Распыление. Дело о Бабе-яге

— Вода. — повесил голову Дуринян. — Чистая, дистиллированная. — и он посмотрел на нас блестящими, как маслины, глазами.

— Ну, так показывай... те. — улыбнулся Ванька, как бы невзначай вставая между мной и армянином.

В самом конце коридора была еще одна железная дверь. Дуринян долго гремел ключами.

— Вот, полюбуйтесь! — хозяин махнул рукой на стеллажи, уставленные ящиками. Из ящиков торчали залитые воском горлышки, упакованные в резаную солому.

Потянувшись, он вытащил пузатую, как тыква-горлянка, бутылку. На этикетке блестела радужная птица, а надпись гласила: "Золотой феникс". Размахнувшись, Дуринян ахнул бутылку о стену, во все стороны полетели осколки. Я от неожиданности взвизгнула.

— Нюхайте! — велел он и ткнул в лужу. — Нюхайте, чем пахнет? Ничем! — окунув кончики пальцев, и поднеся к носу, Дуринян скривился, будто собирался заплакать. — Вода, чистейшая, как слеза младенца! Весь запас спортили.

Приподнявшись на цыпочки, он достал еще одну бутылку, тёмно-фиолетовую и узкую, как восточный кувшин. Размахнулся и тоже грохнул о стену. Полез за следующей...

— Мы поняли. — остановил его Ванька. — Лучше покажите, где вы храните оригиналы.

Дуринян поднял бровь.

— Оригиналы? — хмель слетел с него, как не бывало. — Что вы имеете в виду?

— Не принимайте нас за дурачков, господин Дуринян. — Ванька опять оглушительно икнул. — Никто ваших напитков не портил: это попросту невозможно. Они изначально были водой — в воду и вернулись.

— Вы мне не верите?

— Вера здесь ни при чем. Ваши напитки сделаны магом. Статья сто четыре дробь три, Нового кодекса РФ. Использование магии в корыстных целях... В городе знают?

— Что вы несете? Вы пьяны! — Дуринян и сам покачивался, но глаза его из под нахмуренных бровей сверкнули жестко и расчетливо. Я чуть отступила, чтобы иметь место для маневра.

— Ну и пьян. И что с того? — Ванька легкомысленно пожал плечами. — Я завтра протрезвею, а вы — мошенник. Вот я учителю скажу...

— Напитки настоящие. Я их на экспертизу возил.

— Это всего лишь значит, что маг, их сотворивший, был выс-сочайшего класса профес-ссионалом. — Ванька на секунду будто завис. — А потом он умер. Вы об этом не думали?

— С чего вы взяли? — Дуринян, кажется, по-настоящему испугался. — Почему умер?

— А потому... — Ванька нагнулся, и, чуть не упав, макнул пальцы в лужу, а затем поднес их под нос Дуриняна. — Потому, что со смертью мага, рано или поздно, заканчивается и его колдовство. И теперь, все ваши дорогостоящие наколдованные напитки — вода из-под крана. Много успели продать?

— Порядком. — не стал отпираться армянин.

— А нас вы пригласили, чтобы ситуацию исправить. А для этого я и спрашиваю: где вы храните оригиналы?

В глазах Дуриняна зажглась безумная надежда.

— А ты... действительно можешь? Ты смотри, я ничего не пожалею! Большие деньги вложены!

— В воду? — удивилась я.

— Почему в воду? В вино, в коньяки! Со всего мира, на аукционах...

— Чтобы творить волшебное спиртное, нужно иметь что-то для примера. — пояснил Ванька. — Старое, разлитое до Распыления вино или там, коньяк — на вес золота... Интересно, схему сами придумали, или подсказал кто? — повернулся он к Дуриняну. Тот только плечом дернул.

— Мы не мошенники. Вот, глядите! — он достал из ящика целую бутылку. На этикетке была оленья голова с ветвистыми рогами. Этикетка гласила: "Король — Олень" — Был в природе такой брэнд? — он сунул бутылку Ваньке под нос. — Не было! Мы никого не подделываем, всё своё. Что на витрине — то и в магазине.

— Магия.

— Ну и что? — окрысился армянин. — Кому от этого хуже?

