Дан отклонился и кулак с зажатым кастетом пролетел мимо. В следующий миг он подсек нападавшего, и уже падающему добавил от души ногой. Лысый отлетел к дереву и тихо сполз на асфальт. Второй уже лежал на асфальте, постанывая и пробуя ползти.

— Готовы, — скользнул взглядом по лежащим Дан, и вытер кровь со щеки. Лысый, все — таки, зацепил его. В следующее мгновение Дан ринулся в открытую дверь подъезда, туда, откуда еще доносились возня и пыхтение. Но перед тем, как вскочить в кромешную тьму, он на секунду остановился, сгруппировался, и лишь затем рыбкой нырнул вперед. Было жалко одежду, однако выбирать не приходилось. Прокатившись клубком по площадке подъезда и кого-то сбив, Дан вскочил на ноги. Через секунду он уже стоял, готовый отразить любую атаку.

— Дан? — послышался рядом не совсем уверенный голос.

— Уфф, — выдохнул воздух Дан. — А я уже подумал... Это я, тезка! — И тут же получил сильный удар по голове...

Глава 1

— Семен, ты что..? А это что за идолище стоит? Откуда он тут взялся?

Дан с трудом разлепил глаза и сквозь мутную пелену увидел два заросших бородатых лица. Лица смотрели на него и качались, то отодвигаясь куда-то вдаль, то снова приближаясь и расплываясь в нечто губасто-носато-бесформенное... Лица что-то говорили, но он никак не мог понять что. Слова долетали до него, словно издалека. Язык был похож на русский, только с каким-то странным произношением. И ударением другим... А еще с каким-то цоканьем. Дан уловил нечто подобное на: — ... глухой, вон, весь в кровище, — и уже собрался возразить обладателям бород, мол, не глухой я... Но у него ничего не получилось. Почему-то он не смог даже рта раскрыть. Тогда Дан шагнул ближе к бородачам, ему показалось, что шагнул. Расставил ноги пошире, чтобы не упасть и шагнул... И тут же, боком — боком, стал заваливаться вниз...

— Ох, святые угодники, здоровый-то какой! — спустя вечность, донеслось из невообразимой дали до уже лежащего Дана. — Семен, помоги! — И Дана, подхватив под мышки, потащили куда-то...

... — Кажется, дышит, — еще спустя некоторое время, услышал Дан и выплыл из темноты. Совсем недавно он стоял на какой-то мостовой, а сейчас понял, что сидит, прислонившись к чему-то спиной. Он открыл глаза и увидел над собой двух склонившихся мужичков. Бедно одетых и страшно бородатых.

— Слышь, человек, — спросил тот, что повыше, расчесывая пятерней русую бороду, — ты кто такой будешь, откуда?

Дан попробовал ответить, но только пробулькал что-то сквозь потекшую по губам слюну.

— Оставь его, Вавула, — сказал второй из мужичков, худощавый, с пегой бородой и с дурацким колпаком на голове. — Видишь, худо ему.

Мужичок наклонился ближе к Дану и извлеченной откуда-то тряпицей вытер слюну с подбородка Дана. Дан услышал, как тот, кто был без колпака произнес: — Одет он как-то не по-нашему. И на ганзейца не похож.

— Не по-нашему, — согласился пегобородый, пряча тряпицу и отступая на шаг от Дана. — А что на ганзейца непохож, так может из новых кто прибыл. Все равно надо ихнему старосте показать, да нашего, уличанского, позвать...

— Смотри-смотри, Семен, — перебил его напарник, — глазами-то как он зыркает!

— Как тут не зыркать, — слушая мужичков и с трудом ворочая мыслями в голове, подумал Дан. — Это единственное, что я сейчас могу. К тому же и клоунов таких, как вы, я еще не встречал. Да и не клоунов, а настоящих бомжей... Бородами, вон, как обросли. Одеты подозрительно, в какие-то рубахи-косоворотки, подпоясаны неизвестно чем, колпак выцветший на голове... А у другого грязные волосы и острижен 'под горшок'. И настоящий деревянный терем напротив! А за ним еще один... Забор здоровенный... Хм... Что-то странновато... Где я, боже?!

— Где я? — собрав всю свою силу воли, повторил вслух вопрос Дан, кое-как разлепив спекшиеся губы. — Что со мной?

