Новые маги

Три секунды взламывает она последнюю линию обороны. Кожа трескается, внутренние органы... да, это тело ещё держится, но хватит его ненадолго. Трещины закрываются — всё-таки, это не просто тело, но практически овеществлённый ритуал с неограниченной регенерацией. Сложнее с нервной тканью, особенно с мозгом, однако она — больше душа, чем тело.

Можно даже сказать, что это тело не способно выдержать её силы. Это, модифицированное, улучшенное тело. Так недолго додуматься и до сравнения с аватарами богов. Глупость, конечно, и зазнайство. Ещё на пару минут хватит.

Последнюю дверь она взламывает иначе. Аура силы уходит, она вызывает более тонкие инструменты, коих также в достатке. Здесь и здесь изменить, тут подкорректировать, этот параметр подкрутить на максимум, эту форму лучше задать вручную, среди шаблонов нет требуемого — активация! Каскад чар впивается в защиту, находит уязвимые места, пробивается к управляющим контурам, подчиняет, отключает, перераспределяет... это ещё что? Дублированная система самоуничтожения? Отключить! Не отключается? Сжечь! И эту тоже. И эту хорошо бы. А теперь, на случай ещё одной, незамеченной, стазис и в пространственный пузырь всё это место. Разбираться будем позже.

Тело лопается там и тут. Системы регенерации не могут восстановить и самих себя. Что же, вампиры забрали всех живых. Пару стационарных порталов по пути она собрала. Теперь подозвать ближайшего вампира, отдать ему три про-пузыря, подождать, пока отойдёт, и можно активировать последнее. Взрыв! Взрыв — и привычное пространство духа.

...накинула тело, уже привычно влезла в нервную систему, сконфигурировала ауру, вошла в резонанс с магией крови, восстановила активные ментальные и духовные щиты... устало откинулась на кресле. Призвала стакан. Наполнила горячим чаем из стазис-камеры, заменяющей холодильник. Обжигая горло, выпила в пару глотков. Чуть расслабилась.

Никогда не хотела она становиться великим магом. Никогда не намеревалась вершить чужие судьбы. С лихвой хватило ответственности той войны, гибели соратников — один за другим, а она выживала. Живучая она. Но надо идти. Не стоять на месте. Она не может остановиться. Остановка равносильна смерти. Нельзя не принять ответственность. Нельзя бросить всё и удалится на вековую медитацию. Сомнения, усталость, тень давней боли — расклеилась. На виду — сильная, спокойная, а здесь, где не бывает никто, кроме неё, можно побыть самой собой.

Это уже не маска. Сухая, всегда уверенная, азартная женщина — она сама. Но и та маленькая мечтательная девочка, что сидела, сжавшись, в укромном уголке библиотеки, уткнувшись в любимые книги — всё ещё жила. И будет жить. Как образец, как память, как начало, как часть её "я". Опять война. На сей раз — невидимая обывателям, но от того не менее значимая, не менее ожесточённая. Маленькая девочка плакала где-то в глубине души, а Атика Сей-Тиор с силой разбила стакан о стол, полюбовалась на капли крови, вдохнула боль, убеждаясь, что ещё жива, излечила раны и резко встала. Не стоять. Двигаться. Только вперёд.

Глава 18. Лёд и серость.

Мягкий толчок, плавный, сжатие, растяжение — Гарри аппарировала Луна. Переместились чуть над землёй, вернее, снегом — пара сантиметров, не более. Наст самортизировал приземление. Гарри огляделся. Как и сказала Эммелина, они переместились в прослойку между внешним щитом и внутренним, заодно выполняющим функции откачки стихии.

Внешний щит представлял собой голубой купол, сложенный из светящихся ячеек-многоугольников. Здесь были и треугольники, и четырёхугольники, и пяти-, шести-, семи-... Гарри разглядел даже один тринадцатиугольник. Купол возвышался на десятки метров ввысь, мягкое его сияние контрастировало с хладно-белым, не слепящим, а будто морозящим, резким, хаотично пульсирующим светом внутреннего щита. Просто сияние — одинаково и в простом, и в волшебном зрении. Где-то внизу, под снегом, вспомнил Гарри схему, от внутреннего щита уходят щупальца, проходящие через внешний щит и опутывающие весь лес.

