Зеркало войны

— Примерно.

— Поэтому пришлось проходить эмансипацию. Как только мне шестнадцать исполнилось, бабушка меня тут же запинала. Дала разрешение, как опекун...

Малена поняла главное — теперь в суде им будет намного проще.

— А у меня совершеннолетие должен подтвердить король.

— И что ему за это надо будет?

— То есть?

— Ну, бабуля точно взятки давала. А королю как? Натурой? Или борзыми щенками?

— А король взяток не берет, — мрачно вздохнула Малена. — Ему и так все королевство принадлежит.

— И что делать будем?

Малена вдохнула.

— Знать бы...

— Хм-м... там, где не предложишь деньги, всегда есть нечто более ценное.

— Да? — искренне удивилась Малена.

— Конечно! Информация, — даже удивилась такой непонятливости Матильда. — Наш мир больше продвинут технологически, вот и давай подумаем, что можно подарить вам, без ущерба для планеты.

— Это как?

— Ну... к примеру, шелк у вас есть?

— Бархат — есть. А шелка мало.

— А хлопок?

— Хлопок?

— Во-от... полезли, подруга, в интернет. Читать теорию?

Малена с тоской посмотрела на телевизор, но в интернет — полезла. Ведь и правда же! Вдруг откупаться придется? Тогда можно будет рассказать королю про технологию производства, к примеру... Или еще что-то придумать.

Матильда права. Знания — всегда пригодятся.

Рид, маркиз Торнейский.

Степняки бесновались под стенами, обещая маркизу самые страшные кары. Даже для выполнения десятой части угроз, им понадобился бы не один маркиз, а минимум, пять штук, так что Рида все это совершенно не трогало. Шавка лает, ветер носит.

Рид восьмиэтажно послал их со стены в дальнее путешествие.

Спать хотелось — жуть. Но надо было выслушать доклады от заместителей.

Первым явился Стивен Варраст.

— Отправил голубей. Сразу штук десять, всех, что остались.

— Остались?

— Степняки же... а птиц кормить надо.

Рид понятливо кивнул. В Степи почтовые голуби распространения не нашли — и почтения к ним никто не питал. Хорошо еще не сожрали. Ладно, авось, какая птица и долетит до своих.

— Что с гвардией?

— Человек тридцать на ногах, остальные никакие. Кто ранен, кто убит.

— Организуй дежурство, пусть работают наравне с остальными.

— Уже. Да ребята и сами не чинятся, все мы в одной крепости сейчас...

Рид кивнул.

— Да. Хорошо бы денек передохнуть.

— Денек? Передохнуть?

Стивен Варраст только что рот и открыл. Рид язвительно фыркнул.

— Дядюшка, как ты думаешь, мы сможем удержать Доран?

— А... э...

— Я тоже думаю, что не сможем. Против пятидесяти тысяч... ладно, даже против тридцати? Нас тупо числом задавят.

— И что ты предлагаешь?

— Сутки нам на отдых.

— А потом?

Рид шкодно улыбнулся. Совсем как в детстве, когда замышлял очередную пакость, и у Стивена потеплело на сердце.

Боги милостивые, сохраните мальчика? Возьмите мою жизнь, я старый, я сам иногда не знаю, для чего живу, а он — пусть выживет? Прошу вас...

Боги привычно промолчали. Всем отвечать — минуты не присядешь.

Рид тоже ответить не успел — в комнату явился Станс Грейвс.

— Разрешите доложить, командир?

— Разрешаю, — согласился Рид. — Итак?

— Хреново, командир.

— Спасибо, удивил, — не удержался Стивен. Станс хмыкнул, не обращая внимания на подколку. Чего уж там... И принялся докладывать.

— В крепости найдено пленных — шестьдесят человек. Два десятка крестьян, на разных подсобных работах, четыре десятка крестьянок.

Рид кивнул. Догадывался примерно, для чего они здесь использовались.

— В госпиталь их, к Эльтцу.

— Уже, командир. Эльтц просил отчитаться перед вами, ему самому сейчас некогда.