— Опа! — воскликнул тот из мужичков, что выглядел чуток помоложе. Худощавый и пегобородый. — Он и говорить умеет! — И наклонившись к Дану, сказал: — Это мы тебя нашли. Ты лежал на мостовой. — И, видимо, поскольку взгляд Дана не внушал ему доверия, поинтересовался: — Ты понимаешь по — словенски? Все понимаешь?

Дан сделал движение, долженствующее соответствовать кивку головой, но даже эта чисто символическая, небольшая встряска головы привела к столь резкому приступу боли и тошноты... Что он едва не вырвал. Но его кивок заметили.

— Понимает, — удовлетворенно сказал стриженный под горшок. — Ты в Новгороде, мил человек. А мы ноугородцы, — именно так, с ударением на 'оу' произнес стриженный под горшок. — Я — Вавула, а это — Семен. А ты есть кто?

— Я Дан, — просипел Дан. Приступ тошноты прошел, и ему стало легче. Одновременно он попытался переварить полученную информацию: — Новгород находится в России. Это тот, который — 'Откуда есть пошла земля русская...', Рюрики и прочие... И он, вроде бы, один... Черт, это что означает? Что я в России? Из Белоруссии... В России? Господи, как я тут очутился?! — Прищурив глаза, Дан рискнул обвести взглядом все, что находилось поблизости — какие-то явно под старину, словно из музея этнографии, деревянные дома. Вместо асфальта — деревянная мостовая... — Не фига себе здесь живут, — непроизвольно подумал Дан, — богатенькие. Закатать всю улицу бревнами. — И неожиданно сообразил, что все это он уже видел, на картинке в учебнике истории. И рисунок назывался — "Жизнь в Древней Руси". — А, вон, еще, — на уровне подсознания отметил Дан, — и люди в допотопной одежде идут.. Почти, как на той картинке... И почти, — Дан покосился на стоявших перед ним двух мужичков, Вавулу и Семена, их рубахи и полосатые штаны, — и почти, как эти Семен и Вавула. — И сразу неясная мысль плеснула жаром и обдала смутным подозрением: — А бомжи ли они? Семен и Вавула? То есть, клоуны... То есть... А, черт, — выругался беззвучно Дан, — совсем запутался... — Наверное, будь у него силы, он бы сейчас запаниковал, но, поскольку, этих сил у него не было, то... — Скорее всего, я на сборище реконструкторов истории попал, — постарался успокоить сам себя Дан, тем более, что и сам он был не чужд данного новомодного увлечения. — Интересно лишь, где они такое место нашли... Настолько подходящее... Хотя, вероятно, — здраво рассудил Дан, — сами и выстроили, богатых с прибабахами сегодня хватает... Только... Одно смущает, в Гомеле ночь начиналась, а здесь день в разгаре и довольно прохладно... Срочно надо все вспомнить!

Он попытался собраться с мыслями и сосредоточиться.

— Значит, на нас навалились возле подьезда. Потом удар... Сзади удар. Нет, сначала спросили, потом ударили... И что за речь необычная, у этих ноугородцев, сленг что-ли..? Дальше... О, господи, мне опять скверно...

— Кто-кто ты? — переспросили, почти хором, Семен и Вавула. — Дан? — Но Дан лишь молча сполз на мостовую...

Третий раз Дан очнулся в низком сумрачном помещении, похожем на сарай и густо пропахшем кожей и еще чем-то невообразимым. Он лежал на жестком ложе, его тошнило, и жутко болела голова. Где-то рядом крутилось колесо, издавая скрип и шуршание, а возле Дана сидела какая-то... Язык не поворачивался назвать ее женщиной, какая-то здоровенная бабища. Одета бабища была в платье, похожее на изделие безумного портного, и на голове у нее был накручен огромный платок, весь в разных бирюльках. Она водила над Даном руками с огромными, похожими на лопаты, ладонями и все время бормотала что-то, похожее на заговор. На груди у бабы бряцало не менее килограмма побрякушек — бус. Заметив, что Дан открыл глаза, женщина громко позвала кого-то невидимого для Дана: — Домаш... Он очнулся!

Убрав руки, она встала с края ложа, согнув голову под низким для нее потолком.