— Предметы магического происхождения продают на черном рынке. Покупатели знают, на что идут. Вы же влезли в рынок легальный. И деньги дерете, как за натурпродукт. Вам за это срок светит. — жестко сказал Ванька. — Более того: коллекционеры, обнаружив в бутылках воду, вас из-под земли достанут и за яй... за кишки подвесят. Разве не так?

— Если сдэлаэшь, как я гаварю, никто ничего нэ узнает. — от волнения, что ли, армянин вдруг заговорил с жутким акцентом. — Я заплачу. Много.

— А если я откажусь?

— Не откажешься. — опять без всякого акцента сказал Дуринян. — Теперь, после всего, что вы видели, я вас просто так отсюда не выпущу. — Колдуй, мажонок, а то девчонке твоей кранты придут.

Когда он вытащил пистолет, я прыгнула. Армянин стоял боком, он не принял меня в расчет, глядя только на Ваньку. Врезавшись всем телом, мне удалось повалить его на землю — повезло, что он и сам мелкий. Пистолет выстрелил, пуля ушла в стену рядом с моей головой, а где-то наверху послышался топот ног и голоса.

— Ходу! — крикнул Ванька. Оставив Дуриняна, мы выскочили за дверь.

Бежали, правда, недолго: в конце коридора показались охранники.

— Отойди к стене. — приказал Ванька.

Подбежав к бочке с коньяком, он попытался выбить один из деревянных костылей. У нас над головами ударила очередь, посыпалась каменная крошка.

Тогда Ванька, оставив в покое костыль, присел к бочке спиной, крякнул, а потом начал вставать. Я смотрела, выпучив глаза, как он медленно, побагровев от натуги, распрямляет ноги, а бочка, казавшаяся такой тяжелой, такой незыблемой, медленно сходит со стропил и валится на бок. Ударившись об пол ребром, она трескается, но продолжает катиться по коридору прямо на автоматчиков. На пол тугой струей хлещет коньяк.

Из комнаты, вытирая кровь со лба кулаком, с зажатым в нем пистолетом, выходит Дуринян. Увидев разлитый коньяк, он вопит дурным голосом и открывает стрельбу по Ваньке. Ванька пригибается, а я бросаюсь армянину под ноги и сбиваю его на пол. Пули уходят в стены, высекая искры.

Коньяк, разлитый по полу, вспыхнул весь и сразу, фиолетовое пламя гудит и дорожкой устремляется к бочке.

Переглянувшись, мы с Ванькой беремся за руки и бежим. Дуринян за спиной сыплет проклятиями.

Единственным недостатком гениального плана было то, что бежим мы вглубь завода.

— А если там тупик? — кричу я.

— Должна быть пожарная лестница!

— А если нет, ты снесешь стену?

— А то! — на мгновение он поворачивается ко мне, сверкают синие-в-синем глазища.

И тут до меня доходит: он принял Пыльцу. Перед тем, как уехать из гостиницы, Ванька ходил в туалет. Наверное, там и вмазался... Всё это время он был под кайфом, а я ни сном ни духом.

Вот почему ему удалось своротить бочку. В ней же тонны три, не меньше — ни одному человеку, в здравом уме и доброй памяти...

Как я и говорила, впереди был тупик, без всяких признаков каких-либо дверей и, уж тем более, пожарных лестниц. Сплошная бетонная стена.

Ванька, не снижая скорости, поднимает кулаки вровень с лицом и делает такое движение, будто бьет кого-то невидимого по морде: один раз, и другой. В стене возникает провал. Мы в него прыгаем не глядя, потому что за спиной уже гудит — огонь добрался до бочки и она взорвалась, как паровая машина Карлсона!

Мы оказываемся на обрыве, над рекой. В лицо дует теплый ветер.

До вышки с автоматчиками метров пятьдесят, они уже собираются стрелять. Ванька делает руками еще одно движение и прямо из воздуха, перед нами — ей богу, не вру! — приземляется конь с крыльями. Серый в яблоках, с белой гривой и синими, как у Ваньки, глазами.

— Руку давай! — Ванька уже сидит верхом, а я в себя не могу прийти от изумления, и только моргаю, как кукла. — Маша! Очнись! — он подхватывает меня и сажает впереди себя на спину пегаса.

