К тому, что она считала себя пупом Земли, Люк относился ровно — в конце концов, таким недостатком обладает каждое разумное существо, поднявшееся чуть выше кочки.
Но вот с тем, что она, со своим стремлением к всеобщему благу — как она его понимала — вставляла Люку палки в колеса и гадила по-мелкому и по-крупному при любой возможности, он мириться не собирался.
— Позвольте выразить вам сочувствие в связи с преждевременной утратой Учителя, — с совершенно постной миной ровно произнес ситх. — Потеря наставника — всегда горе.
Для кого именно — Люк мудро не уточнил. Стрендж кивнул, пробормотав такие же пустые благодарности — он о конфронтации Древнего и Люка знал, только вот о масштабах не догадывался. Как и о причинах...
— Скажите, Люцифер... — неожиданно поднял глаза от чашки маг. — Почему вы мне помогли? Благотворительность в вашем исполнении, она, знаете ли... Пугает.
— Потому что когда-то был на вашем месте, — улыбнулся ситх. — Слегка повздорил с Хель, потерял кожу на руках вместе с большей частью мышц.
В глазах мага зажегся профессиональный интерес.
— И как...
— Лечил? С помощью множества желающих мне помочь, — равнодушно пожал плечами ситх, проглотив слово 'недобровольных'. Он тогда устроил славную резню, что почему-то не понравилось Древнему. То ли не выспалась, то ли встала не с той ноги. Древняя тварь почему-то решила, что вырезанное поселение оскорбляет ее чувство прекрасного, не обратив внимания на такую мелочь, что там жили людоеды, и решила избавиться от дуреющего среди крови и трупов ситха с помощью портала.
Куда его должно было выкинуть, Люка не интересовало. Его трясло в эйфории и отходняке от битвы с аватаром Хель, восстанавливающейся связи с Силой, боли и наслаждении резней. Портал в неизвестность стал неприятным сюрпризом, но не смертельным — удар Силой, почти начавшийся Шторм — и его выкинуло на площадку на горной вершине, прямо на грубый каменный алтарь, перед которым иссеченный ветрами и морозами морщинистый мужчина в компании двух мальчишек проводил какой-то ритуал, держа на вытянутых руках чашу с мутной белесой жидкостью. Горячей, исходящей паром, пахнущим молоком и маслом.
Если честно, то дальнейшее Люк потом оправдывал невменяемостью от усталости и стрессом. А так же тем, что банально хотел есть.
Он слез с алтаря, отобрал у застывшего истуканом мужчины чашу и с удовольствием напился предложенного, оказавшегося крепким чаем с солью, молоком и маслом. Забрал из рук одного из мальчишек лепешку, оторвал половину, прожевал, а остаток отдал обратно, вместе с ополовиненной чашей.
После чего собрался с силами, закручивая Силу и открывая путь домой, не гнушаясь даже использовать магию.
О последствиях перекуса Люк узнал лишь несколько веков спустя, когда вновь попал в Тибет.
Последователь религии Бон, исполнявший в то утро ритуал, призванный умилостивить гневных духов, вначале немного растерялся, когда ему почти на голову свалилось божество не самого мирного вида: в крови, с оружием, сверкающее золотыми глазами.
Однако божество подношение приняло, не погнушавшись не просто отведать, а еще и поделиться, и это было воспринято как весьма благоприятный признак: похвастать тем, что пробовали остатки трапезы небожителей, могут немногие. Хлебную лепешку разделили на три части, чая тоже хватило всем по глотку, а ритуальные пхурбы**, переходящие от отца к сыну, с тех пор обзавелись золотыми глазами и крошечными копьями, сжимаемыми в искусно выполненных руках.
— Хорошо, — моргнул Стрендж. — Но почему?
— Древнему не понравились мои методы лечения, — лаконично пояснил Люк. — В этом наши мнения разошлись.
