Борджиа: Дорога к Риму

— Интриги, везде интриги, — простонал Мигель Корелья, закрывая глаза рукой. — Глаза б мои их не видели! Лучше честная война, а не... это.

— Может и войны дождёмся, — не пожелал шутить Раталли. — При победе Борджиа многие будут недовольны.

— Тихо! Сначала моему отцу надо победить, на этом и сосредоточимся. И вообще. где тем письмецо уже от него? Давно пора.

Пора там или не пора, но весточка прилетела на голубиных крыльях лишь спустя час с лишним. Не сказать что я ощутимо нервничал, но ждать — то ещё сомнительное удовольствие. Зато когда я разворачивал скрученную в трубочку записку, то первое. что удалось заметить — добрый стиль послания. Действительно бодрый, даже очень. Родриго Борджиа был доволен прошедшим днём и спешил этим поделиться.

'Дорогой Чезаре, первый день прошёл лучше, чем мы могли надеяться. Десять голосов уже мои. Делла Ровере отстаёт на один шаг, Сфорца на целых четыре. Единственная печаль — моя головная боль, усилившаяся к вечеру. Но к утру, хвала Господу, она должна пройти...'

Та-ак, значит отравленному Карафе к вечеру стало совсем хреново и Родриго Борджиа надеется, что завтра тому придёт окончательный кердык. Неплохо при любом раскладе. Читаем дальше.

'Кардинал Джованни Мишель Должен получить сорок пять тысяч дукатов. Кардинал Колонна — двадцать тысяч и следующие земли и аббатства Борджиа...'

Плюс два голоса, получаем двенадцать. А кардиналы нынче дороги. Один предпочёл хапнуть всю сумму наличностью, второй часть золотом, зато другую — землёй и аббатствами. Хотя чего я удивляюсь то? Колонна знают толк в продажности. Видимо, этот их представитель, видя явную силу вице-канцлера, быстро переметнулся на его сторону, выторговав очередной куш для своего и так могущественного семейства. Привыкли что они, что Орсини измерять влияние исключительно деньгами и землёй. А предпочитающий их власти обречён проиграть. Не сразу. так в перспективе. И теперь, как мне кажется, эта самая перспектива стоит на пороге и радостно скалится в их златолюбивые лица. Только они пока ещё её не видят и это есть хорошо.

Дальше... Ну понятно, список кардиналов с пометками кто за кого голосовал. Полезная информация! Зато строчки ниже ещё более радуют взгляд.

'Сфорца заинтересован предложением, но упрямится. Надеюсь внушить ему, что это разумно. Время, на него уповаю'.

Ага, точнее на скорую смерть одного из сторонников Асканио Сфорца. Но если так, то двенадцать плюс пять равно семнадцать. Вполне достаточное число голосов для получения папской тиары. Нам оставалось лишь выполнить поручения главы семейства Борджиа по подкупу двух указанных им кардиналов, после чего передать информацию об этом. Как? Стандартным, использовавшимся на протяжении вот уже нескольких десятков конклавов способом — при доставке еды кардиналам. Все знали, что вместе с едой те получают послания. Знали и... закрывали глаза. Уже потому, что было понятно — без этого нарушения выборы будут длиться не дни, а недели и месяцы. Ведь тем кардиналам, чьи голоса были куплены, требовалось подтверждение, что оплата действительно уже осуществлена. Так и жили. Римские традиции, чтоб им пусто было.

Разумеется, читать записку Родриго Борджиа я присутствующим не разрешил. Сам изложил начертанное там, но своими словами. А потом началось... Перевод денег Мишелю и Колонне, переоформление документов на земли и аббатства. Всё это необходимо было сделать за ночь, чтобы к утру уже не мы, а доверенные лица кардиналов Мишеля и Колонна сообщили своим патронам, что условия сделки выполнены, что теперь можно и отдавать голоса покупателю.

