Зеркало войны

К часовому надо подкрасться. Лучше — с подветренной стороны. Люди очень хорошо чувствуют непривычные запахи, а уж запахи пота, крови, дерьма (а война — она не розами пахнет), точно могут учуять. На это нужно время.

Степняки стоят парами. Убивать придется обоих, лучше одновременно, и обязательно так, чтобы часовые не подняли шума. Тоже — жди подходящего момента.

Так что выползаем заранее, и горячо молимся Брату Воинственному. Поддержи нас, что тебе стоит?

Шестеро разведчиков были достаточно опытными, а потому сначала все шло, как по маслу.

Они разбились на три двойки. Две направились на место известных лежек степняков, третья двойка прочесывала окрестности. А кто их, паразитов, знает?

Вдруг еще чего нового придумали?

Не хватало еще пропустить кого-нибудь, чтобы сбежал гад, и поднял тревогу в неподходящий момент.

Не пропустили. Третьей двойки не было. Аллодийцам повезло.

* * *

Арк Сирс дождался, пока степняк повернется к нему спиной, переглянулся с товарищем — и вырос из травы за его спиной. Обхватил шею локтем, как учили, ладонь закрыла рот, давя крик, и острый нож скользнул под лопатку.

Тело степняка выгнулось в его руках и обмякло. Хрип был и вовсе не слышен.

Рядом так же поднялся из травы его товарищ. Он, правда, бил не под лопатку — в печень, жестко, повернув нож в ране, чтобы быстрее, чтобы наверняка...

Арк дождался, пока прекратились судороги умирающего, и только тогда отпустил степняка. Мало ли...

Бывали случаи. Нет уж, бешеную собаку надо добивать с гарантией...

Арк бросил взгляд на друга, тот ответил кивком, и ночь огласило уханье совы.

— Угу! У-ху-ху...

А теперь досчитать до пятидесяти — и повторить. То же самое.

И доносится ответ слева.

— Угу-у-у! У-ху-ху...

У всех порядок. А что там со временем? Быстрый взгляд на луну дает ответ. Уложились.

Они управились в срок. Командир, наверное, как раз выступает...

* * *

— Когда спустимся с холма — сразу налево, — шепнул Роман Виктору.

Друг повторил то же самое для Эрона.

Сегодня ночью три друга задумали бежать. С ними собирались уйти еще шесть человек.

Хватит добраться до Саларина. А там... а, посмотрим, что там наплести!

Роман даже не сомневался, что Торнейский и сам поляжет, и всех остальных погубит. И что? Подыхать рядом с ним?

В честь чего?

Аллодию защищать?

Без него справятся, скоро Иллойский подойдет, вот и разберется. У него всяко сил побольше будет. А Роман — самое лучшее, что он может сделать, это сохранить свою жизнь.

Равель?

Да кому нужно все это быдло? Кто успел, тот успел, они и так дали Симону времени больше, чем достаточно. Хватит!

Умный человек в такой ситуации позаботится о себе, так Роман и поступит. А Торнейский пусть помирает! Не жалко!

Так что...

Спускаемся — и налево.

* * *

Рид ждал, пока обоз не пройдет мимо него.

Тихо-тихо, совсем неслышно, как призраки, крашеные в черный цвет телеги выскальзывали из лагеря. Хенрик Эльтц оказался мастером своего дела, нигде ничего не гремело, не шумело, не звякало... отлично!

Брат Воинственный, помоги! А нет, так я и к Восьмилапому обратиться не побрезгую, хоть где, да не откажут! Нам позарез нужно выскользнуть из окружения, и оттянуть на себя врага. И мы это сделаем!

Коснуться образка на груди — и вперед. Только вперед.

Рид дождался последней телеги, и присоединился к пехоте. Вот так, нога в ногу, тихо-тихо, оружие обмотано грязными тряпками — меньше шума будет, да и блеск ни к чему. И — вперед.

Ночь кричала совой, подтверждая, что дорога свободна. Молодец, Станс.

Какая там инстанция помогла, высшая или низшая — неизвестно, но отряд Рида выскользнул из окружения, и направился в сторону Дорана.