— Ясно, — маг кивнул, решив не уточнять, чем может не нравиться исцеление Светом — он до сих пор испытывал благоговейный восторг, вспоминая, как исцелялись травмированные кисти и возвращалась подвижность и чувствительность пальцев.
Обсудив некоторые моменты, касающиеся звания нового Верховного мага Земли, Стрендж ушел, а Люк перевел взгляд в угол кабинета, из которого вышел смуглокожий молодой мужчина в странно выглядящей в современной обстановке традиционной одежде жителя Тибета.
— Что скажешь, Цамцзод?
— Все ритуалы проведены, Тобгял, — мужчина поклонился, сухо зашелестели увивающие руки и шею четки из можжевельника, черного агата и кости, украшенные крошечными хрустальными черепами. — Все связи с сущим рассечены. Не вернется.
— Прекрасно, — по губам ситха пробежала змеиная ухмылка, глаза сверкнули золотом. — Прощай, Древний.
Смена Верховного мага Земли открывала прекрасные перспективы. Конечно, пришлось постараться, чтобы путем долгих и извилистых интриг направить Древнего прямиком к гибели, не вызывая подозрений, ведь Око, один из Камней Бесконечности, мог здорово сместить баланс сил не в пользу Люка, и добраться до него не было возможности, а жаль, он бы с удовольствием добавил его в свою маленькую, но очень приятную душе коллекцию. Однако теперь Камень в более-менее надежных руках: клятвы, данные доктором в момент отчаяния, когда он был готов душу продать за возможность вернуться к любимой работе, обратной силы не имеют. И разорвать их нельзя — Люк постарался, чтобы Стрендж был верен ему и в жизни, и в посмертии.
А то мало ли как жизнь повернется... Зато теперь хоть с этой стороны он прикрыт, Стрендж не сможет ударить в спину при всем своем желании.
Цамцзод тихо ушел, так же, как и появился, а в кабинет просочился крайне довольный собой, хотя и помятый Кроссбоунс.
— Мне уже сообщили, — мужчина сел в кресло, разминая кисти рук. — Такое горе, такое горе.
Люк хмыкнул:
— Да, безвременно, безвременно... Как идет процесс воспитания?
— Превосходно.
— Тогда... — Люк внимательно посмотрел на ученика, — время для урока. Шторм Силы.
Брок резко выпрямился, раздувая ноздри.
— С Молниями ты управляешься на отлично, следующий шаг — Шторм. Начнем с того, что попроще. Итак. Шторм Силы. Бывает двух видов: метеорологический и пространственно-временной. Первый вариант состоит из смешения двух техник: Вихря и Молний. Предназначен для открытых площадей, создает смесь торнадо, ливня и электромагнитных возмущений. Чем сильнее или опытнее создающий, тем большую площадь можно накрыть и тем более разрушительной будет техника. Однако есть и ограничение: в пустыне создавать ливень — гиблое дело. В таких условиях техника трансформируется в более подходящую песчаную бурю.
Рамлоу сощурился, стараясь уложить в голове информацию.
— То есть не только отвратительная погода, но и выведение техники из строя, — задумчиво протянул он. Люк кивнул.
— Чем больше вложишь энергии, тем сильнее эффект, — подтвердил ситх. — Можно зачищать целые области, в несколько километров диаметром. Особенно если ливни кислотные.
— А второй вариант?
— Пространственно-временной. Требует огромного количества сил, ювелирной точности и контроля. Использует Темную сторону Силы. Чрезвычайно трудно контролируется: чем крупнее шторм, тем сложнее им управлять. Можно создавать как небольшие 'червоточины', так и гигантские дыры в реальности. Уничтожает все, что попадает в область его действия. Если технику выпустить из-под контроля, она распространяется по нарастающей, сила возрастает в геометрической прогрессии, пока не исчерпает саму себя. В принципе, оружие последнего шанса, если что, возможность нагадить врагам так, что они пожалеют о твоей гибели. Однако, опытный и сильный адепт может творить чудеса: не только разрушать целые области, но и переносить избранные предметы или живых существ с места на место.
