Кстати, сложнее всего было научиться радостно поддакивать в ответ на вот такие шпильки, как та, которой встретил меня Бел. Воспитание-то не то. Мои родичи весьма своеобразно относятся к шуткам. В свой адрес особенно, из-за чего все имперцы — и не только они — свято уверены, что у данмеров нет чувства юмора. Что, разумеется, далеко не так.
Однако благодаря Белизариусу и северянину у меня появилась возможность не только научиться реагировать на шутки адекватно по меркам не-данмеров, но и немного отточить новое умение. Даже получать от этого удовольствие. Хотя с детства привитое серьезное отношение к жизни в целом так и осталось. И мое благодушное отношение к шуткам и подначкам распространяется на очень небольшое число людей. Любого, кто к ним не относится, за те же слова я без раздумий вызову на поединок. Или просто убью.
Фарвил задумался, уставившись в пространство и беззвучно шевеля губами. Пусть. Может, что-то полезное надумает.
Воспользовавшись его задумчивостью, я встал с насиженного камня и пересел ближе к друзьям.
— Ну и что ты там высмотрел? — поинтересовался Ролианд.
— Ничего утешительного. Мост — единственный путь к башне, так что мы здесь застряли.
Северянин тихо выругался.
— Но, — продолжил я. — Слева от моста я заметил гряду островков...
— Я тоже их видел, — перебил меня Белизариус. — Это самоубийство.
— Для вас — да, — кивнул я. — А у меня есть шанс. Я ведь, как любезно напомнил наш новый друг, данмер.
— Придурок ты, — сердито буркнул Бел. — Это лава, понимаешь? Лава! Расплавленный камень! Ты не доплывешь даже до первого клочка твердой земли, только превратишься в воющий огарок. А то, что ты данмер, только продлит агонию.
— Спасибо, что напомнил, — угрюмо ответил я. — Только с чего ты взял, что я собираюсь плыть?
Вопреки предсказаниям Белизариуса я не превратился в огарок. Хотя выть от боли хотелось нестерпимо — несмотря на наложенные в несколько "слоёв" заклятия "Щит" и "Ледяная стена" со свитков, специально приберегавшихся для походов в Мёртвые Земли, а так же выпитое зелье сопротивления огню, ноги от ступней и до колен покрылись темно-багровыми волдырями, не меньше ладони каждый. Призванные сапоги — свои я снял, поскольку вряд ли айлейдское "метеоритное железо" выдержало бы такое испытание — подтверждая свою дэйдрическую суть, во время забега по лавовому морю не сгорели и не развалились на ходу. Зато раскалились так, что от ожогов не спасла ни природная огнеупорность, ни принятые зелья, а от портянок осталось несколько тлеющих клочков ткани. К тому же от жара я едва не задохнулся. А ведь надо было на бегу обновлять заклинания ходьбы по воде и призыва этих самых сапог. Вот когда я искренне пожалел о том, что в Сиродииле заклинания левитации почему-то не продаются. А зелье с нужным эффектом я не сумел создать из-за отсутствия компонентов, которые нигде, кроме как у меня на родине, не встречаются. Насколько все было бы проще...
В общем, теперь я прятался под мостом, стараясь дышать потише и не стонать — не хватало, чтобы сюда спустился какой-нибудь рогоносец, привлеченный моим пыхтением и завываниями — и занимался лечением. И вообще, стоит радоваться тому, что мой, должен признать правоту крайне недовольного этой идеей Белизариуса, безумный замысел оказался выполнимым. Ведь какой-нибудь из прогнозов, которыми тот сыпал, пока мы с ним — Ролианд остался присматривать за чейдинхолльцами до возвращения Бела — искали самый короткий путь от острова, где мы находились, к выступавшей из моря лавы скальной гряде, мог и осуществиться.
Плохо было то, что я не мог никак дать знать своим спутникам, что жив и добрался. С другой стороны, когда я заберу Сигил, они сами меня увидят: как бы далеко друг от друга мы ни находились на момент переноса, из врат — уже проверено — нас выкинет одной общей кучей. Но для этого надо его забрать.
