Меня замутило. Наверняка пес вспомнил, что я — злостная вредительница стражей, с умыслом прикармливающая оладушками, и, решив возместить нанесенный ущерб, он позже сполна возьмет своё, перегрызя мне шею.
С трудом удержавшись от того, чтобы не обернуться, я прошла через пустынный холл, ощущая затылком взгляд Монтеморта, и, сдав куртку в раздевалку, направилась по старой памяти в деканат — определять свою дальнейшую судьбу.
Усевшись на диван в приемной, я откинулась на спинку. Нет, неудобно. Улеглась повдоль и положила сумку под голову. Скрестила руки на груди и принялась разглядывать непонятные разводы на потолке. Вскоре однообразие оттенков белого надоело, и я переключилась на изучение трещинок и выщерблинок в двери. Рассматривала и представляла себе то носатый профиль Ромашевичевского, то цветочки с общежитской шторки, то острые зубы очнувшегося Монтеморта.
Неожиданно дверь в приемную приоткрылась, и в щель просунулась голова какого-то парня. Он увидел меня, его глаза расширились, и дверь захлопнулась с громким стуком. Ясно, неадекватная реакция заглянувшего — верный признак того, что староста не дремал на лекциях с утра. Интересно, в каких красках он живописал Мелёшину вчерашнее побоище?
Развернувшись лицом к спинке дивана, я водила пальцем по обивке, вырисовывая бессмысленные фигуры. Когда решение принято, то в голове на удивление свежо и просторно.
Прогорнил звонок, и пролетела воздушная волна. Я взглянула на часы. Ожидаемо и предсказуемо. Встала, поправила юбку и села нога на ногу. Отсчитала пять минут — никого. Прождала еще десять минут — пусто. Нервно покачивая ногой, мысленно подгоняла минутную стрелку на часах, а гномик на циферблате сердился и не отпускал ее, упершись. Наконец, спустя бесконечно долгие двадцать девять с половиной минут, дверь распахнулась, и в приемной появился Стопятнадцатый, сузив могучим телосложением границы помещения.
— Эва Карловна? Почему отсутствовали на занятиях? Что-нибудь случилось?
— Здравствуйте, Генрих Генрихович. Случилось.
— Пройдемте, — махнул мужчина рукой, пропуская вперед.
Со времени первого посещения в кабинете декана не произошло существенных изменений, за исключением ставших более высокими штабелей книг и появившегося в углу странного глобуса размером с футбольный мяч. Его черная матовая поверхность была изрисована алыми разводами, совершенно непохожими на очертания земных материков. Круглое окно казалось огромным подводным иллюминатором, за стеклом которого господствовал небесный бледно-бирюзовый океан.
Декан прошел к столу и уселся в кресло. Дождавшись, когда я вволю налюбуюсь на обстановку, сказал:
— Ну-с, Эва Карловна, мотивируйте причины своего отсутствия на лекции. Мне казалось, ваше прилежание не ставится под сомнение.
— Я должна позвонить. Вы знаете, кому.
Декан приподнял голову, отчего его бородка приняла горизонтальное положение, и принялся разглядывать меня.
— Полагаю, если вы приняли окончательное решение, на то есть веские основания.
— Достаточно веские, Генрих Генрихович.
Стопятнадцатый вылез из кресла и, взяв с полки телефон, поставил на край стола. Черный шнур протянулся змеей за аппаратом, стянув к краю разложенные на столе бумаги. Я набрала в легкие побольше воздуха и, глубоко выдохнув, начала крутить телефонный диск. На седьмой цифре декан нажал на рычажки.
— Стало быть, плохи дела, Эва Карловна? Я до последнего момента думал, что вы не решитесь.
— Дела действительно плохи.
— Так просветите меня. Уж не думаете ли улаживать вопрос с вашим батюшкой без моего участия? В первую очередь он спросит у меня как у заинтересованного лица, с какой такой стати вы проучились чуть больше недели в нашем институте, хотя гарантийный срок учебы заложен до окончания учебного года.
