Вариант "Новгород - 1470". ч 1

Сохрани Господин Великий Новгород и дальше свою самостоятельность, смущай он и дальше своим "авторитетом", восходящим напрямую к Древней Руси, и своим "неправильным" укладом оставшиеся русские земли, то есть ближние к нему и Москве — ибо дальние уже объединились в Великое княжество Литовское — и вся история России могла бы стать иной. Иной, без превращения Руси-России в повальную страну рабов, где бесправны были все — от боярина, представителя высшего слоя общества, до нищего крестьянина-смерда. И где боярин мог быть также дран за бороду, посажен в пыточную и/или казнен без суда и следствия, как и простой смерд.

Иной, без ужасов гражданской войны Ивана Болотникова и лжеДмитриев 1, 2 и 3. Без разорения страны Петром Первым и продажи людей, как скотины при Екатерине... Без удушающего золотоордынского влияния на все последующее существование российской державы.

До сих пор Дан не задумывался над тем, что, по большому счету, он оказался в Новгороде в один из узловых моментов истории. Ему было, как-то, не до этого. Да, и сейчас, собственно, было не до этого, но... Но теперь он задумался. Он находился перед тремя, вероятно, самыми влиятельными в новгородской республике людьми, и в голове его металась полубредовая мысль: — А, ведь, это шанс изменить историю...— Он даже сглотнул от волнения и вытер пот, выступивший на лбу. — Черт, я же и в самом деле могу изменить историю... — подумал Дан, — прямо сейчас изменить, — и вытер снова, выступивший на лбу, холодный пот. — По некоей случайности, я не только оказался в нужный момент в нужном месте, но еще и стою перед нужными людьми...

Сердце у него отчаянно колотилось и казалось — вот-вот выскочит из груди.

... — И, — горло тоже пересохло, — и не будет больше 14 года, революции и Великой Отечественной. Алкоголика Ельцина и развала страны... Господи, мать моя женщина, я обязательно должен это сделать... И я обязательно это сделаю, — внезапно холодно подумал Дан. — И незачем мне покидать Новгород. И перебираться за три-девять земель... Тем паче, что город мне нравится. А Москва пусть катиться куда подальше..! Ха, — ухмыльнулся мысленно Дан, — вот, возьму сейчас и сообщу новгородцам конструкцию баллистической ракеты... И опа, — улыбнулся Дан, — нет той истории, которую я знал! И автомобильных пробок, гы-гы, в Москве тоже нет... Главное, все грамотно сделать...

Насчет баллистической ракеты, Дан, конечно, шутил. Даже, если бы его сейчас подвесили на дыбу, Дан ничего бы не сказал об устройстве этой ракеты и не потому что выдержал бы любые пытки, а потому как ничего не знал. Кроме того, что в 21 веке "их есть". Но идея ему понравилась. И Дан осторожно сказал: — Однако... — Высших чиновников новгородской республики следовало заинтриговать. Для начала. Поэтому Дан помолчал пару секунд и только затем аккуратно добавил: — Не знаю почему, но у меня есть уверенность, что я должен был попасть в Новгород...

Тысяцкий в сердцах стукнул мечом в ножнах об пол.

— Вот, окаянный! — с досадой произнес он. — Все кругом да около ходит. И что делать-то с ним, а, Марфа Семеновна? — явно не ожидая ответа, спросил он. — Говорит-то складно. Даже не поймешь, толи быль сказывает, толи сказку. — Тысяцкий посмотрел на Дана и, будто вспомнив нечто важное, добавил: — Даже одежка соответствовала...

— Спокойно, спокойно, — приказал сам себе Дан, — не надо гнать лошадей... — И старательно вытаращился в ответ на тысяцкого. И тысяцкий не подвел, с ноткой жалости в голосе сказал: — После такого удара по голове, и в правду, память может отшибить...

Боярыня окинула Дана взглядом своих хищных глаз. Внимательно окинула. Дан выдержал и этот взгляд.

— Сказываешь, в Новгород должен был попасть? — медленно тяня слова, произнесла она. — А зачем, значит, не помнишь...