Неудивительно, что когда уже глубокой ночью пришло сообщение о том, что находящегося в бессознательном состоянии кардинала Оливьеро Карафу вынесли из закрытого крыли дворца, специально для такого случая открыв одну из дверей... особых эмоций это не вызвало. Ближний круг и так знал, что кардинал не жилец. Остальным же было совсем не до того, дел и так хватало. И это неплохо!

Глава 8

Папская область, Рим, август 1492 года

Утреннее голосование практически ничем не отличалось от предыдущего. Ну, за тремя исключениями. Впавший в беспамятство и вынесенный за пределы расположения конклава кардинал Оливьеро Карафа уже не был в состоянии отдать свой голос за Асканио Сфорца. Зато довольные полученными известиями кардиналы Мишель и Колонна проголосовали за Родриго Борджиа, тем самым увеличив число его сторонников до двенадцати. Двенадцать. Девять. Пять. Именно столько голосов было подано за Борджиа, делла Ровере и Сфорца соответственно. Учитывая же необходимость получить две трети плюс один голос и выбывание из числа выборщиков кардинала Карафы... До заветных семнадцати ему оставалось получить всего пять сторонников.

И средство для их получения у него имелись. Целых два средства, если быть точным. Первое — торги с Асканио Сфорца. Даже за вычетом Карафы он мог предоставить те самые пять голосов. Второе — умирающий Карафа, чья приближающаяся смерть могла навести склонившихся в сторону делла Ровере на вполне определённые мысли, особенно если с ними как следует поговорить. Напомнить о том, кому прежде всего выгодна смерть неаполитанца.

Как раз поэтому он попросил четырёх кардиналов составить ему компанию. Кого? Асканио Сфорца, Антонио Паллавичини, Джованни Батиста Зено и Джованни Батиста Орсини. Трёх сторонников Джулиано делла Ровере и третьего по голосам кандидата на папскую тиару. Выбор был более чем оправдан. Только трое из оставшихся семи не были накрепко связаны с Джулиано делла Ровера. Ну а Асканио Сфорца мог отчасти говорить и от лица тех, кто был предан именно ему, анне деньгам и землям, за которые покупались голоса многих членов конклава.

— Что ты хочешь нам сказать... Борджиа? — процедил Зено. — Я не желаю видеть тебя на Святом Престоле, и никакие деньги этого не изменят.

— Дай ему высказаться, Джованни, — немного укоряющим тоном вымолвил Паллавичини. — Вице-канцлера можно не любить, но не считать наивным или просто глупцом. Видишь же, Орсини и Сфорца слушают. Нам тоже следует это сделать.

— Ладно, Антонио. Я буду слушать, но и только!

— Большего от нас и не просят, — веским тоном добавил Асканио. — Мы слушаем тебя, Родриго. Внимательно, не упустим ничего из сказанного тобой.

Борджиа такой подход вполне устраивал. Ему требовалось всего лишь указать на крайне подозрительную болезнь кардинала Карафы и напомнить о его врагах, а также о безжалостности главнейшего из них.

— Мне не нравится такое быстрое ухудшение здоровья кардинала Карафы, — начал вице-канцлер, придав своему лицу скорбно-обеспокоенное выражение. — Если человек, ещё вчера здоровый, попав на конклав, вдруг начинает жаловаться на кружащуюся голову, обильный пот, а потом лишается чувств и впадает в беспамятство... Мне шепнули, когда его уносили отсюда, что он умирает.

— Яд? — встрепенулся Орсини. — Мы заперты тут, а значит... Не хочешь же ты сказать, Борджиа, что отравитель находится среди нас? Это было бы возмутительно! Смерть во время конклава... да такая подозрительная.

— Если кардинал действительно отравлен.

— Благодарю тебя, Асканио, — кивнул вице-канцлер. — И нет, я не обвиняю одного из нас, носящих кардинальское облачение. Есть слуги. Есть повара. И у Карафы были опасные враги. Среди них те, которые не остановились бы ни перед чем, чтобы покончить со столь раздражающим противником.