Рид и не подумал возмущаться. И так понятно — все будут заняты по уши. А уж Эльтц, с обозом, госпиталем, кухней и прочим, сейчас вообще крутится втрое.

— И?

— Хреново, командир. Эти козлы... то есть степняки... они тут сидят достаточно давно, подожрали почти все, совершали рейды по деревням... короче, жратвы и лекарств, считай, нет.

— Хреново, — согласился благородный маркиз. — Еще что?

— Ну, загадили они, что могли, кое-что растащили, но не пожгли. Зато нам досталась вся конюшня, а это больше сотни лошадей.

— Ну и чего думать? Пустите их на конину, — огрызнулся Рид. — Там эти, степные лошадки?

— Да, командир.

— На них все равно никто кроме хозяина ездить не сможет. Так что зарезать штук двадцать, разделать и пожарить мяса. Хоть пожрем разок. Свои припасы сэкономим.

Станс кивнул.

— Передам Эльтцу. Теперь по степнякам — в крепости нашли еще с десяток вусмерть пьяных, валялись, где придется.

— Выкинули?

— Ага, со стены. Командир, мне нужен план подземных ходов, мало ли кто там остался?

Это было справедливым требованием. А спать-то как хотелось...

— Ладно. Сейчас дождусь отчета от остальных, и покажу тебе ходы, которые сам знаю и помню, — согласился Рид. — А пока передай Эльтцу мое распоряжение насчет конюшни. Пусть отберет лошадок похуже... кстати, почему их так мало?

— Так это ж десятничьи и сотничьи кони, — не удивился Станс. — Я тут нашел, кого расспросить, ну вот! У обычных степняков лошадки похуже, они и паслись тут неподалеку, на лугах. А этих честь честью в стойла поставили.

Рид кивнул.

Для него эта информация сильно ничего не меняла. Хоть так, хоть этак, сесть на степнячьего коня может только его владелец. Остальных сбросят, затопчут и закусают. Без размышлений. Так что... на мясо! И — точка. У него отряд, ему людей хоть чем, но надо накормить...

Станс ушел, Рид сидел и слушал, как под черепом разворачивается миниатюрная кузница. Было даже не больно, это какое-то другое состояние, когда ты не просто привык к боли. Скорее удивишься — как это без нее? Разве ж так бывает?

По докладам положение получалось гнусным.

Из пятисот человек осталось двести двадцать шесть. Ранены — все. В строю могут оставаться двести девять, остальные в таком состоянии, что даже кинжал не удержат.

Под стенами — скоро будет тридцать тысяч. Стократный перевес. Замечательно!

Еще в крепости шестьдесят гражданских. Ладно, сорок. Мужики, пусть даже крестьяне, могут пригодиться в войске. Вопрос — куда девать баб?

С собой их точно не потащишь, но ведь и тут не оставишь.

Рид не собирался оставаться в крепости на верную смерть. Мог бы, знай он, что Иллойский рядом. Мог продержаться, или хотя бы попробовать...

Но держаться, не зная, что и когда будет?

Ну уж — нет!

Он еще из вредности всем степнякам нервы перемотает!

Доран уже захватили, теперь на очереди Ланрон!

А что?

Есть еще какие-то варианты?

Маркиз, вы не сошли с ума?

Вы знаете, нет... я в него просто еще не приходил.

* * *

Под стенами крепости так же нудно и неинтересно бесновались степняки.

Ланс Даран установил свои баллисты, дополнив уже имеющиеся — степняки не стали их разрушать, это ж теперь их имущество, и примерился.

Нормально, много кого достанем!

Интересно, что планирует командир?

А, с другой стороны... все равно Ланс с ним пойдет до конца!

Инженер вылез из-за зубца, примерился — и помочился вниз, удачно попав на слишком неосторожного степняка.

В ответ прилетела стрела.

Не попала, правда, но заставила Ланса задуматься над более насущным вопросом. Пойти, поискать башенку — или тыл щитом прикрыть и на стене пристроиться? Первое безопаснее, второе оскорбительнее... ладно, прогуляемся до башенки.*

*— в средние века туалеты располагались в специальных башенках. Прим. авт.