Лицо ситха застыло, глаза на миг остекленели от нахлынувших воспоминаний. Люк моргнул, задвигая эти воспоминания в дальний угол.
— Такой вид Шторма — предтеча создания Черных дыр.
— И такое возможно?! — ошеломленно просипел Брок. Люк вскинул подбородок, от всего его облика повеяло невероятной гордыней.
— Для Силы нет ничего невозможного, — уверенно заявил бывший Император. — И неважно, какая сторона используется. Главное — здесь, — он со значением постучал по виску. Рамлоу молча кивнул, впитывая транслируемые ему по Узам воспоминания, пробуя их на вкус, словно предложенную на ладони редкую еду.
От увиденного тряслись поджилки: мощь, чистая, неукротимая — это восторг. Вот что это такое было. Рамлоу потрясенно прикрыл глаза, пытаясь вообразить это в реальности.
— Я... — он сжал разбитые о Солдат кулаки, зудящие и чешущиеся от ускоренной Силой регенерации, — я смогу. Повторить.
— Конечно сможешь, ученик, — медовым голосом произнес Люк, заставив Брока инстинктивно сжаться от ощущения опасности. — Разумеется, сможешь. Иначе и быть не может.
Молнии, потрескивая, обвились вокруг пальцев, свиваясь, словно маленькие змеи, бросая отблески на золотые радужки.
* * *
Ётунхейм
Один резким движением запахнул тяжелый алый плащ, пряча золотой блеск доспехов. Скрипнул плотный снег, слежавшийся в толстый прочный панцирь, выдох взметнулся вверх белым облачком.
Ас досадливо поморщился, с неудовольствием ощущая, как намерзают острые мелкие льдинки на усы и бороду, но выхода не было: эта встреча уже давно напрашивалась, вот только идти на нее не было никакого желания.
За спиной невозмутимо воздвиглась стража — не слишком много, чтобы не было воспринято как вторжение, а статусная, для виду. За свою жизнь ас не боялся, хотя и осознавал, что обитателям Ётунхейма любить его не за что — как простым жителям, так и правителям. Невыгодно сейчас Лафею устраивать провокацию, откровенное нападение или попустительствовать рвению ненавидящих Одина подданных.
Да. Невыгодно... А вот и подтверждение: гвардия, сплошь состоящая из гримтурсов. Синекожие великаны с грубыми, словно высеченными из неприветливого камня лицами, алыми глазами и спиральными узорами, похожими на резьбу — слишком глубокими, неестественными, — молча обступили прибывших асов, окружив со всех сторон, и, не позволяя себе даже косого взгляда, препроводили во дворец.
Изредка встречающиеся ётуны тоже молчали, никак не демонстрируя свое недружелюбие. От этого и так не слишком хорошее настроение Одина начало медленно ухудшаться.
Ас лишь мысленно одернул себя, не давая злости разгореться. Сейчас ему необходима вся его мудрость. И вся выдержка. Лафей — очень опасный противник. К тому же имеющий на него не один остро и заботливо наточенный клык: царь ётунов не собирался забывать, кто именно обрек его мир на медленное и мучительное вымирание, а теперь идет торговаться, как последний цверг.
— Царь Один, — низкий голос Лафея был сух и холоден, как воющие над ледяной пустыней ветра.
— Царь Лафей, — пробасил ас, на корню душа желание скривиться. Не время проявлять гонор. Не сейчас.
— Чего ты хочешь, Один?
Переговоры были сугубо неформальными: никаких тронных залов, пафосных кресел, стражей и толп придворных лизоблюдов. Просто почти пустой кабинет, из обстановки лишь небольшой, но массивный стол с двумя кубками вина, к которым так и не притронулись, и два не менее массивных кресла, покрытых шкурами. Давние враги разговаривали наедине — все прочие остались там, за дверями, и их мнение никого не интересовало. Один только одобрил такой подход: беседа предстояла тяжелая, мало ли какие тайны выплывут на свет, чем придется угрожать или подмасливать, чтобы получить желаемое.