— Не помню, — поспешил подтвердить Дан.

— А ты, посадник... Что скажешь? — чуть повернув голову вправо, спросила боярыня у сидевшего справа от нее и похожего на нее, мужчины.

... — Так новгородский посадник это он?! — чуть не вскрикнул Дан. — А, я-то думал, что... Надо же, тебе, бабушка, и юркнул в дверь! А Марфа-то, Марфа... — И здесь Дан вспомнил — Марфа Борецкая совсем не являлась высшим должностным лицом Новгорода, этот пост в Новгороде мог занимать только мужчина. Он его и занимал. Посадником Новгорода был сын Марфы, Дмитрий. А Марфа Борецкая... Новгород не управлялся одним лишь посадником, кроме должностей посадника и тысяцкого, практически равных по значимости, в городе существовал еще и 'совет господ' или '300 золотых поясов', и, как раз, во главе этого совета бояр и стояла Марфа Семеновна Борецкая, мать посадника Дмитрия и вдова бывшего новгородского посадника Исаака. Опираясь на совет '300 боярских поясов', а также посадника и тысяцкого, составлявших ее ближний круг, Марфа Семеновна и вершила судьбы новгородской республики, судьбу Господина Великого Новгорода... За что, собственно, и получила прозвище Марфа — Посадница.

— Не понимаю, — ответил ее сын, посадник-Дмитрий. Говорил он звучно, но слегка, как и мать, подтягивал окончания слов...

— Похоже, это у них фамильное, — подумал Дан.

— ...С одной стороны, вроде, правду говорит, а с другой... Небылица какая-то получается. — И посадник пожал плечами.

— Ну, знацца, так тому и быть, — боярыня смешно цокала языком, как, впрочем, и все в Новгороде. Этими словами Марфа-Посадница, как бы, подводила черту всему разговору с Даном. Она явно не желала продлевать пустопорожний разговор, и провокация Дана на нее не подействовала.

— Ошиблись мы, — сказала боярыня, смотря на Дана.

— Очень жаль, — добавила боярыня, продолжая наблюдать за Даном, — что тебе отшибло память и ты ничего не помнишь. Но надеюсь, это ненадолго и память вернется к тебе, — с несколько двусмысленным намеком на возможное продолжение беседы в будущем, закончила она предложение и, вроде как, потеряв интерес к Дану, отвернулась.

Дан даже растерялся, он совсем не так рассчитывал завершить начатый разговор.

— Благодарю, — наконец, нашелся он, одновременно думая -"Вот, чертова баба, ну, погоди! Придет мое время." — И, сделав вид, что ничего не произошло, продолжил: — Понимаю, я не "оправдал" ваших надежд. Но, — широко улыбнулся Дан... И, согнав с лица улыбку, с ударением произнес, — разрешите мне, все-таки, сообщить вам кое-что! Правда, — уже более спокойно сказал он, — это не совсем то, что вы, вероятно, от меня ждете и в чем меня подозреваете...

— Говори, — дал "добро" тысяцкий, видимо, не утративший надежду услышать от Дана что-нибудь путное.

На сей раз пришла очередь Дана с пристрастием посмотреть на людей в горнице.

— Тут, вот, в чем дело, — начал Дан и замолк, соображая, как ему правильно сказать то, что он хотел донести до этих высших чинов Новгорода... Однако через минуту продолжил: — Я еще об этом никому не говорил... — Он посмотрел на собравшихся в горнице людей, будто впервые видел их. И снова замолчал, выдерживая паузу. Паузу он держал, как хороший актер, до тех пор, пока даже боярыня, несмотря на всю свою величавость, не заерзала в кресле и огонек любопытства не зажегся в ее поскучневших вроде глазах. И только после этого Дан произнес: — Я не помню, что со мной произошло и не могу сказать, как я попал в Новгород. Это правда. — Дан вздохнул, еще раз внимательно взглянул на Марфу Борецкую, посадника и тысяцкого, и "рубанул", — Но, зато, я знаю, что скоро произойдет с Новгородом!