Миг — и мы парим над заводом, сердце проваливается, потом подскакивает в горло. Снизу слышатся взрывы, но мы уже высоко, под облаками. С грохотом взмахивают огромные, похожие на лебединые, крылья, в лицо плещет конская грива, а спиной я чувствую горячую Ванькину грудь...

По жизни я всё время сталкиваюсь с волшебством, или, как говорят у нас в агентстве, с маганомалиями. Но обычно я нахожусь... Как бы это сказать? По другую сторону. Обычно я охочусь на Запыленных и уничтожаю плоды их жизнедеятельности.

И никогда, даже во сне, я не предполагала, что магия может быть такой. Прекрасной. Удивительной. Заставляющей сердце петь. И, уж конечно, не догадывалась, что на такое волшебство способен этот увалень, дубина стоеросовая...

Пегас делает круг над заводом — снизу поднимаются серые клубы дыма — и летит к лесу. Я, раскинув руки, мечтательно гляжу вперед, на далекий, загибающийся чашей, горизонт.

Глава 17

Иван

В какой-то момент, сквозь пьяный угар, я сообразил, что не стоит заявляться в город верхом на Пегасе — народ и так устал от магии. Это нас и спасло...

Когда мы добрались до гостиницы обычным пехом, Гарцующий Пони пылал. Крыша уже провалилась, из верхних окон вырывалось пламя. Мрачные пожарники в закопченных касках разворачивали брезентовый шланг. Одна цистерна опустела, и её на телеге откатили в сторону. Но было понятно, что никакая вода здесь не поможет. Бывают такие пожары, когда загорается всё и сразу, и потушить просто невозможно, пока есть, чему гореть...

Пожарники это понимали наверное, даже лучше, чем я: они поливали не гостиницу, а дома, стоящие вокруг.

Первой мыслью было применить заклятье холода. Просто высыпать на огонь тонну снега. Я даже поднял руки, но Маша схватила меня за рубаху.

— Даже не думай! Лучше пойдем отсюда, да поскорее.

— Ты что, с ума сошла? Там же люди! — я пытался вырваться, но она, как собачонка, повисла на локте.

— Никого там уже нет. Совсем никого... Понимаешь?

— Ну... Хотя бы огонь потушить?

— Не надо, сами потушат. Лучше пойдем. — она потащила меня в переулок. Я, ничего не понимая, подчинился.

— Да в чем дело-то? — хмель слетел, оставив горькое чувство вины пополам с головной болью.

— Народ говорит, гостиницу поджег маг. — мрачно ответила Маша.

— Какой маг? Кто там мог оказаться, кроме Лумумбы? — и наконец-то до меня дошло.

— О господи! Не может этого быть. С чего ты взяла?

— Послушала, о чем люди говорят.

— Мало ли что говорят? Чтобы учитель в здравом уме...

— Говорят, он сошел с ума. Говорят, он выскочил из гостиницы — глаза пылают синим, из ушей валит дым... И полетел.

— К-куда полетел?

— Не куда, а вверх, как шутиха. Потом приземлился на крыше и стал отплясывать дикий африканский танец.

— Бред собачий. — с облегчением выдохнул я.

— А затем, говорят, он превратился в страшную черную птицу, а затем в крокодила, а затем в бегемота...

— Всё страньше и страньше... — меня разобрал смех.

— А потом, — Маша упорно продолжала, — пробил крышу, и тогда вспыхнул огонь. Больше его не видели. А огонь до сих пор потушить не могут, потому что он магический...

— Идем назад! — я решительно развернулся, но она вновь повисла на моей руке, еще и уперлась в мостовую. — Всё, что ты сказала — неправда. Лумумба не сумасшедший, он не мог намеренно поджечь дом. Идем, разберемся. Наверняка его там даже не было, а пожар начался где-нибудь в кухне...

— Может, и так. — Маша пыхтела от натуги, но не отпускала. — А только еще говорят, что, как только поймают мажонка — то есть, тебя... Сразу вздернут на ближайшей березе. Во избежание. И меня вместе с тобой.

— Но если Лумумба всё ещё там...

— То он уже сгорел!

На нас и так уже оглядывались, а два молодца, в испачканных рубахах и обгорелых кепках, вырвав по дрыну из ближайшего забора, приближались с явно членовредительскими намерениями.