Заодно в арсенал надо заглянуть, посмотреть запас снарядов, а то их уже к концу подходит... вот ведь твари!

Никаких запасов не хватит!

Ланс плюнул вниз и поспешил по важному делу. Может, ему повезет, и арсенал не разграбили? Вот бы так и оказалось?

Мария-Элена Домбрийская.

Плавание на средневековом корабле — штука скучная.

Если тебя не укачивает, то ты либо прогуливаешься по палубе (пятнадцать шагов в любую сторону) в сопровождении охраны, либо сидишь в каюте и вышиваешь. В их случае — вяжешь.

И с ума сходишь от тоски.

Малена-то держалась, у нее были Матильда и другой мир, а все остальные тосковали, грустили и устраивали истерики.

Кроме Ровены.

Та приглядывалась к хозяйке, и только под конец плавания решилась с ней поговорить.

— Ваша светлость, я прошу вас уделить мне несколько минут для разговора.

— Слушаю? — подняла брови Малена.

— Я могу просить вас, чтобы все осталось только между нами?

— Ровена, ты давно заслужила мое доверие, — Малена смотрела спокойно и серьезно. — Очень давно. Поэтому все, что ты мне расскажешь, останется между нами, и только между нами.

— Благодарю вас, ва...

— Малена. На людях — ваша светлость, наедине можешь называть меня Маленой, — разрешила герцогесса.

— И снова — благодарю.

Ровена прошлась по каюте, разгладила складки на юбке, подумала пару минут.

— Не знаю, с чего лучше начать, ваша светлость.

— С начала, дорогая моя. С начала.

— Это было давно, ваша светлость. Примерно двадцать лет назад, даже чуть больше. Одна знатная дама решила пустить в свою постель бедного солдата, пока муж был в отъезде. Неосторожность не прошла для нее даром... к сожалению, через несколько месяцев она обнаружила, что носит под сердцем дитя.

Догадаться было несложно, тем более, разговор уже был.

— Тебя?

— Да, Малена. Меня.

Ровена без нужды выглянула в коридор, проверяя, не стоит ли кто-то под дверью каюты, и продолжила, нервно разглаживая юбку на высоком животе.

— Даме повезло еще раз. Муж не вернулся до самых родов. Повезло, наверное, и мне. Травить плод было слишком поздно, а своим здоровьем эта дама дорожила. Еще как!

— У нее были другие дети?

— Да. Но это потом, потом... меня отдали отцу. Леди, которая меня родила... я никогда не назову ее матерью, она хуже мрази, она отдала меня и дала ему денег. Отец должен был увезти меня куда-то подальше от Саларина.

— Саларина?

— Да. Это началось именно там, гос... Малена.

— Так за что же ее ругать? Она не могла оставить тебя рядом, ведь скоро вернулся бы ее муж? Нет?

— Да, — с ненавистью выдохнула Ровена. — Но когда отец уезжал... на него напали. Ему повезло — проводить его вызвались несколько сослуживцев. Там полегли трое, убийц они тоже положили, а у последнего отец выпытал, что их послала моя... эта...

— Утроба.

— Что?

— Называй эту женщину просто утробой, если не желаешь ругаться. Это ведь не мать, не близкий тебе человек, просто мешок, который тебя выносил.

Ровена подумала — и кивнула.

— Да, пожалуй. Эта утроба захотела избавиться от всех доказательств ее измены.

— Я полагаю, не вышло?

— Нет. У отца остались ее письма и несколько драгоценностей. Денег у нее было немного, поэтому она отдала кое-что из побрякушек. И отец сберег их.

Малена кивнула.

— Так... а что потом?

— Потом было хуже, — погрустнела Ровена. — Отец был хорошим воином, он нашел себе место в замке... господина. Там я и выросла.

— В Аллодии?

— Да, Малена.

История становилась все любопытнее.

— Какое к этому отношение имеет Карст?