Появившийся было в глазах боярыни интерес к Дану снова стал угасать. И лишь в глазах посадника и тысяцкого еще теплились искры. — Черт, — мелькнула паническая мысль в голове Дана, — неправильно сказал. Они не принимают всерьез мои слова. Надо было с них начинать... — И исправил свою ошибку: — Вернее, я знаю, что скоро произойдет с каждым из вас!

Такой резкий перевод темы возымел свое действие и Дан снова завладел вниманием людей, сидящих в горнице.

— Я не убогий и не юродивый, — на всякий случай, уточнил Дан, — и то, что я вам сообщу, не является моей придумкой.

— Итак, — произнес Дан и перевел дыхание — он, все-таки, не был прожженным демагогом и потому здорово волновался — я не знаю, как вы воспримите мои слова, однако после удара по голове... В общем, я видел, что произойдет с Новгородом и с вами. — И не давая ни тысяцкому, ни посаднику и ни боярыне и рта раскрыть, уронил: — Я знаю, когда и кто убьет посадника Дмитрия... — Дан метнул взгляд на примостившегося справа от Марфы-посадницы посадника Дмитрия — ... когда и кто тысяцкого Василия... — быстрый взгляд на "баскетболиста" Василия...

— Что-о? — с секундным запозданием, среагировал Дмитрий и подался вперед. — Ты, человече, не заговаривайся, — угрожающе произнес он.

— ... и где отдаст богу душу боярыня Марфа Борецкая, — не обращая внимания на посадника, добавил Дан. Он рисковал, сильно рисковал, ведь, за такое могли и в "яму" посадить, а затем долго пытать, подозревая участие в заговоре. Но, к сожалению, он не знал, как по-другому заставить этих троих высших чиновников Господина Великого Новгорода, от которых сейчас зависела судьба всей новгородской республики, выслушать его. А Дану было нужно, чтобы они выслушали его, или... Или же Новгород, все-таки, превратится в забытый провинциальный город, а уцелевшие его жители — в бесправных холопов Московского царства... Из горожан Господина Великого Новгорода в холопов!

На удивление, Марфа, вздрогнув, когда Дан упомянул ее имя, больше никак не проявила своего интереса к сообщению Дана. А тысяцкий, вообще, хмыкнул: — Напужал, тоже. Только учти, я пуганый...

Дана начало трясти. И от страха за себя, родного, от того, что он сейчас находился на грани "фола" и запросто мог попасть отсюда прямо на дыбу, и от того, что он очень хотел донести до мозгов, до печени, до сердца этих троих, без сомнения, самых важных должностных лиц новгородской республики, что произойдет с ними и с Новгородом, какое будущее ожидает город и его жителей, если в сей момент, прямо сию секунду, не изменить, не начать менять Город, его внешнюю и внутреннюю политику. А еще он очень рассчитывал, что эта троица сделает нужные выводы из того, что Дан им расскажет. Ведь, не дураки же они в конце концов! И должны задуматься, даже, если не поверят в слова Дана. А задумавшись, предпринять кое-какие меры — хотя бы просто так, на всякий случай, допустим убрать перекосы и крайности в организации новгородского ополчения-армии, перекосы очевидные для человека 21 века и незаметные для людей 15 века. Уже одно это может изменить баланс сил в предстоящем столкновении с князем Москвы Иваном III, в грядущей войне с московским княжеством. А когда сведения Дана станут подтверждаться... — а это неизбежно, ибо это новгородцы еще могут ни о чем не подозревать, а в будущем... Все давным-давно уже известно — ...правители новгородской республики просто вынуждены будут провести дальнейшие преобразования, поскольку иначе они станут самоубийцами. Кстати, провести, возможно, с его, Дана, участием или с его, Дана, подсказки. В любом случае, без дальнейших преобразований, Москва, все равно, захватит Новгород. Но, зато, если Новгород изменит свою внутреннюю и внешнюю политику и сохранит независимость... Он станет центром притяжения для всей северо-восточной Руси. Не Москва со своими золотоордынскими замашками, а именно исконно русский Новгород. И вся истории России пойдет, возможно пойдет, по-другому пути. В ней уже не будет места для психопата Ивана Грозного, лично, по монгольскому обычаю, сдирающему кожу с живых людей, не будет места для его уголовников-опричников. Не появится никудышний полководец, жестокий правитель и создатель первого российского 'ГУЛАГа' — для строительства Петербурга — Петр Первый; не умрут от голода — в 20 веке! — миллионы людей в Поволжье и на Украине, не погибнут бесмысленно и бездарно на строительстве Беломорканала, на лесоповалах Урала и на прокладке железной дороги в никуда, на Колыму, в вечную мерзлоту Сибири, заключенные советского "ГУЛАГа". Не станет тысяч почти мальчишек, 'трофеев', как называли этих парней работники НКВД, а вслед за ними и бойцы и командиры Красной армии, прямо с поезда, прямо в гражданской одежде, без всякой жалости, брошенных под пулеметы немцев или просто, тупо, на минные поля для создания проходов... И вся вина этих вчерашних мальчишек — 'трофеев' состояла в том, что они были в оккупации. На территории, оставленной Красной армией после первых боев с немцами в 41-42 годах. И не успели эвакуироваться в тыл... Не будет специальных послевоенных бригад железнодорожников, снимавших на станциях с тормозных площадок и подножек вагонов только что прибывших поездов трупы замерзших или умерших от голода детей. Детей, бежавших из "проштрафившихся" лично перед товарищем Сталиным Курской, Брянской и Орловской областей...