Тревога поднялась, но спустя два часа. Когда какому-то избыточно бдительному степняку (конское копыто ему в... инициативу!) пришла в голову мысль проверить патрули.

Обнаружив дохлых часовых, степняк взвыл так, что услышала вся округа.

Услышал и Мурсун. Примчался как был, в одних шароварах, даже без сапог, по закону подлости, вляпался в навоз (лошади, они так, где идут, там и идут...), выругался и дал команду 'На штурм'.

Штурмовать оказалось некого.

Холм был пуст, разве что навоз остался, ну и так, по мелочи. Бинты, сломанные стрелы, затоптанные костры...

Кал-ран взвыл еще громче подчиненного, понимая, что с ним сделает каган.

И заорал собираться. Благо, рассвет, не ночь-полночь. Срочно!!!

Разослать отряды по следам, выяснить, куда он ушел, проследить, задержать!!!

Вот ведь гад!

Нет бы честно сдохнуть, а он? Одни проблемы!!!

Увы, одно дело сняться с места отрядом в триста человек, а другое — пять тысяч. Даже с большой убылью.

У Рида-то была регулярная армия, в которой люди понимали, что такое приказ, и как его надо исполнять (молча и бегом!). Степняки этим похвастаться не могли, зато...

* * *

В войске не хватились ни Ифринского, ни его друзей. Не те величины.

Ну, гвардейцы. И что? Не одни они гвардейцы, а под слоем грязи там уже всем плевать, пехотинец ты, нет, благородный, простолюдин...

Да хоть Восьмилапый! Лишь бы оружие держать умел, а что восемь лап, так это и лучше, больше поместится.

Зато степняки...

Презрительно относиться к ним было большой ошибкой со стороны Ифринского. Пусть они моются не каждый день, ну так что? Где вы в степи много воды видели? Там это драгоценность.

Зато как они следы читают!

Вот и обнаружили, что примерно десять человек ушли в сторону...

А зачем?

Нельзя ли их догнать и это выяснить?

Как оказалось — можно.

Ифринский с приспешниками честно сопротивлялись, когда их настигли, и даже убили человек пятнадцать. А потом их просто повязали арканами, и так, на арканах, потащили за лошадями.

Хоть так утешить кал-рана Мурсуна.

Надо сказать, они не прогадали.

* * *

Кал-ран Мурсун как раз орал на подчиненных, требуя собираться быстрее... ЕЩЕ БЫСТРЕЕ!!

СЕЙЧАС!!!

Но против такой радости не устоял.

— И кто это тут у нас?

Роман гордо сплюнул на землю, за что так же молча получил в печень от степняка, стоящего рядом, и скорчился в позе червяка-мученика. Эрон оказался умнее, и строить из себя героя не стал. Бежали от степняков, не удалось, попали им в руки... что ж теперь?

Изворачиваться надо.

Жить хочется.

— Я — Эрон Шорский. Это мой друзья, Роман Ифринский, — кивок, — И Виктор Лейнский. Мы знатные люди, и наши семьи богаты. Вы можете получить много денег за нас.

Мурсун ощерился.

— Посмотрим, птичка. Но чтобы мы начали переговоры, чтобы остаться целым и уйти н своих ногах, ты мне сейчас споешь.

— О чем?

— Обо всем, птенчик. Обо всем. Сколько вас, откуда...

Эрон и не подумал запираться. Он у себя один, а голым задом в костер, или мордой лица в клетку с крысами... неуютно как-то. Спасибо, наслушался рассказов о том, что степняки творят со своими пленниками, теории хватило.

Мужчина пел соловьем, рассказывая и про Рида, и про Доран. Единственное, о чем он умолчал — про Равель и подходящего на подмогу Иллойского.

Не из героизма, а чтобы оставить себе шансы. Мало ли...

Его слова подтвердили Сначала Роман, а потом и Виктор. Мурсун подумал немного...

Что ж, Доран — так Доран. Хотя по следам и так все понятно. Жаль, обогнать Торнейского по дорогам не получится — Интара, с-стерва.