К Дану подошел невысокий крепкий мужчина, держа непривычно пузатую кружку — из кружки поднимался горячий пар. И, хотя Дан был не в том состоянии, чтобы чему-нибудь удивляться, но... Мужчина мало того, что имел длинную и радикально рыжую бороду, она еще и заплетена была в две толстые, спускающиеся на грудь, косы. Впрочем, как и волосы мужчины, тоже огненно-рыжие, длинные, и заплетенные в косы. Кроме всего прочего, одет мужчина был в рубаху и штаны, покроя... Подобную моду Дан видел лишь однажды, в краеведческом музее, в экспозиции, посвященной истории костюма древней Белоруссии.

— Все ясно, — пробормотал Дан, сразу вспомнив Вавулу с Семеном. Они были одеты также, только более убого, — это не клоуны и не бомжи. Вид у рыжего... Может староверы какие-нибудь?

— Пить! — сказал мужчина, подавая кружку Дану и присаживаясь на край постели. Посмотрел на Дана, неуверенно потянувшегося за кружкой, и малопонятно добавил: — Тринке! — После чего сделал губы трубочкой, показывая, будто пьет. Затем, снова по-русски, сказал: — Отвар из трав. Марена делала,— слегка поведя подбородком назад, указал на женщину, стоявшую позади него.

Мужчина, как и давешние Вавула и Семен, произносил русские слова сильно цокая и не совсем вразумительно, но Дан улавливал смысл. Дан взял из рук краснобородого массивную, тяжелую, когда-то красную, а сейчас просто облупленную кружку и поднес к губам. Вдохнул исходящий из кружки запах. Сладковато-пряный запах. И сделал первый глоток. На радость Дана, жидкость не была обжигающей. Такой, как он ожидал, исходя из опыта жителя большого города, горожанина, постоянно пользующегося электрочайником. Она, жидкость, даже понравилась Дану. Подождав, пока Дан сделает глоток, мужчина, с явно вопросительной интонацией, произнес: — Ганза?

Дан с недоумением уставился на старообрядца: — Какая Ганза? Уже второй раз за этот день он слышал про какую-то "Ганзу".

Поняв, что название 'Ганза' никакой реакции у Дана, кроме непонимания, не вызывает, мужчина показал на себя пальцем, вымазанным в чем-то, похожем на глину, и сказал: — Домаш! — Потом застыл, выжидающе смотря на Дана. Сообразив, что рыжебородый назвал себя и приглашает тоже самое его сделать, Дан, прочистив горло, произнес: — Дан! — И хлебнул еще из кружки-жбана. Старообрядец, тут же, переспросил: — Данске? — И видя снова не совсем понимающее выражение лица Дана, быстро уточнил: — Гот? Мурман?

— Господи, — дошло до Дана, — так это же он думает, что я называю ему свою национальность... В смысле, какой я национальности. То есть, не датчанин ли я или какой иной скандинав... Только странно, готами шведов, как и мурманами норвежцев лишь в средневековье звали. И то не всех... Белорус я, — подумав, сказал Дан. — Из Гомеля! — секунду спустя, добавил он. Название города Дан особо выделил.

Теперь настала очередь сделать удивленное лицо Домашу: — Белорус? Гомий? — Слегка исковеркав название города, повторил рыжебородый и озадаченно поскреб пальцем бороду, то есть, подбородок под одной из своих огненно-рыжих косичек. Одновременно, рыжебородый, видимо, усиленно работал головой. Дану показалось — он даже скрип мозгов расслышал. Итогом умственной деятельности Домаша явился следующий вопрос:

— Словенин? — неожиданно поинтересовался Домаш и пытливо уставился на Дана.

— Не фига себе, — почти обиделся Дан, — он, что? Меня за иностранца принимает? Черт бы побрал его и всех остальных старообрядцев... Для них, наверное, белорусов и не существует... Да, русский я, русский! — почти воскликнул Дан.

— Русский... — опять недоуменно повторил старообрядец и в очередной раз уставился на Дана... — Блин, — теперь настала очередь недоумевать Дана, — так для него что, и русских не существует? Вот, влип... Куда же я попал? — ...А, русин, — наконец, радостно произнес Домаш. — Литвин, значит...