Я бухнулсь в посетительское кресло. Ничего себе! Наверняка родитель посулил институту немыслимые подачки, коли рассчитывал не улаживать мои дела до лета. В таком случае он не потерпит провала, и мне лучше сразу в омут с головой. Только где его найти зимой посреди города?
— Вчера у меня получился конфликт, — заговорила я после паузы, тщательно подбирая слова, чтобы не сболтнуть лишнего. — По-моему, с меня сняли дефенсор и прочитали память.
— Почему "по-моему"? — быстро спросил Стопятнадцатый.
— Потому что я находилась без сознания.
— Вас били? — продолжал он допытываться.
— Не совсем.
— Эва Карловна, если случившееся таково, каким вы его описываете, то ради всеобщего блага не рекомендую скрывать подробности. Нужно срочно думать, как выпутаться из создавшейся проблемы.
Действительно, декан-то в чем виноват? И Царица тоже. Если разговоры и сплетни уже потекли по факультетам, то первые вопросы будут о том, знала ли администрация о наглом обмане, и с чьей подачи аферистка Папена умудрилась проскочить под зорким оком дознавателя Бобылева.
— Да, били.
Декан посмотрел на полку с таинственным зеркалом, и я поймала озабоченный взгляд в отражении.
— Физически или иллюзорно?
— Иллюзорно.
Стопятнадцатый тяжко вздохнул. Общеизвестно, что пытки с помощью иллюзий классифицировались кодексом как тяжкие уголовные преступления.
— Сколько их было?
— Трое, — сообщила я, понурив голову.
— И, конечно же, имен вы не назовете.
— Не могу. Получается, что настучу.
— Я, конечно, живу не на другой планете и изредка задеваю местные сплетни краем уха, но подобной новости не слышал, — попробовал утешить декан.
— Так ей и суток нет.
Мужчина потер бородку и пробасил:
— Хорошо, что вы вовремя предупредили о случившемся. Мне и Евстигневе Ромельевне как главным ответчикам придется продумать линию поведения. С ваших слов ситуация приобретает непредвиденный оборот, грозящий осложнениями. Нужно обрубить концы как можно короче и быстрее, пока не потянулись ниточки к остальным лицам, затронутым договоренностью.
Я опешила. И сколько же лиц вовлечено в тайну с переводом в институт? На моих руках уже пальцев не хватало, чтобы всех пересчитать, а, судя по словам Стопятнадцатого, они скоро закончатся и на ногах.
— Погодите, Эва Карловна. Сейчас что-нибудь разузнаем.
Декан подтянул к себе телефон, накрутил на диске несколько цифр и приложил трубку к уху.
— Нинелла Леопардовна, милочка! — загудел, и я подивилась призывной душевности в его голосе. Неужто он названивал своей музе, вдохновлявшей на создание поэтических шедевров?
Стопятнадцатый практически влез в трубку, распыляясь комплиментами:
— Здравствуйте, душечка!... Ах, если бы, если бы... Вашими устами да медок пить, — рассмеялся раскатисто, оглушив меня. — Нинелла Леопардовна, просветите, ягодка, не случалось ли в наших угодьях разных разговоров, дающих пищу для ума?... Неужели?
Я слушала Генриха Генриховича с округлившимися глазами. Его аллегорическая речь смахивала на разговор полоумного. Вспомнив тетку, с которой любезничал по телефону декан, подумала, что начальница отдела кадров не уступает Стопятнадцатому по фигуристости и стати. Меж тем он продолжал восхищаться курлыканьем в трубке, а один раз даже хохотнул:
— Никогда бы не подумал!... Бывает же такое... Действительно, нет худа без добра... И не говорите!... Чудны дела твои, господи... А я и не подозревал!
И так далее примерно в таком же духе. Я засекла время. Декан общался с Леопардой почти двадцать минут, и к финалу разговора его фразы состояли из междометий и нечленораздельных фраз. Стопятнадцатый бросал на меня тоскливые взгляды, но не мог перекрыть низвергавшийся на него поток телефонной информации.