— Он или сгорел, и тогда уже ничем не поможешь, или всё это неправда, и Базиль сам нас отыщет. — сказала она тише, отпуская меня и настороженно осматривая улицу. К первым молодцам присоединились соратники, и теперь народ окружал нас недобрым ропщущим кольцом.

— Не вздумай колдовать. — предупредила Маша. А я разозлился.

— Да как они смеют? Очевидно, что всё произошедшее — чушь слоновья. Какого черта эти жалкие людишки...

Почти рефлекторно я вызвал огненную сеть, но получил такой жесткий удар по щеке, что глаза чуть не повылетали.

— Опусти руки. Руки опусти, я сказала.

Она говорила тихим, страшным шепотом. Я подчинился. Пригасил, а потом совсем убрал заклинание, которое намеревался швырнуть в толпу...

Переулок опустел.

— Вот поэтому вас и не любят. — буркнула Маша. — Разве можно, чуть что, файерболами пулять? А если я достану Пищаль и начту палить во всех, кто мне не понравится?

— Это был не файербол.

— Только это тебя волнует? Ты такой же, как все маги! — в глазах её блеснули злые слёзы. — Только собственное благополучие, да чтоб, не дай бог, неуважения никто не высказал, и волнует.

— Они думают, что мы враги. Что от магов одни неприятности. Но мы — такие, какие есть, и не им нам указывать, как жить.

— Пока что ты демонстрируешь обратное. Если ты думаешь, что Лумумба не виноват, нужно найти того, кто на самом деле устроил пожар, а не кидаться в людей огненными шарами. Идем к Штыку. Расскажем, как всё было: про пожар, про Дуриняна... Он поможет, я уверена.

— Нет.

— Ванька, миленький, ты просто не понимаешь. В одиночку мы...

— Это ты не понимаешь. — хотел схватить её за плечи и хорошенько встряхнуть, но сдержался. — У нас просто нет времени! Скоро ночь, Зверь может явиться за близняшками. Мы должны быть там, даже без Лумумбы, иначе...

По глазам Маши я понял, что она об этом забыла. Ну, не то, чтобы совсем забыла, просто насущные проблемы заслонили главное.

— Ты можешь еще раз вызвать Пегаса? — тут же переключилась она. Я опустил глаза.

— Прости. Запал кончился. Незавершенное колдовство... В общем, чтобы погасить огненную сеть, я затратил энергии больше, чем если б её выпустил.

Она не стала меня упрекать. Возмущаться, называть дебилом пустоголовым... Постояв несколько секунд, видимо, переваривая услышанное, просто сказала:

— Тогда побежали.

Через несколько кварталов, когда сердце начало глухо бухать в ушах, а в глазах запрыгали черные мушки, я спросил:

— А далеко еще?

— До деревни — двадцать верст.

Я чуть в канаву не улетел.

— Двадцать верст? Ты предлагаешь бежать двадцать верст? Да мы и к завтрашнему вечеру не успеем...

Она тоже запыхалась. Рыжие завитки прилипли ко лбу, а щеки раскраснелись.

— Я хотела просто отбежать подальше от... ну, от пожара, а потом позаимствовать тачку.

— Позаимствовать? — упершись руками в колени, я пытался перевести дух. Тренироваться надо чаще...

— Угнать. Иначе не успеем.

— А водить-то ты умеешь?

— Я думала, ты умеешь...

Глядя друг на друга, мы неожиданно рассмеялись. Пружина, сжимавшаяся внутри, ослабла. Не такой человек Лумумба, чтобы прозаически сгореть в пожаре. Что бы там не говорили. Думаю, раз я вспомнил про Зверя, он уж точно о нем не забудет. Придет, никуда не денется. Не будь он сыном великого вождя Мбванги Мабуту!

...Жучок был древний-древний, наверное, прошлого еще века. Покрытый тусклой голубой краской, с одной желтой, и одной напрочь отсутствующей дверцей. Но движок, переделанный на самогон и кукурузное масло, ревел вполне воинственно, и давал аж тридцать километров в час. Нашли мы его почти случайно: Маша заметила приткнувшееся к забору и почти утонувшее в лопухах облупленное чудо на самой окраине, у маленького домика. Почему хозяин не загнал своё сокровище во двор — так и осталось загадкой. Надеясь на то, что в баке есть топливо, мы укатили его на руках, а потом вскрыли проволочкой и завели от искры.