...

— Потом может стать врагом. Да?

— Не совсем. Потом желания его короля и королевы могут стать иными, идущими вразрез с желаниями нашей семьи. Это называется политика и тебе придётся в ней разбираться. Пора.

— Меня учат.

— Да, сестрёнка, учат, рассказывая о государствах на итальянских землях, о их правителях, спорных землях. Но вот о том, на что люди готовы, чтобы получить их — это тебе ещё не поведали. Взять, например...

Благословенна будь моя привычка краем уха отслеживать звуки со стороны! И тем более звуки знакомого и очень раздражающего меня голоса Хуана Борджия. Этот инфант террибль снова принялся за своё любимое занятие — пытаться надуваться спесью и обливать окружающих людей помоями. Не всех, конечно. Пыжиться перед тем же Пьеро де Медичи он не осмеливался... пока что. Зато заметив, что Винченцо Раталли и Мигель беседуют с тем самым правителем Флоренции, он явно пришёл в негодование. Причина? Святая уверенность, что какой-то там кондотьер без череды знатных предков и рта не смеет раскрыть перед представителем дома Медичи. Поскольку разговор шёл между этими тремя и касался важности подготовки солдат не по одной, а по нескольким специальностям — тему, откровенно говоря, поднял Раталли в разговоре с Мигелем, а Пьеро де Медичи присоединился потом, из чистого любопытства — Хуану встревать туда было... сложновато. Во-первых, непонимание темы разговора. Во-вторых, его присоединиться не приглашали, а спесь мешала вежливо вступить в беседу. Результат... печальный. Он решил 'беседовать с пустотой', делясь с ней своими мыслями. Ну то есть тем, что могло сойти за оные при некоторой снисходительности.

— До чего разительная перемена между днём вчерашним и сегодняшним. Вчера я находился среди кардиналов и посланников королей, рядом с владетельными синьорами Романии, Милана и Неаполя. А что теперь? Теперь я должен смотреть, как веселятся какие-то наёмники. Те, которым так благоволит мой братец, не желающий носить сутану и играющийся в игрушки с армией, которую ему никогда не дадут.

Громко разглагольствовало это чудовище в дорогих одеждах и с пустой головой, обращаясь как бы к выловленной им танцовщице, а на деле стремясь поделиться пакостями с другим людьми, которые его слышали. Вот что тут поделать? Извинившись перед Лукрецией, я целенаправленно двинулся в сторону этого создания, спеша пригасить неприятную ситуацию ещё до того, как она станет заметна приглашённым. Однако, слишком громко Хуан 'делился' своим пакостным мнением, потому и привлёк внимание Мигеля де Корельи, который за словом в карман не лез, а моего братца сильно недолюбливал. И церемониться с ним явно не собирался, стремясь высказать пусть и в приличной форме, но крайне негативное отношение.

— Слова не всегда только слова. герцог Гандийский, — процедил Мигель, приблизившись к Хуану гораздо быстрее, чем это успел сделать я. — И неуместно для одного из хозяев оскорбительно отзываться о гостях, которых пригласили и рады видеть ваш отец, Папа Александр VI, а также ваш брат, епископ Памплоны Чезаре Борджиа. Не порочьте... самого себя. Их вы всё равно этим не принизите, только лишь себя. Тут, — широкий взмах рукой, — собрались люди, понимающие жизнь и различающие слова и дела. Вам есть чему поучиться у опытных кондотьеров, если хотите когда-нибудь водить войска в бой, а не ограничиваться словами... пустыми словами.

— Учитесь у своего старшего брата, синьор Борджиа, — усмехнулся Пьеро де Медичи, заметно подвыпивший и чувствующий возможность говорить. Не скрывая истинного отношения со своей высоты правителя не самого слабого государства. — Он умеет превращать слово в оружие, что и доказал, будучи в моих владениях. И к голосам его друзей, пусть они могут показаться излишне строгими, вам стоит прислушаться. Это слова людей, видевших кровь и смерть.

Умные слова, сказанные избалованному мажорчику, почти всегда приводят к абсолютно противоположному результату, нежели тот, на который мог рассчитывать произнесший их. Накинуться на Медичи с колкими словами? О нет, Хуан был скотиной, но не полным кретином. Мигель? Этот мог смешать его с навозом на виду у всех, при этом не сказав ни единого плохого слова., используя лишь интонации жалости и сочувствия. Зато был тот, кого он уже не раз пытался доставать и кто в силу своеобразного склада характера куда лучше чувствовал себя в споре с оружием в руках, а не в словесных дуэлях с людьми с высоким положением. Это я про Бьяджио Моранцу. Ведь именно мой телохранитель подвернулся под уязвлённое самолюбие Хуана.

— Учиться надо у достойных. Только не все гости достойны даже находиться здесь. Мой брат из жалости и стремления собирать всяких бродяг притаскивает в дом вот таких вот... головорезов, назначая их собственными телохранителями. И ещё пытается выдавать их за непризнанных отпрысков знатного рода. А какого, так и не говорит.

— Хуан, — процедил я, добравшись наконец до этого стихийного бедствия. — Ты слишком много выпил. Ты же знаешь, что некоторые сорта вина чрезмерны для нашего возраста. Поэтому...

— Сам разбавляй вино водой. Чезаре! — повысил голос тот, явно настроившись на полную конфронтацию. — И я не о вине, а о твоём круге общения, странном для сына рода Борджиа. Твои знакомцы...

Я видел, как скривился Мигель, готовый начать смешивать Хуана с отбросами, но ждущий от меня отмашки. Его взгляд говорил именно об этом. Изумлённые глаза Лукреции, которая хорошо знала своего нелюбимого братца, но такого всё ж не могла ожидать. Недовольное ворчание оказавшихся в зоне слышимости кондотьеров. Кажется, в этот момент они провели черту, отделяющую Хуана Борджиа от остальных членов семейства.

— Глупо, — поморщился Медичи. — И попытка оскорбить семью, и этого достойного... молодого человека. Может вы и впрямь чересчур много выпили?