В болотистой местности, с прихотливо извивающейся рекой, лучше всего было передвигаться по воде. А по дороге...

Можно. Только кругаля втрое дашь.

Рид шел прямо через лес, ну так у него людей меньше, и животных. Проще пойти за ним и нагнать у Дорана.

А эти предатели...

Мурсун с удовольствием разорвал бы их конями, как положено в Степи. Собаке — собачья смерть, и простите, песики, что вас сравнили с такой мразью, как предатели. Останавливала нехватка времени — раз. Ну и...

Каган их догонит, и будет весьма недоволен. Вот и предъявить ему пленников, пусть срывает зло на них. Все одно — не жалко.

Так что...

— В обоз их, и стеречь. Кагану покажем.

Кан-ары быстро сообразили, что происходит, и закивали.

Да. В обоз.

И беречь, беречь... во всяком случае — пока, в хозяйстве пригодятся. А потом как каган решит.

И — вперед!

Выступаем! Надо догнать Торнейского, пока нас каган не догнал! А то и пленники не помогут.

Матильда Домашкина.

— Утро начинается, начинается-а-а-ааа...

Спать хотелось — зверски. В пожилом возрасте проблема уснуть, в молодом — проснуться. Но — чашка кофе, половина из которой выплеснулось на руку, потом одежда, потом массаж всего организма (особенно достается ногам в общественном транспорте), короткая пробежка до работы — и voila!*

* вуаля, прим. авт.

Куда и сон девался?

На работе пока еще никого не было, так что Матильда занялась кофе.

Антон явился первым.

— Привет!

— Доброе утро, Антон Владимирович.

— А мы не перешли 'на ты'? Вчера?

Малена, перехватившая управление, невинным взглядом дала понять, что вчера ничего не было. Или не с ней. Или у нее потеря памяти.

Бывает.

Антон нахмурился, и присел на край стола. Матильда привычно восхитилась силуэтом. Малена только вздохнула.

Почему все так складывается? И те, кто тебе нравится, не обратят на тебя внимания? Или обратят, но не то. Не такое, как ты хочешь?

Обидно...

— Давид тебя до дома довез?

— Да.

— Надеюсь, лишнего он себе не позволял?

— Господин Асатиани вел себя как джентльмен, — Малена откровенно не понимала, к чему вопросы, но...

— Ревнует? — предположила Матильда.

— Да быть не может!

— А почему?

— У него эти... Юля-Диана-Ирина-Карина.

— И что? Малечка, это закон жизни, пока ты никому не нужна, ты никому и не нужна. Появится хоть один парень — и все остальные тут же обратят на тебя внимание. Факт.

Антон кашлянул, привлекая к себе внимание.

— Малена.... У меня к тебе вопрос.

— Да, Антон Владимирович?

— Так получилось... — мужчина выглядел даже чуть смущенным. — Я купил для мамы два билета на 'Летучую мышь', у нас гастроли приехали, Пермский драмтеатр, кажется... а у мамы зуб разболелся. Билеты на сегодня, пропадут ведь...

Малена смотрела, чуть приподняв бровь.

Антон, не смущаясь, закончил фразу.

— Может, пошли сегодня в театр?

— Я?

— Ну, раз я тебя приглашаю?

Малена вздохнула.

— Антон Владимирович, я на вас работаю. Это неэтично.

— Мне тебя уволить?

— Нет. Пригласите Юлию Павловну, она будет рада...

После вчерашнего — почти повисло в воздухе.

— Не пойдешь? — рыкнул Антон, соскакивая со стола.

— Простите. Это неправильно.

Мужчина хлопнул дверью кабинета.

Малена кое-как выползла из-за стола и удрала в туалет. Хотя бы на пару минут.

Неромантично?

И плевать! Зато можно закрыться в кабинке, упасть на унитаз (не для черных дел, а скорби ради), и предаться отчаянию.

— Тильди, вот почему все — так?

— Ну как — так? Малечка, не грусти! Мужчина ревнует мужчина перетягивает тебя на свою сторону...

— Но я-то не могу этого принять.

— А правда — почему?

Малена так удивилась, что даже отчаяние куда-то пропало.

