еще один попаданец ч.1

Народный комиссар

государственной безопасности Союза ССР В. Н. Меркулов

Глава

Ну, вот кажется, дожил, завтра утром увидим, что будет, и в той ли я реальности, что мне известна или нет. Собрав все свои вещи в чемодан, я попрощался с Семеновной и ушел на работу. Почему не остался дома? Не хотелось сидеть в четырех стенах. Ходить по городу и смотреть на лица ни о чем не догадывающихся и беспечных людей тоже. На работе хоть можно было отвлечься — еще раз проверяя и просматривая подготовленное. По дороге заскочил в магазин прикупить еды, спичек и водки на запас, потом уже ничего этого сделать не получится. Самое странное было в том, что очереди в магазине не было вообще, чего тут не случалось с самого открытия. Даже все видевшая и знавшая Лида удивлялась по этому поводу.

На проходной пропустили без проблем, даже для проформы вопросов не задали.

В мастерской пара человек возилась с установкой на место двигателя.

— О еще один помощник пришел — воскликнул Жаров, увидев меня. — Чего дома то не сидится?

— Семеновна уборку затеяла вот я, и решил сюда сбежать. Надо кое-что доделать — ответил я.

— Дело нужное. Ты с собой случаем не прихватил?— выразительно постучав по горлу, спросил Семен.

— Взял.

— Вот это молодец. Наш человек. Мы тоже с собой чуток прихватили. Как все закончим, посидим по маленькой в каптерке?

— Знамо дело. Только может, пойдем, где в теньке устроимся, а то охрана возмущаться будет?

— Не лучше тут пропустим, а потом по холодку до дома.

— Как скажешь.

Надев комбинезон, я стал разбирать инструмент и заготовки глушителей, а потом пошел до своего "Газика", доски для кузова подгонять. Вроде и дел не так много, но провозился до обеда.

Вместе с Семеном сходили на обед. Остальные решили не прерываться и добить начатое, попросив нас взять им что-нибудь перекусить. В столовой по причине субботы народа было мало. В основном сюда пришли бетонщики и грузчики с жд. площадки. Войдя в наше положение подавальщицы, расщедрились и дали нам собой по паре котлет на брата, пяток картошин в мундире и полбуханки хлеба. Ну а потом купившись на комплименты Жарова от широты женской души добавили вдогонку еще десяток пирожков с картошкой.

Работа затянулась до позднего вечера. Я успел сделать все, что запланировал и даже немного больше. Мой ГАЗ был практически готов к эксплуатации. Осталось только покрасить. Я б и это сделал, но кладовка была закрыта. Дважды заходили сторожа и пожарник но, отметив, что у нас все в порядке, а мы увлеченно работаем, молча, ушли. Закончив работу и помыв руки, народ собрался в раздевалке. Выпили, закусили, еще выпили, пошли в курилку там посидели, поговорили, еще немного приняли на грудь и парни пошли по домам.

Семен слегка перебрал и чтобы не светиться перед охраной остался спать в каптерке.

Ко мне сон не шел. Сидя на лавочке в курилке с кружкой огненного чая, в который раз думал о том все ли мной сделано и подготовлено...

Солнце на востоке только стало разгонять темноту как на поле села "Чайка". С моего наблюдательного пункта было видно как, немного прокатившись по траве, она застыла. Летчик тут же вылез из машины и стал ее осматривать. Через несколько минут к нему присоединись несколько человек, в том числе и сторожа. О чем то, переговорив с летуном, один из сторожей бегом припустил в сторону вышки КДП.

Мне все стало понятно без слов. То чего я ждал и надеялся избежать, все же произошло — началась Война...

Народ копошился у самолета, стараясь убрать его с полосы. К ним присоединилось еще пара человек. Я тоже побежал к ним. На вопрос — что случилось? Ответил один из сторожей — немецкие бомбардировщики рвались к городу, вот наши истребители их не пускали. В бою наш истребитель получил повреждения потому и сел у нас. Машине действительно досталось. Я насчитал десяток пробоин на плоскостях и фюзеляже. Насколько я знаю в течение дня немецкие самолеты так к городу и не прорвались.

Хоть нас и было всего несколько человек, тем не менее, совместными усилиями ВПП освободили. Летчик сразу же после этого пошел звонить своему командованию. Оставив одного из сторожей охранять самолет, остальные обсуждая случившееся, разошлись по своим местам. Пошел к себе в мастерскую и я, а что еще делать?

Бежать, как угорелый, на фронт? Можно и нужно. Только вот дела у меня некоторые в Минске не закончены, и сделать их раньше чем через пару дней, увы, не смогу. Не все от меня зависит. Есть понимаете тут человеческий фактор. Даже если эти события не произойдут, то все равно придется задержаться — проверить, а вдруг моя поправка истории потребуется...

Рано утром на заводе появилось начальство, которое тут же собралось на совещание. По приказу дирекции на работу вызывались все водители. Самое странное было в том, что меня к этому делу даже и не привлекли. Хоть я и на глазах у них вертелся, а раз так, то попробуем на законных основаниях попасть в армию — через военкомат. С завода вышел без проблем.