Через полчаса и несколько фиалов с целительными зельями я смог надеть сапоги, обмотав ноги кусками запасной рубашки и стараясь не разглядывать лохмотья, которыми теперь слезала сожженная кожа. Заклинания исцеления сделали бы это быстрее и аккуратнее, но их приходилось накладывать осторожно, предварительно убедившись, что расхаживающий по мосту у меня над головой дремора находится достаточно далеко, чтобы не заметить вспышек. Но результат лечения меня вполне устроил — ноги целы, ничего не болит, на месте ожогов наросла новая кожа. Шрамы... ну, благодаря заклинаниям, они должны быть не слишком заметны, к тому же у меня на теле есть и более безобразные метины. Немного, но есть. Так что переживу как-нибудь.
Удобный подъем отыскался под самыми стенами Сигильской башни, а выражение, возникшее на физиономии прогуливавшегося перед входом кинмаршера, когда он меня увидел, доставило мне немалое наслаждение. Конечно, ведь я-то по его мнению, должен сейчас быть на противоположной стороне моста...
Сюрприз, рогатый!
Он даже не успел захлопнуть разинутый рот, словив стрелу в глотку. Так и завалился с выпученными глазами и выражением крайнего удивления на роже. И со стрелой в раззявленной пасти.
Грохот падения бронированной туши кинмаршера привлек внимание стражников, до того скучавших на привратных башнях, и в мою сторону полетели боевые заклятья и вопли. Пришлось поспешно прикрываться заклинанием невидимости. Град огнешаров и молний сразу прекратился, поскольку дремора меня больше не видели, а заклятия, бьющие по площадям, отнимают слишком много энергии. К тому же надо уметь их применять. Зато воплей стало больше, на ближний ко мне край моста с возмущенным визгом и бессвязными проклятьями шмякнулся дэйдра-паук, видимо, отправленный в надежде, что я выдам себя неосторожной атакой. Неудачно — часть тонких суставчатых ног изломало при приземлении, а те, что остались целы, не могли удержать вес твари, под весом массивного паучьего брюха начавшей заваливаться за край. Не забывая посматривать за скребущим лапами и руками камень пауком, я направился к убитому рогоносцу, гадая, почему командующий гарнизоном торчал перед входом в башню, которую должен был охранять...
Торопливо — заклинание невидимости рассеялось при прикосновении — обшарив газыри пояса убитого кинмаршера, я стал счастливым обладателем медного кольца с пока невыясненным зачарованием и свитка с заклинанием призыва дэйдрота. Последний трофей вызвал краткий приступ веселья и хулиганскую мысль повторить трюк с полетом — исключительно с целью подсказать оставшимся на острове товарищам, что им не почудилось, и переполох на мосту вызвал именно я. Но здравый смысл все же возобладал — во-первых, тот же Белизариус вполне мог проследить мой путь до башни и сообщить остальным. Более того, я уверен, что он так и сделал и продолжает наблюдать. А во-вторых, дэйдрот может пригодиться мне самому, если придется схватиться с каким-нибудь рогоносцем в открытую — до покупки заклинаний призыва дэйдрических тварей я как-то не додумался... И даже припоминаю, почему: когда мне пришло в голову для отвлечения внимания встречающих воспользоваться таким свитком — только призвал я кайтифа — сородичи призванного рогоносца сообща отправили его восвояси, а потом принялись искать призывателя. То есть меня. Найти не нашли, но я все равно решил такими свитками без крайней нужды не пользоваться. Чем отвлекать внимание врага, лучше не привлекать его вовсе. Больше шансов уцелеть.
Паук, до последнего цеплявшийся за край моста, сорвался и с визгом, от которого у меня зазвенело в ушах, полетел вниз. Проводив его взглядом, я подпрыгнул от оглушительного лязга, одновременно разворачиваясь в сторону его источника. Однако створы ближних к башне ворот содрогнулись еще раз, породив новую волну грохота, но так и не открылись. Дождь из заклятий тоже прекратился. Видимо, кто-то из принявших командование гарнизоном в последний момент решил, что со мной одним справятся и защитники башни.
Или, возможно, теперь сюрприз ожидает меня...
Пробуждение было внезапным и не слишком радостным. Голова болела так, словно под черепом поселилось десятка два скампов, увлеченно колотящих в барабаны. Почему именно скампы, я бы не ответил даже под угрозой мучительной смерти, но образ был на удивление ярким(3).