— Да, мужик, основательно вы застряли в прошлом, — вздохнул мысленно Дан. -Белорусов литвинами называть... Как 300 лет назад... Ладно, пусть будет литвин.

... Мужчина, видимо, услышал то, что хотел и уже спокойно произнес: — Я гончар...— Рыжий произнес не "гончар", а несколько другое слово, но Дан, как-то умудрился сообразить, что он сказал — ... А этот сарай, где ты находишься, — продолжил мужчина, — мой сарай. — Выдав это, он многозначительно замолчал, намекая Дану, чтобы и гость поделился сведениями о себе.

— Гончар — это хорошо, — подумал Дан. Хотя, почему хорошо, он и сам не знал. Но все равно хорошо. — Только, все-таки, где я и как меня угораздило сюда попасть? — Он хлебнул из кружки. Ситуация не нравилась ему и злила, как всегда, когда он что-нибудь не понимал.

— Слушай, братишка, — вместо рассказа о себе, прокашлявшись после 'не в то горло попавшего' глотка варева, спросил Дан, — ты мне правду скажи — где я нахожусь? И как я сюда попал?

Женщине позади Домаша, вероятно, надоело слушать этот дурацкий диалог Домаша и Дана и она зашуршала своим безразмерным платьем.

Бросив взгляд на Дана, мужчина тихо сказал: — Марена, ты иди. С меня причитается.

— Да, уж, — пробормотала женщина и грудным голосом добавила: — Ты только не забывай. Ну, ладно, больше я ему не нужна. — И шурша своим сарафаном, направилась, как понял Дан, к выходу из закутка, в котором находился Дан.

Обращение 'братишка', видимо, покоробило старообрядца, но он сделал вид, что все в порядке и терпеливо, как ребенку, разъяснил Дану: — Ты в Новгороде, человече. Тебя нашли мои работники, Семен да Вавула, возле старой выработки — ямы с глиной.

Дан разозлился еще больше — что ему тут "лапшу" вешают, какой опять к черту Новгород? Какая яма с глиной?

Одним махом допив варево из кружки и поставив 'тару' на дощатый пол, он приподнялся на ложе. Вернее, сделал попытку приподняться. С трудом, но это ему удалось. Опершись на локоть и чувствуя себя несколько увереннее после выпитой жидкости, Дан, уже еле сдерживая гнев, нарочито тихо, спросил: — Ты что несешь, братишка? Меня по башке саданули в Гомеле... Какой, к бесам, Новгород?

— Господин Великий Новгород, — не спеша, ответил старообрядец, пропустив богохульство Дана мимо ушей. И, видимо, полагая, что литвин Дан, получив удар по голове, не совсем пришел в себя, на всякий случай, сразу уточнил: — Сейчас 6978 лето от сотворения мира...

— Что!? — взвизгнул Дан. — 6978 лето... Господин Великий Новгород? — и потерял сознание.

...За рядом деревьев, на лугу, узким языком вытянувшимся вдоль речной протоки, расположился на ночевку загон московских татар. Два десятка всадников — степняков. Время клонилось к закату, хотя еще было светло. Степняки гостей не ждали и даже коней отогнали пастись подальше. Несколько человек направились в лес за дровами... Свист арбалетных болтов оказался для кочевников полной неожиданностью. Тяжелые короткие стрелы пробивали степных воинов насквозь, даже тех, кто еще не снял тяжелые тегиляи. Но первыми погибли сторожа при лошадях, застреленные почти в упор. Невысокие татарские кони, приученные не подпускать к себе чужих, на этот раз не почувствовали вплотную подобравшихся к табуну людей... У сторожей лишь струйки крови запузырились на губах, когда арбалетные болты вошли им в сердце...

Захваченные врасплох татары заметались по лагерю, пытаясь укрыться от стрел, а затем, визжа и хватая оружие, ринулись к лошадям. Однако, добежать до лошадей им не дали. Бегущих к лошадям татар тоже встретили арбалетные болты... Спустя несколько минут после избиения загона, из травы на лугу поднялись люди — сначала один, потом еще с десяток — в капюшонах на голове, в разрисованных зеленым, черным и коричневым накидках поверх черненной брони. В руках у людей были арбалеты.

123 ... 567

↓ Содержание ↓