В какой военкомат идти было в принципе все равно. На площади Свободы располагался городской и Ворошиловский, на улице Бакунина — Сталинский, на улице Мясникова — Кагановичский. Я решил добраться до городского.

Странно, но в городе все было спокойно. Народ гулял, работал у себя в палисадниках или дома. Пацанье все также гоняло мяч. Без перебоев ходили трамваи, готовились к открытию магазины, убирали улицы дворники.

В военкомате ничего толком не знали. Ажиотажа в работе еще не было. Посторонних тут тоже не было. Только свои. Все немного напряженные и слегка взволнованные. Дежурный, выслушав меня, куда-то позвонил, а затем вызвал бойца, который меня сопроводил к лейтенанту в отдел комплектования. Меня выслушали, посмотрели мои документы, записали фамилию и внесли в какой-то список, уточнили адрес места жительства и насколько хорошо я знаю Минск, после чего выдав красную повязку и папку с пачкой повесток, попросили их разнести. По поводу призыва в армию — отказали. Сказали еще рано, пока нет приказа, а раз так надо ждать. А вот повестки нужно разнести как можно быстрее — так что "аллюр три креста".

Адреса в повестках были примерно из одного района, так что мне потребовалось всего несколько часов, чтобы их найти, вручить адресатам и вернуться в военкомат.

За время моего отсутствия народа тут прибавилось. У ворот и на входе появились вооруженные винтовками бойцы, пропускавшие вовнутрь только тех, кто был с повестками или тех, кто был в списках на прием к военкому. Меня благодаря повязке пропустили без проблем.

Отчитываться пришлось перед тем же лейтенантом. Внимательно меня, выслушав и забрав корешки повесток, дал мне новую пачку повесток и отправил по новому маршруту.

До обеда я успел еще три раза помотаться по городу, разнеся примерно полторы сотни повесток. Кроме меня с похожими заданиями мотался еще с десяток человек.

Выступление Молотова слушал в окружении нескольких сотен человек собравшихся у репродуктора и стоя на подножке специально остановившегося для этого трамвая. Сразу после обращения Молотова был зачитан Указ Президиума Верховного Совета СССР о мобилизации с утра, 23 июня.

Время от времени из репродукторов, висевших на городских улицах, раздавались призывы: — "Граждане! Воздушная тревога! К городу приближаются вражеские бомбардировщики!", но, по-моему, никто на них внимания не обращал. Не обращали внимание и на летающие над городом самолеты и на отдаленный гул, доносившийся с окраины города. Все продолжали заниматься своими повседневными делами. В парках было много нарядно одетых прогуливающихся парочек.

С каждым моим возвращением за очередной порцией повесток у военкомата собиралось все больше народа обоего пола. А народ все прибывал. Особенно те, кто помоложе. Пацанье наезжало на дневальных, качало права и требовало немедленной отправки на фронт. Никто из них не сомневался, что война продлится пару недель, от силы — месяц. Те кто, постарше молча, стояли в сторонке и ждали своей очереди.

Примерно тоже самое происходило и у горкома комсомола на Ленинской. Где собралась большая группа молодежи, и проходил митинг.

Вечером в Минске стали появляться разрозненные группы беженцев, военнослужащих и сотрудников милиции из приграничных районов. Они много чего рассказывали и о немецких десантах и танках и боях в нашем тылу. Всех их комендатура направляла в Козырево (старое название поселка на южной окраине Минска, переименованного в 1935 г. в поселок имени Фрунзе, ныне — район улицы Маяковского, Физкультурного переулка), где в помещениях пехотного училища были развернуты приемный и питательный пункты. Затем говорят, их отправляли на Могилев.

Поздно вечером после очередного доклада о выполненном задании усталый лейтенант отпустил меня до утра домой. Заодно выдал мне повестку для отчета на работе, а то глядишь, дезертиром посчитают. Насчет призыва в армию сказал, что утром разберемся.

Дорога домой не заняла много времени, тем более что трамваи еще ходили, развозили загулявшихся по домам. Спать совершенно не хотелось, и я присел на лавочку у входа. Ночь была тиха. Со станции доносились привычные уже гудки и перестук колес. Семеновна не спала, услышав стук калитки, вышла во двор.

— Ты чего по ночам шляешься, а вчера вообще домой не приходил?

— Работы вчера было много, вот и остался на заводе досыпать, а сегодня весь день в военкомате пробыл — повестки разносил.

— Что тебя на войну призывают?

— Наверное, да. Утром скажут. Ко мне ни кто не приходил?

— Нет. Есть будешь?

— Не хочу в военкомате в столовой поел. Баб Лен. Дай лопату, я тебе щель от бомб отрою, если что туда прятаться будешь.

— Куда мне старой еще бегать, что будет то и будет. В ту войну на город ни одна бомба не упала, как-нибудь переживем и эту. Надолго война то будет?

— Надолго. Ты с утра пораньше пройдись по магазинам закупи себе продуктов и керосина, а то потом сложно это сделать будет.

— Да я уже кое-что сегодня взяла. Мне хватит на первое время.

— Все равно сходи, если денег надо я тебе дам.