— Ты не понимаешь?

— Он нравится тебе, ты заинтересовала его, почему бы не прогуляться в театр? Тебя это ни к чему не обяжет?

— Так ведь не в обязанностях дело! Тильди, милая, это будет такая ловушка...

Матильда продолжала недоумевать.

Малена демонстративно спустила воду, вышла, посмотрелась в зеркало.

Нормально, разве что щеки чуть покраснели... пудреницу, что ли с собой носить?

— Не вздумай!

— Почему? — искренне удивилась Малена.

Да, косметика в ее времени не приветствовалась, но здесь-то все нормально? И разнообразно, реклама просветила...

— Прыщами покроемся. Я потом расскажу.

— Почему не сейчас?

— А кто мне объяснит про подставу?

Малена фыркнула, возвращаясь к нормальной окраске.

— Две причины. Даже три. Первая — Давид. Вчера я была заявлена, как его девушка. Если меня тут же увидят с Антоном, будут воспринимать...

— Как флюгер. Поняла.

— Да. Ты это называла... кофедавалка?

— Да. Вторая причина? Вдруг вас и не увидят?

— Увидят. Наверняка, город маленький, не те, так эти. Антон личность заметная...

— И половина баб города знает его на цвет, вкус и... щуп? Ощупь?

— Не опошляй. Тебе не идет.

Матильда фыркнула, но дальше ерничать не стала. Ладно, перебьется.

— Вторая причина как раз эта. Мать Антона и его женщины.

— М-да, отмахиваться замучаемся. А третья?

— Это неэтично. Ты сама меня учила — не гуляй, где работаешь, не работай, де гуляешь. Было?

Матильда зависла.

Ну да. Учила. Она — Малену, а ее — бабушка. Наш мир несправедлив, и сексистов, или кого там как называть, в нем — выше ушей.

Мужчина может покрыть хоть всех женщин, которые с ним работают, и воспринимать это будут одобрительно. О, какой у нас жеребец!

Если женщина позволяет себе на работе что-то подобное (да хоть бы и один роман) — ее воспринимают, как продажную девку. И карьеру она сделала тем самым местом, и гнать ее надо, пока тут коллектив морально не разложился. Красиво это звучит, некрасиво — неважно. Работает эта теория во всех учреждениях, от администрации президента до курятника.

— М-да...

— Слухи, сплетни, и получится у меня... у нас такая репутация, что даже в публичный дом не возьмут. Разве что по блату.

Матильда от души расхохоталась. Потом подумала.

— Вот козел!

— Он мог просто не подумать, — выгородила Малена Антона. И даже не сомневалась, что так и было. Одна норма морали для мужчин, вторая для женщин. Так же, как разная физиология и анатомия. Жизнь...

Можно бунтовать. А есть ли смысл? Вон, феминистки допрыгались, пришлось женщинам профессии шпалоукладчиц и каменщиков осваивать. Не хотите камушки потаскать?

Тогда думайте, прежде, чем требовать. А то может, к правам еще и обязанности прилагаться будут?

— И что? Мы теперь не можем выйти ни с кем, кроме Давида?

— Можем. Только выглядеть этот человек должен так... ну ты понимаешь?

— Чтобы Давид оказался на его фоне супермачо и вне конкуренции?

— Примерно.

— Вопрос на сто баксов.

— Тильди!

— Но где такого взять?

— Понадобится — разберемся. А пока можно жить спокойно.

На том девушки и сошлись, возвращаясь за стол.

Обидно, конечно. Гастроли, всего неделя в городе, а они в театр не попадут. Ну и ладно!

Можно посмотреть шикарную экранизацию Яна Фрида с братьями Соломиными, Удовиченко, Видовым, Дмитриевым...

Сколько лет летучая мышка Фрида вне конкуренции? И еще десять раз по столько же будет! Точка!

Малену это утешило.

Ненадолго, правда, озверевший Антон так завалил ее работой, что дышать удавалось через раз. На звонок сотового — и то на третий раз ответила.

— Да?

— Привет, Малена! Это Сергей!

— Привет. Что случилось?