Неподалёку переместились Фламели и Вэнс, немедля начали колдовство. По плану вылазки — чары познания. Сначала требовалось понять, что это такое, прежде чем вмешиваться или ничего не делать. Может, эта штука несёт только добро? Сам Гарри в этом глубоко сомневался. Луна вот точно ни в чём не сомневалась, лишь мечтательно смотрела куда-то в себя, легонько касаясь его руки прохладной ладошкой.

Вот взрослые закончили с магией и что-то горячо, но тихо обсуждали. Минуту, пять, десять... Гарри, наконец, не вытерпел, и громко спросил:

— Ну что там?

Исследователи смолкли, переглянулись. Ответил Николас:

— Арка там. Ещё одна. Думаю, та самая, Арка Мороза. И, Гарри, Атика говорила, что есть пророчество про тебя и эту Арку, сделанное два века назад.

— Может, позвать её? — пророчество? Про него и Арку? Интересно, о чём там говорится? Он должен её... отключить?

— Атику? — Фламель задумался. — Она серьёзно занята. Нет, это секрет, Гарри.

— Отложим дело, — решительно сказала Эммелина — Гарри заметил, что она напряглась. — Что-то...

Слово бухнул невидимый молот. Пространство между щитами наполнилось энергией стихии. Шаль — Гарри строил её сам! — отрезала от удара, но магическое зрение на мгновенье ослепило. Снег взвихрился бешеной вьюгой.

— Аппарируем! — прокричал Гарри Луне.

— Я не могу, — спокойно ответила та, легко перекрывая шум. — Много магии. Будет расщеп.

— Но Шаль...

— Я не могу, — почти неразличимо ответила девочка. — Нельзя, просто нельзя, Холод не разрешит.

Резкие вспышки колдовства — Гарри скорее ощущал, чем знал, что взрослые с кем-то сражаются. А потом он почувствовал взгляд. Почти сразу понял, на кого это похоже. Вика Эа-Тиайо, загадочная эссель пещерного озера и, по её словам, чего-то большего.

— Эссель? — Гарри непроизвольно сжал руку Луны. — Они сражаются с эсселью?

— Нас называют и так, — они вдруг оказались в спокойном круге, за которым продолжала буйствовать стихия. Голос исходил откуда-то сверху, Гарри инстинктивно поднял голову — белая муть, ничего боле. — Ирсайо. Аалийано Вика Эа-Тиайо оставила свой след на тебе, мальчик. Ирсайо привело тебя сюда, ирсайо Вики, Вики и Элайи, — он почувствовал, как взгляд смещается на Луну. Палочка дёрнулась сколдовать над ней щит. — Девочка. Аррайни, — на миг Гарри показалось, что он понимает слово "аррайни". Образ замкнутой петли, "обратная связь", "самоотносимость", "идентификация", "самость", "самостоятельность", образ паутины, понятие изменения вероятности, образ седой девушки с пряжей... Миг, а потом закружилась голова и понимание пропало, - ирсайо фа веэре девочка.

— Я знаю, — улыбнулась Луна. — Моё веэре фа интамос. Я не умею ирсайо.

— Ты научишься, человеческое дитя, — просвистел ветер. — Не могу быть феерида. Должен ли я прекратить лиини твоего ирсайо?

— Извини, Гарри, — шепнула Луна — и аппарировала.

Ветер бушует на широко расставленных пальцах. И обрушивается на врага, размётывая ледяные осколки в сторону. Где-то в вышине бушует гроза, молнии раз за разом рушатся на внешний щит — всё яростней и яростней, в одну и ту же точку. Бесится ураган, сметая лес с лица холодной планеты вместе с духами. Сама магия сходит с ума, потворствуя буйству природы. И её зов, тихий, да значащий куда больше, чем громкий рык эссели, не даёт буре стихнуть, направляет, усиливает, сметая древние путы.