— Даст он мне! Сама знаю что делать. Тебе постирать что надо? С собой то, что возьмешь поесть?

— Нет. Я все еще вчера приготовил. Где щель копать?

— Там у сарая места хватит?

— Хватит, я доски что лежат, возьму — перекрытие для щели сделаю.

— Делай что хочешь! — ответила женщина и тяжело вздохнув, зашла в дом.

Через пару часов окоп был готов. За оставшееся до рассвета время удалось его обшить досками, сделать спуск, перекрыть часть окопа досками и насыпать на них землю.

На рассвете началась бомбежка пригородов. Да и над городом с самого утра часто появлялись немецкие самолеты в большинстве своем разведчики и истребители. Наши "соколы" их пытались отгонять, но похоже не х..на у них не получалось.

Надев доспех и переодевшись в военное, подхватив с собой вещмешок с самым необходимым, я направился в военкомат. Из разговоров пассажиров в трамвае узнал, что аэродром в Лошице вместе со стоящими на нем самолетами разбомбили, но туда уже перебросили истребители с Орши. Разбомбили и станкостроительный завод им. Кирова

Несмотря на ранее утро в военкомате уже было полно народа. Шло формирование команд и их немедленная отправка. До последнего я надеялся, что и меня включат в одну из них. Увы, дежурный, сверившись со своими списками, отправил обратно в отделение комплектования, где меня вновь нагрузили повестками и отправили по маршруту.

По ходу дела удалось заскочить на завод и сообщить о том, что я задействован в военкомате. На заводе царило оживление — шла погрузка ящиков с оборудованием в вагоны и автомашины. В слесарке народ живо обсуждал новости.

— Петька ты куда пропал? Что уже призвали?— спросил Семен.

— Пока нет. Я при военкомате повестки разношу.

— А я-то думал. Начальству доложил?

— Еще нет. В кадры сообщил, а завгару еще нет. Вот повестку принес показать.

— Давай ее сюда, как Михалыч появится, я ему отдам. Расчет всем призываемым в армию обещали сегодня в конце дня выдать. Ты заявление тоже напиши, а то вдруг про тебя забудут. Деньги может и небольшие, но тебе пригодятся. У нас тут запарка. Эвакуацию объявили. Отправляют всех прикомандированных москвичей, и оборудование что не успели установить, а что установлено вновь демонтируют. Под эвакуацию все машины из парка забрали.

— Остальных что эвакуировать не будут?

— Будут. Вагоны же видел.

— Ну да.

— Вот в них оборудование и людей грузить начали. Наши местные за семьями уже побежали.

-А ты что же в эвакуации поедешь?

— Нет. У меня повестка на завтрашнее утро. Вчера вечером принесли. Я-то в принципе тебя и ребят проведать и попрощаться зашел. Вещи вон свои собрал.

— Может, еще вместе в одну часть попадем?

— Кто ж его знает, как будет. Меня-то как водителя призывают. Вместе с машиной. Твой год, как я понял, под мобилизацию пока не попал. Я слышал, что начали ополчение формировать, так что если не получится с призывом, иди туда...

Утром ЦК КП (б) Белоруссии принял постановление об организации вооруженных рабочих отрядов для усиления охраны предприятий и порядка в городе Минске. На деле это означало, что все проходные на заводах и фабриках строго охранялись. Никто не имел права покинуть предприятие ни 23-го, ни 24 июня. Рабочие фактически переводились на круглосуточное пребывание на рабочих местах и с территорий предприятий не выпускались.

Отряды ополчения создавались в каждом из трёх районов Минска. Оружие со складов бойцам выдавали сразу же. Поговаривали, что по этому поводу Сталин лично звонил Пономаренко (в РИ в Минске сформировали небольшие отряды, оружие которым не успели выдать, к моменту обороны города в этих отрядах была примерно одна винтовка на 10 человек, что только усилило их неэффективность и увеличило потери личного состава). Эти отряды совместно с милицией занялись патрулированием города и окрестностей. Привлекли их к борьбе с немецкими десантами.

В полдень над городом появились бомбардировщики — они бомбили товарную станцию и расположение стрелковой дивизии в Уручье. Также был атакован военный аэродром в Лошице.

Паники не было, однако население стало стремительно закупать продукты, во дворах принялись рыть траншеи и щели для защиты от бомбардировок, во многих случаях выкапывали обыкновенные ямы.

К вечеру аэродром в Лошице и Минск горели. Поговаривали, что зарево от минских пожаров было видно на расстоянии 120 километров.

24 июня в связи с ухудшением обстановки и усилением активности немецкой авиации военкоматы были передислоцированы в пригороды Минска — в Колодищи и Красное урочище.

В этот же день поздно вечером ЦК, СНК, штаб Западного фронта, другие гражданские и военные руководители республики тайно бежали из города. Весть об этом быстро распространилась по городу. Народ словно сошел с ума. Тащили остатки всякого добра со складов, магазинов, фабрик. Особенно много было растащено со складов по Долгобродской улице (вниз по Слепянке около железной дороги). Там хранились мука, крупа, масло, а в подвалах — вино. Поэтому на улицах валялось много пьяных.