— Нинелла Лео... Да, конечно... Несомненно... Нинелла Леопар... Куда же без вас, милочка? Обязательно приходите!... Нин...
Наконец, неимоверными усилиями он перекрыл кран на языке начальницы кадрового отдела, наскоро распрощался с ней и трясущимися руками положил трубку. Достав из кармана носовой платок, принялся утирать пот с лица.
— Уф, вымотала так, словно сутки расчищал дорожки около института, не разгибаясь. Узнал столько, что теперь неделю не смогу спать спокойно, зная о безобразиях, творящихся под носом. Хотя иногда бывает полезно выйти в массы, чтобы взбодриться.
Я терпеливо ждала резолюции.
— Ну-с, Эва Карловна, на данный момент по вам информации нет. Будьте уверены, до Нинеллы Леопардовны новости долетают через пять минут после начала их циркуляции в стенах нашего славного института.
Слабое утешение. Сравнили тоже! Преподавательский состав и простое студенчество — как небо и земля.
Однако из услышанного ненароком телефонного разговора я уяснила кое-что, а именно: не успеешь плюнуть в угол, как об этом становится известно всему институту, от вахтерши и до ректора. Но тогда получается, декан должен быть в курсе Мелёшинского патронажа надо мной. Как я ни вглядывалась пытливо, а на лице Стопятнадцатого не уловила и намека на сие знание. Спросить, что ли, напрямик?
Хотела погрызть ноги, но вспомнила о зудящих руках и принялась их расчесывать.
— Генрих Генрихович, я не смогу вернуть несколько талонов через кассу.
— Они их порвали? — спросил понимающе декан.
— Да.
Стопятнадцатый опять задрал подбородок, будто упражнял мышцы шеи.
— Есть отчего расстроиться. Но мне кажется, потеря талонов — мизер по сравнению с тем, что нас ожидает.
Ну, это кому как. Я свои полтора висора не смогла найти, ползая вчера на карачках. Монетки раскатились в разные стороны, спрятавшись от опухших глаз, и теперь денег у меня не было совершенно.
— Надо кое с кем посоветоваться. — Декан принялся набирать номер. — Все-таки, Эва Карловна, советую указать участников конфликта. Имеет ли смысл оттягивать неизбежное, если их имена уже на слуху? Привлечь виновных к ответственности не получится в силу щепетильности вопроса, зато попытаемся продумать дальнейшую стратегию, и, даст бог, она может оказаться успешной.
Он прислонил трубку к уху, дожидаясь, когда абонент подойдет к телефону. Что ни говори, а Стопятнадцатый был прав, тысячу раз прав. Если пойду на дно, то ни в коем случае не должна утянуть за собой такого чудесного человека как Генрих Генрихович.
— Это я, — сказал он, когда соединение произошло, — нужен твой совет...
— Касторский и два его друга, — выпалила я, решившись. — Вчера вечером в северном коридоре после библиотеки.
— Мы идем к тебе, — сказал мужчина, глядя на меня неотрывно, и швырнул трубку на рычажки. С непроницаемым лицом он начал рыться по ящикам стола и распихивать что-то по карманам, затем пробрался мимо стола к дальнему шкафу, умудрившись не свалить ни одного книжного столбика, выудил с верхней полки толстый фолиант и сказал:
— Эва Карловна, срочно выдвигаемся в лабораторное крыло.
— Зачем?
Декан забормотал, словно не услышал вопроса:
— До звонка десять минут... Если быстрым шагом, то успеем. Да, так будет лучше.
И мы двинулись в ускоренном темпе. Впереди размашисто вышагивал Генрих Генрихович, рассекая пространство подобно большому киту, за ним вприпрыжку торопилась я, словно маленькая пронырливая рыбка.
— Генрих Генрихович, а куда мы идем? — забежала слева, стараясь не отставать.
— К профессору Вулфу.
— Но для чего? — поразилась я, не ожидая, что декан упомянет об Альрике.