Не станет постоянного, но незримого присутствия в жизни государства, вплоть до конца 20 века, давно исчезнувшей, но не умершей монгольской орды. Словно вся Россия это золотоордынский улус, а ее население — покорные данники, живущие по воле правителя, назначенного им ханом...

Может быть Дан и не задумался бы о прогрессорстве, хотя такие мысли — попытаться, пусть чуть-чуть, пусть 'на грамульку', подправить историю своей страны — а своей Дан считал всю Россию, Белоруссию и Украину — все равно, со временем, появились бы у него. Как появились бы, наверное, у любого, попади он в прошлое и интересуйся кое-чем большим, чем вкусно пожрать и с кем-нибудь переспать. Конечно, если он не совсем тупой или "тюфяк"... Но появились бы гораздо позже, потом. Когда устроился бы в новой жизни, когда заработал бы денег, когда... В общем, не скоро. Однако, на беду Дана, Новгород, несмотря на все свои проблемы, стал нравиться ему. Нравится своим торжищем, своими пивными заведениями, гульбищами, боярскими усадьбами и ганзейскими купцами, нравиться даже городскими богатеями и задиристыми парнями, вспоминающими о былых походах ушкуйников и надеющимися когда-нибудь уйти в такой поход. Нравиться горластыми и красивыми новгородскими девахами... Было в Новгороде что-то такое, естественное, и в тоже время очень близкое 21 веку. Что-то позволявшее его жителям очень напоминать Дану бывших современников. Дан еще не все видел в городе, однако и того, что успел... Хватило. Он уже ощущал себя своим в Новгороде и хотел, чтобы Новгород оставался и дальше Господином Великим Новгородом, а не простым провинциальным Новгородом, каким он его знал по всей последующей истории российской державы. Но в следующем году должна была начаться война с Москвой, которую Новгород позорно проиграет, то есть проиграл в той, прежней, жизни, и больше уже никогда не был Господином Великим Новгородом. Новгородом, с бегающей по мостовым, как и в 21 веке, детворой; со школами, обучающими младых новугородцев грамоте и счету, а также тому, что было бы не лишним и в 21 веке — риторике, пению и игре на музыкальных инструментах... Правда, в школах учились только мальчишки, а девочки получали образование на дому. Но, как-то, это не особо сказывалось на их грамотности, и отписать на бересте — материале, используемом в Новгороде вместо бумаги — нерадивому любовнику или ухажеру, судя по словам Семена, работника Домаша, новгородские дамы могли так, что и в 21 веке им многие позавидовали бы. Кстати, как и в школах 21 века, новгородские школяры предпочитали не столько слушать учителя, сколько заниматься разными посторонними делами, например, рисовать человечков или зверей...