Единственный глаз аса сверкнул недовольством, но тут же вновь наполнился настороженностью и решительностью.
— Мне... — Один с трудом вытолкнул из спазматически сжавшегося горла колючие слова, — нужна... услуга.
— Услуга... — пророкотал абсолютно не удивленный ётун. — Надо же! Услуга! Не думал я, что услышу когда-либо подобное... Услуга. И какую же... услугу... — Лафей подчеркнул голосом это слово, — ты хочешь? А самое главное, — синекожее лицо расплылось в уродливой ухмылке, обнажившей крупные желтоватые зубы, — чем платить собираешься, Один?
Подлокотники заскрипели под пальцами аса, на его скулах заиграли желваки, но царь сдержался.
— Как у тебя с кладбищами, Лафей?
— У меня? — демонстративно удивился ётун. — У меня все прекрасно. Тихо. Как в могиле. А что? Покойнички вдруг стали слишком резвыми? Так не стоило Хель живьем замуровывать. А также изводить под ноль всех, кто знает, как с покойными обращаться.
Ас закаменел, душа в себе ярость, но крыть было нечем: Лафей ни капли не соврал.
Молча проглотив справедливое замечание, Один незаметно поморщился, пряча скривившиеся на миг губы в густой бороде. Лафей насмешливо смотрел, даже не пытаясь хоть как-то придать себе невозмутимый или равнодушный вид. Сейчас, когда царь асов сидел и пытался просить, корчась от одной мысли о том, что не может привычно требовать, ётун чувствовал себя победителем.
Это был миг его триумфа.
Сладкий, долгожданный, выстраданный.
Лафей прекрасно знал, что происходит и почему Один, всегда нагло берущий, пытается просить. Почему он пришел к тому, кого и за разумное существо не считал, невзирая на отдаленное родство по линии давно ушедшей матери отца.
Разведчики и прикормленные соглядатаи исправно сообщали, что в последние несколько месяцев ситуация в Асгарде стремительно ухудшалась. Началось все с самопроизвольного подъема кладбищ — мертвяки полезли из могил, как тараканы из щелей в кухне. Несколько раз видели темных альвов. Участились случаи магических нападений — кто-то активно баловался очень темной магией и жертвоприношениями.
И тянулось это достаточно долго, чтобы можно было перестать замечать очевидное. А теперь и не скроешь! И специалистов, способных загнать драугров туда, откуда они повылезли, у асов практически нет, мертвецами традиционно занимались сейдманы, да и то далеко не все, а последних подданные Одина не жаловали.
Сам Один мог упокоить кладбище, но только одно, максимум два. И то больше на голой силе, чем на умениях. А их были уже десятки... А еще соглядатаи сообщали о темных альвах. И даже о Малеките.
Но это все было проблемой Одина, сам Лафей совершенно не опасался длинных рук Хель: ётуны своих мертвецов хоронили крайне редко, и обязательно со специальными обрядами, предотвращающими любую возможность поднятия: естественную или благодаря чьей-то злой воле. Обычно покойников просто и незатейливо рубили на мелкие куски, разбрасывая останки на поживу диким зверям и птицам, завершая таким образом круговорот в природе.
А вот асы большей частью именно хоронили, сжигая лишь самых достойных, за что теперь расплачивались.
И нет, Лафею за свое злорадство не было ни капли стыдно.
А за то, что он намеревался как следует насладиться унижением врага, с которого еще и собирался содрать огромную плату в счет оказанной услуги — тем более.
Сейчас Лафея волновало одно: чем собирался заплатить Один за упокоение разбежавшихся покойников, и что-то подсказывало, что это будет нечто потрясающее.
— Чего ты хочешь? — процедил ас, привычно окатив синекожего собеседника презрительным взглядом. Лафей дернул плечом, глубокие шрамы-узоры на миг засияли багровым светом.