— Дела принимают скверный оборот. Вчера Касторский с друзьями Болотовым и Крестовичем ушли в институт на вечернюю тренировку по баскетболу и домой не вернулись, — пояснил Стопятнадцатый на ходу.
Вот так новость!
Это могла быть 24.2 глава
Движение было что называется "на всех парах". Именно таким манером мы с Генрихом Генриховичем добрались до лабораторного крыла, в котором царствовал Альрик. Декан и я, пыхтя, забирались по ступенькам на пределе сил.
На пятом этаже половину глухого коридора перегораживала стена из прозрачного материала, навскидку похожая на стекло, но внутри него, словно кровеносная сетка сосудов, пробегали металлические нити. Я разглядела их, пока декан, чертыхаясь, вспоминал код от замка, запирающего двери. Он перебирал комбинации цифр, и каждый раз устройство отвечало пронзительным тонким писком, не желая отключать красный огонек на своем корпусе.
Благодаря задержке с памятью Генриха Генриховича, мне удалось отдышаться и даже немножко заскучать.
— Черт те что и сбоку бантик, — пробормотал он, почесав макушку. — И кто придумал меняющиеся пароли?
Секундная стрелка на наручных часиках приближалась к цифре "12", отсчитывая последнюю минуту перед звонком. Гномик озорно улыбался, и Стопятнадцатый строил смешные гримасы, судорожно вспоминая требуемый код. Конечно же, декан не ставил целью развеселить меня, но весьма потешно вытягивал губы трубочкой и собирал брови домиком, изображая крайнюю степень задумчивости. Чтобы случайно не прыснуть со смеху, я начала рисовать пальцем узоры на стекле.
А вот хотя бы разочек оцените на себе всю прелесть воздушных потоков, овевающих пришпиленное к стене тело, уважаемый Генрих Генрихович! Посмотрим, как вы запоете, — подумала зловредно.
Из ближайшей двери вышла девушка в белом халате и, увидев нас, побежала в конец коридора. Кого это она напугалась? На всякий случай я оглянулась назад — за нашими спинами страшил не наблюдалось.
Как оказалось, девушка вовсе не струсила, а побежала за профессором Вулфу, и теперь он стремительно приближался к двери, насколько позволяла больная нога. Хромота мужчины усилилась, но, похоже, его это не волновало. Полы накинутого халата грозили слететь с мощных плеч при быстрой ходьбе, и профессор придерживал их руками.
Ишь как торопится открыть дверь декану, чтобы не дай бог, учащиеся не увидели, как тот будет стекать со стены на пол, после продувания ушей воздухом, — опять мстительно сверкнуло в голове. Да что же такое? Злобствую, радуясь беде человека, старающегося мне помочь. Но ведь тогда и я наравне с деканом стану красивым рисунком на стене, — откликнулось обиженное сознание. И вряд ли бы Альрик понесся на запредельной скорости спасать меня.
Пока я боролась со своим грязным эго, профессор приблизился к двери и приложил ладонь к замку изнутри. Устройство тихо пискнуло, и огонек сменил цвет, став зеленым. Раздвижные двери разъехались в стороны, и Стопятнадцатый втолкнул зазевавшуюся меня в проем. Одновременно прогорнил замок, и следом воздушная волна сотрясла перегородку, не успев ворваться в захлопнувшиеся перед ее носом двери.
— Альрик, ваша секретность изматывает, — поделился недовольством декан. — Не успеваю запомнить один пароль, как тут же не успеваю запомнить следующий.
— Уровень защиты согласно распорядку, — пояснил Вулфу лаконично. — От правил не отступаем. Хочу предупредить, Генрих Генрихович, мне предстоит провести занятие, на котором, кстати, должна присутствовать эта студентка.
Ну, да, кивайте, пока головушка не отвалилась, а фамилию студентки знать вовсе и необязательно, — набычилась я и прикусила губу за наглые мысли. Что-то сегодня нехорошести лезут из меня как из помойного ведра.
— Отмените, — сказал декан, — вопрос не терпит отлагательств.