Она атакует. Снова и снова. В никуда, в пустоту, в отсветы, отблески, в отраженья льда зеркал. Эссель, отожравшийся на прущей из Арки стихии, уворачивается, ставит обманки, но не может "растянуться" по всему воздушно-снежному объёму. Уже пробовал. Указа, лаконичного, ледяного, как душа врага, хватило, чтобы взбаламутить душу мира. Твари мало не показалось. И она собралась в единое воплощение, ослабив нити единства с окружающим. Окружающим, что ему принадлежит всё меньше.

Ветер слетает с ладоней, а следом бьёт тяжкая магия, и внешний щит дрожит, а во внутреннем нарушен уж баланс энергий. Ну же, тварь, пойми это, попробуй уйти нарушу, ну же! Там тебя ждёт подарок — оказывается, атмосфера не прочь побуянить. Магическая — в том числе. Ты ещё надеешься победить?

Лёд шипит, облако пара сносит ветер, две жаркие струи напалма с её ладоней разрезают холод. И гром молний вторит им. Она смеётся, и изорванный плащ трепещет волшебством, и палочка больше не нужна. Она зовёт небо, и небо зовёт её. А затем внешний щит рушится, и её хохот молниевым громом пронзает врага.

Но Холод не дремлет. Накатывает, остужает, останавливает, и сам воздух смерзается в предвечный лёд. И молнии бессильным светом стекают по ледяному великану, вырастающему перед ней. Она вдыхает. Воздевает руки. Выдыхает. Ярчайшая вспышка, в которой слилась её магия, гнев природы и ярость человека, соединяет серые небеса и громадный силуэт. Он рушится вниз — и поднимается.

Она ускользает, дёргая себя вверх, в небо. Глыбы воздуха свистят под ней, и ветер останавливает их, подхватывает и рушит обратно. Великан растёт. Почти твёрдые, порывы ветра мёрзнут в нём, наращивая плоть, и снег не даёт провалиться отродью мороза. Тогда она смеряет ветер своей волей, а молнии сливаются непрерывным каскадом, медля его рост. Палочка вновь ложится в ладонь — чёрный луч соединяет её и великана. Соединяет — и размётывает белую плоть оправленным кратером. Снова, снова, ещё раз, привлечь внимание, дать время, блеск молний, беззвучье лучей, кружить меж ледяного града, меж двух стихий, и отражать ветром хлад. Она снова смеётся, зная, что минуты выиграны, что теперь...

Мгновение, растянутое на вечность. Тысячи лет, проведённые в доли секунды — так Гарри воспринял это перемещение. Он схватился за руку Луны, будто за спасательный круг. Их несло сквозь пустоту, и Гарри ощущал, что Луна что-то делала. Перед глазами мелькали образы вертящихся линий света, их то подхватывала невесомость — мучительно тошнило! — то сжимало до темноты в глазах.

С самого начала он ощущал напряжение Луны. Она искала — и не находила. Летела — но никак не могла долететь. А потом она прекратила искать и начала менять. Они то продирались сквозь красную бездну, напоминающую веки, зажмуренные перед солнцем, то блуждали между бледными огоньками в предвечном мраке, то падали в океане ядовито-зелёных листьев, то скользили по бледно-синему льду, то кружились в бессмысленном многоцветье.

— Всё, — выдохнула Луна. — Я смогла.

Первое, что осознал Гарри — свою хватку на её руке. С трудом разжал ладонь и прохрипел "извини".

— Ничего, — отмахнулась Луна. — Интересно, где мы?

Гарри огляделся. Обшарпанные серые стены, никакой мебели, единственная дверь и окно с задёрнутой занавеской из чего-то синтетического. На полу — слой пыли. Слишком тепло для плаща, но раздеваться Гарри не спешил.

— Но аппарировала же ты?

— Я, — подтвердила она. — Но мне мешали. Холод закрыл пути и мешал открыть новые, но я смогла сделать дорогу. Только куда... — она развела руками. — Это было захватывающе, правда? Ты же видел?

— Видел... — Гарри содрогнулся от воспоминаний. Как будто мозг перемололи мясорубкой.

— ...и не понял, — закончила Луна. Вздохнула. — Не знаю, где мы, далеко. Очень-очень далеко.

Только не...

— В другом мире?