Все четверо слушающих Борджиа кардиналов хорошо разбирались в итальянских делах, знали, кто кому друг и кому враг в настоящий момент времени. Неудивительно, что сразу поняли, в сторону кого вице-канцлер бросил первый камень. Возразить? А что, на каком основании? Ненависть короля Ферранте к кардиналу Карафе, главному князю церкви на территории королевства, была известна всем и каждому. Обе стороны секрета из этого не делали. Несмотря на это, Зено рискнул попробовать если не возразить, то усомниться. Не в самой причастности Ферранте Неаполитанского, а в том, что это имеет отношение к делла Ровере.

— Кардинал Джулиано делла Ровере никогда не стал бы травить одного из нас, даже такого как ты, Борджиа. И договариваться об отравлении с королём Ферранте тоже.

— Я не думал обвинять его в участии, — парировал вице-канцлер, поскольку возражение было из числа предсказуемых, а потому и ответные ходы уже имелись. — Он не помогал, но вот позволить своему неапольскому союзнику разделаться с врагом, закрыв на это глаза, он мог. И тем самым напугать нас всех, особенно сторонников почтенного кардинала Сфорца. Смотрите, один из вас отравлен! Не идите по его стопам, поостерегитесь, дайте выбрать следующим понтификом моего друга Джулиано. А кто следующим? Или вы думаете, что Джулиано делла Ровере не закроет глаза, если его коронованному другу не понравится кто-то ещё из нас, кардиналов? Яд, гаррота или его любимое свежевание? Вы все знаете этого человека!

— Хватит! — сделал отстраняющий жест Сфорца. — Мне тоже подозрительно случившееся с Карафой. И я помню про забавы короля Ферранте. Если он осмелился на такое, а делла Ровере промолчал... Я не хочу оказаться даже в камерах замка Святого Ангела, как это случалось с некоторыми кардиналами при его дяде, Сиксте IV, не говоря уже про смерть от яда, гарроты или чего похуже. Человек, которого поддерживает Ферранте, оказавшийся на Святом Престоле и обязанный королю Неаполя... Он опасен для нас. Для всех, независимо от того, отдавали ли вы за него свой голос или нет. Или хотите поддерживать его всегда и во всём.

Орсини точно не хотел, иначе бы не процедил сквозь зубы:

— Бедный Святой Престол, на который сядут Борджиа или Сфорца. А иного пути нет, я не хочу видеть там... делла Ровере после случившегося. Даже если он и не виновен, я буду постоянно ждать яда в собственном кубке с вином!

— Не верю! — выдохнул Зено. — Даже после твоих, Орсини, слов. Простите, я пойду. Не хочу это слышать. Что Борджиа, что Сфорца... Верить вам себе дороже.

— А я подумаю... кому из вас отдать свой голос, — усмехнулся Антонио Паллавичини. — Подумайте и вы, как будете убеждать. Пока что ты, Асканио, более красноречив. Сорок пять тысяч дукатов и одно миленькое аббатство приятно ласкают мою исстрадавшуюся душу.

— Антонио говорит излишне откровенно, зато верно, — поддержал кардинала Орсини. — Мы открыты для разговора с вами обоими. Думайте и решайте, желающие стать новым понтификом.

Выпустив эту парфянскую стрелу, Орсини удалился, прихватив с собой и Антонио Паллавичини. Зено убрался ещё раньше, так что Борджиа остался наедине со своим соперником, который вот-вот готов был стать союзником. И он даже знал, как можно его к этому подтолкнуть.

— Вот мы и снова можем поговорить вдвоём, Асканио. Джулиано делла Ровере нам не соперник, у него осталось лишь пять голосов!

— Да, он ошибся, выбирая союзников, — согласился Сфорца. Не думал, что Ферранте осмелится и на это!

— Он обезумел, обедая в обществе трупов, Асканио. Но не о нём разговор. О нас, претендующих на место Викария Христа. У меня двенадцать голосов, у тебя пять. Ну шесть, если Паллавичини склоняется на твою сторону. Ещё двое торгуются. И они будут, подобно комарам, высасывать из нас кровь, дожидаясь лучшего предложения, которое окончательно истощит наши кошельки.

— Так всегда было.

— И будет, всё верно. Но у меня больше шансов, поэтому...