— Самое прямое. Он был сыном сотника в том замке. Старше нас лет на десять.

— Вас?

— Меня и Бернарда.

— Твоего любимого?

— Моего мужа. И отца моего ребенка, — просто сказала Ровена.

— Мужа?

— Об этом никто не знает, даже Карст. — Ровена смущенно опустила глаза. — Но мы понимали, что ребенок не должен быть незаконным. Я в детстве натерпелась из-за этого...У хозяина замка было двое детей. Бернард был младшим, и откровенно нелюбимым ребенком.

Ровена рассказывала, а Малена с Матильдой слушали, и словно наяву видели высокий замок с серыми башнями, видели Люсьена, старшего сына, красавца и любимца, надежду и наследника, видели младшего, откровенно нелюбимого, потому что...

У Бернарда был физический недостаток.

Так получилось, повитуха повредила малышу спинку, или мать умудрилась упасть, неизвестно, но у мальчика начал расти горб. А люди жестоки к тем, кто от них отличается.

Они сошлись случайно.

Бернарда обидел старший брат, и мальчишка удрал поплакать в укромном уголке, у пруда.

Ровена крепко подралась с мальчишками на конюшне, благо, отец учил ее всегда отстаивать и себя и свое мнение, и никогда не сдаваться. Она и не сдавалась, но численный перевес был слишком большим. Теперь надо было промыть расквашенный нос, и кое-как постирать рубашку, а то дома влетит. Ладно, может и не влетит, но сама дралась — сама и расхлебывай. А как еще-то?

Так двое детей и встретились.

И началась странная потаенная дружба. Малышам было по пять лет, но дети в плохих условиях взрослеют быстро. Узнал обо всем разве что отец Ровены, Эрон Сирт. Ровена теперь частенько таскала приятелю вкусняшки, да и просто поесть.

Нет, малыша не морили голодом, просто ему самому кусок в горло не лез, под злобные шуточки и укоризненные взгляды. И потому хлеб с мясом, который разламывала грязными ручонками Ровена, казался ему вкуснее, чем паштет из перепелок с трюфелями, положенный на золотую тарелку.

Эрон и научил малыша владеть оружием, драться — втайне, все втайне. Бернардом ведь никто не занимался, все думали, что он пойдет в храм, раз уж так получилось. И мальчик послушно учился богословию днем, и всему остальному — в свободное время.

Когда детям было по четырнадцать... уже не детям, уже почти взрослым, они поняли, что любят друг друга. И другой никто им был не нужен.

А через два года погиб Эрон.

Случайно, нелепо, на охоте, кабан кинулся внезапно, Эрон погиб, защищая господина. Ровена же осталась на милость благодарного милорда.

Настолько благодарного, что девушка едва не оказалась у него в постели.

Драться отец девушку научил, а потому милорд получил не пощечину — какие пошлости! Просто кулаком в глаз. А девушка выскочила из кабинета и налетела на Бернарда, который, опасаясь чего-то подобного, ждал под дверью.

Дождался.

Скандал грохнул на весь замок.

Бернард не собирался отказываться от Ровены, а отца обозвал подлецом и насильником.

Мать начала кричать на сына, Ровена тоже не стерпела, и высказалась нелицеприятно, старший брат Бернарда едва не дал ей пощечину, но Эрон учил дочь не за страх, а за совесть...

К вечеру влюбленные оказались за воротами. Ровена — с заплечным мешком, у Бернарда и того не было. Карст догнал их уже позднее...

А пока...

Они добрались до города, заложили драгоценности, которые отдала в свое время мать Ровены (Эрон так и не продал их), купили корабль, назвали его 'Безумной Ро', и принялись бороздить моря.

Дела шли удачно.

Настолько, что они выкупили драгоценности, и собирались обзавестись своим домиком, но тут Ровена забеременела.

А Бернард — погиб в рейсе.

Карст же отправился в поместье, где прошло их детство, сообщить эту новость. И прислал оттуда письмо, которое повергло Ро в отчаяние.