— Так получилось, — беспомощно вздохнула Луна. — Я должны была вытащить нас, — и тут же наморщила лоб. — Здесь так серо, правда? И тихо. Пойдём отсюда?

— Опять влипли, — только и сказал Гарри. Всё из-за Пернеллы. Спокойно бы подождали снаружи, а теперь... — Пошли. Хотя нет, — и выглянул в окно, отодвинул пластиковые занавески.

Серость. Серые дома без стёкол — или с их остатками. Частые пластиковые занавески, каким-то волшебством пережившие разруху. Пустые дороги с потрескавшимся асфальтом и ржавыми фонарями, с которых давно облезла краска. Напротив их дома — что-то вроде с магазина. От витрины остались торчащие по краям куски стекла, внутри — тьма. Тёмно-серые небеса нависли над пустым городом. Недавно прошёл дождь, и ручейки высохли, лужи — не все. Порыв ветра бросил в лицо дождевую свежесть, разрушая уныние.

— Пошли отсюда, — сказал Гарри.

Вектор, вектор, каскад, косвенная связь, провести, связать, установить, перевести, развернуть, задать соответствие, установить и прогрузить, проверить, включить... Мысль быстрее слова, и палочка мечется как никогда быстро. И границы отступают, а правила перестают работать. Цепочка за цепочкой, она меняет каскады заклятий, комплексы комплексов, точно и однозначно, формула ложится к формуле, и пространство подрагивает, предчувствуя.

Ник колдует там, дальше, он сдерживает тварь вместе с Эммой. Краем сознания она отмечает, что творится с миром. О, Эмма окончательно приняла себя. Нет сомнений, она уже состоявшийся великий маг, а не перспективный кандидат. Её магия пронизывает каждый гран мира, тончайшими нитями что-то настраивая, с чем-то резонируя — и мир откликается. Такого количества молний эта планета не видывала давно.

Установить градацию по уровням, переход через сигма-преобразование функции Нумана, пронормировать по Атике и добавить ограничитель имени Пернеллы Фламель... Ага, прекрасно, теперь аккуратно, не спешим, запустить первый каскад, проверить автономность работы, переключиться на второй и начать первую реакцию. Идёт, идёт, так-то лучше.

О, Ник тоже разгулялся. Что это, Великий Эликсир Неудачи, синтезированный за... где там таймер... три минуты двадцать секунд? На три минуты быстрее. Как удачно прошло с Луной, умница девочка ушла с Гарри до разгара боя. Форма на три-четыре-двадцать-пи сбоит, перезагрузить, так каскад рабочий, посмотрим...

Ник, ну зачем детонировать Пятый Великий Концентрат, это же собьёт все настройки! Хотя, если подправить фильтра и связать его по каскадному ослабляющему типом десять и... Эмма, что творишь, чертовка! Теперь ещё фильтр на микроуровень, иначе раскачает своими нитями всю структуру. Лучше фрактальным преобразованием. И так. И вот так. Ну что, поехали?

Спуск по серой лестнице давно заброшенного дома. Люмосы кажутся тусклыми. Хочется кинуть тысячи "люмос стелла", но Гарри одёргивает себя.

"Соблюдай осторожность, — шепчет голос наставницы. — В непонятной ситуации следуй интуиции. Если молчит — сохраняй статус-кво. Не привлекай внимания, но будь готов".

"Слишком жестока, — говорил об Атике Аластор Грюм, дедушкин друг. — Той ли ты доверил ребёнка?"

"Он будет жить, — отвечал тогда дедушка. — Это главное".

Гарри отбросил посторонние мысли. Прислушался. Только их шаги по пыльной лестнице. На лестничных площадках или нет дверей, или их останки. Тишина. Страх? Отрешиться. Интуиция молчит. Луна идёт первой — Гарри немедленно догоняет и перегоняет. Первым должен идти он.

Долго ли, коротко ли, лестницы заканчиваются. Подъезд без двери. Тёмные тучи давят тяжко-серо. Лишь дождевая свежесть — лужи и потёки грязи в потрескавшийся асфальт — разбавляет тягостную атмосферу. А потом Гарри кидает "редукто", и тварь, наблюдавшая за ними с покосившегося фонарного столба, глухо шлёпается оземь.