— Сдаться?

— Не совсем так. Пост вице-канцлера будет твоим. Это большие деньги и немалая власть. А сверх него я готов возместить тебе те средства, которыми ты купил голоса поддерживающих тебя кардиналов. Ты выйдешь с конклава ничего не потерявшим, но получившим самую значимую должность при Святом Престоле. Такое мало кому удавалось!

Крайне щедрое предложение прозвучало сейчас. И вице-канцлер видел по лицу собеседника, что соблазн велик. Крайне велик! Ничего не потерять, вернув уже потраченное, а вдобавок приобрести теперешнюю должность Родриго Борджиа. Он не мешал Асканио думать, лишь наблюдая за тем как тот, прикрыв глаза. шевелит губами и время от времени взмахивает рукой. Наконец, ожидание закончилось.

— Я согласен. Сегодня поговорю со своими союзниками. Зато завтра они проголосуют за тебя. Но ты даже не представляешь, сколько я им уже заплатил. Хватит ли тебе денег, Родриго? Достанет ли аббатств и земель?

— Есть папская сокровищница, Асканио. Похороны забрали далеко не всё, что там было. Осталось достаточно и для тебя, и для праздника в честь моего избрания. Иннокентий VIII, мир праху его, успел скопить достаточную сумму. Всем хватит! Пойдём, обговорим те суммы, с которыми мне придётся расстаться.

— Пойдём, — не стал отказываться Сфорца.

Без нескольких дней Папа улыбался, глядя на без столько же дней вице-канцлера. Он сам получил то, что желал давным-давно. То есть скоро получит. Ну а его давнишний приятель сделал важный шаг вперёд, что должно было успокоить и его личные амбиции, и амбиции всего рода Сфорца. Да, они не получили всего, но и ничего не проиграли. А это уже много для отважившихся всерьёз побороться за папскую тиару, дающую власть не только над церковью, но и над всей Папской областью — немаленькой такой страной. И очень удобным началом для того, кто хотел получить гораздо большее. Но об этом не пришло время говорить даже самым близким. Впрочем... Чезаре уже дорос. По крайней мере, Родриго Борджиа искренне хотел так думать. Очень хотел.

* * *

Джулиано делла Ровере сидел в окружении трёх своих родственников-кардиналов и кардинала Джованни Батиста Зено, которые только и оставались ему верны. Деньги, полученные из Генуи и особенно Франции, поддержка короля Феранте Неаполитанского — всё это шло прахом! И виной тому — эта досадная, нелепейшая смерть Оливьеро Карафы, к которой он совершенно не был причастен. Не был, но кто-то его убил. И шепот кардиналов уже показал, что виновного не то нашли, не то назначили. Ферранте Неаполитанский, действительно большой враг кардинала Карафы, не раз грозившийся покончить с неугодным ему князем церкви. Только грозиться и действительно это делать — разные понятия.

И всё же Карафа умер вчера, а сегодня... Было понятно, что Борджиа сумел договориться со Сфорца. К тому же из переданной утром записки многое удалось узнать

— Кардинал Мишель.

— Борджиа...

— Кардинал Колонна.

— За Родриго Борджиа...

Выборы заканчивались. Только чудо могло помешать нынешнему вице-канцлеру стать Папой. Вот и Доменико делла Ровере прошипел сквозь зубы:

— Проклятый испанец купил всех, кого смог.

Да, купил. Или договорился отдать принадлежащие его семье земли и аббатства, понимая, что получит гораздо больше.

— Кардинал Маффео Герарди.

Опять молчание... Джулиано делла Ровере усмехнулся, видя как до старца, опять заснувшего, пытаются докричаться.

— Даже во сне он проголосует за Борджиа, — невесело пошутил он. — Мы проиграли это сражение.

— Но не войну, — процедил Рафаэль Риарио делла Ровере.

— Кардинал Герарди!

— Борджиа... и дайте человеку отдохнуть.

— Да, сражение — это ещё не война, Рафаэль, — подтвердил Джулиано. — но об этом не здесь. Не сейчас.