Разум припомнил, что вот так я уже просыпался. Как минимум один раз. Или дважды. Да, точно — дважды. В последний раз мне так же довелось наслаждаться густым ароматом нестиранных портянок. Было это, когда меня от врат Обливиона приволокли на одну из дорожных застав Легиона. И торчал я там ровно до тех пор, пока не смог самостоятельно взобраться на лошадь и сбежать от тамошних коновалов в столицу, где отлеживался у Лютера Брода. Старикан тогда, прознав в чём дело, чуть не сожрал меня с потрохами, но зато ему можно было доверять. В частности, доверить кошелёк, из которого он оплачивал услуги приглашенных целителей. На их мастерство у меня было больше надежды, чем на милость чужих мне богов. И хотя я с некоторых пор вынужден признать, что мои соотечественники неправы, утверждая, будто Девять не достойны почитания, а норды, как бы я не относился к большинству из них, в этом вопросе гораздо мудрее, я по-прежнему считаю, что имперские боги — для имперцев.
Осторожно приоткрыв глаза, я попытался осмотреться, но перед глазами все немедленно поплыло, вызвав острый приступ тошноты, так что единственное, что мне удалось увидеть, прежде чем я торопливо зажмурился, моля предков, чтобы меня не вывернуло — это горящую свечу на столе и кого-то, спящего, уронив голову на сложенные на столешнице руки. Кончик острого уха, торчащий из-под светлых волос, указывал на мера. Учитывая первую попытку, рассмотреть неизвестного было нечего и пытаться, но я не сомневался, что это альтмер. Знать бы, зачем он тут... и где мои братья. Вряд ли меня стали бы тащить далеко, так что, скорее всего, я в Чейдинхолле.
От портяночного амбре, смешанного с доносящимся из распахнутого окна запахом каких-то цветов, снова захотелось блевать. Хуже того, я готов был поклясться, что пара-тройка вонючих тряпок надежно укрылась от посторонних взоров под кроватью, на которой я лежал. Не говоря уже о том, что некоторое их количество наверняка распихано владельцами по углам. Интересно, кто же это такой... чистоплотный? В Храме Повелителя Туч за подобное можно было проснуться с грязной портянкой в зубах. В лучшем случае, на физиономии. И не факт, что со своей — способы поддержания дисциплины у братьев... были, мягко говоря, своеобразными. Зато для перевоспитания обычно хватало одного такого пробуждения. В крайнем случае, двух — способ по-настоящему безотказный. Мне повезло — дома с этим тоже было строго, так что повода поиздеваться над собой я не дал. Хотя тот же Барагон решил бы, что это будет отличная шутка. Но он, по крайней мере, не стал бы подсовывать чужую, как наверняка сделал бы один длинноволосый красавчик.
Попытавшись встать по нужде, я запутался в одеяле и том, что было на меня надето, и, свалившись на пол, глухо взвыл от боли во всем теле. Спящий за столом альтмер вскинулся, наколдовал свет и, моргая, помог мне сесть обратно на постель.
— Ложись, мутсэра, — голос, выговаривающий морровиндское обращение с явственным акцентом, показался знакомым. — Или серджо? Я не слишком разбираюсь, как кого правильно называть, хотя и живу в Чейдинхолле уже не один год, — говоря это, он бережно, но настойчиво пытался уложить меня обратно.
— Можно и просто по имени, Хил, — сообразив, кто дремал на столе, ответил я, столь же упорно пытаясь встать.
Хил Высокий, священник-целитель из собора Аркея.
— Мы знакомы? — священник удивился.
— Да, — выдавил я, не прекращая сопротивляться — необходимость выйти становилась все сильнее, да и рвотные позывы, хотя и стали несколько слабее, никуда не делись. — Да не укладывай ты меня! Мне надо...
— Я понял, — перебил меня священник. — Что, ваза тебя уже не устраивает?
— А она тут имеется? — теперь уже удивился я. — И, кстати, "тут" — это где?
— "Тут" — это резиденция славных рыцарей Колючки, — фыркнул, не скрывая брезгливости, проснувшийся Белизариус. — Очнулся, паршивец... Чем тебе, действительно, ваза не нравится?
— Я в неё не попаду, придурок, — ответил я чистую правду.
Зрение и впрямь проясняться не спешило, так что предложение воспользоваться ночной вазой было похоже на несмешную шутку. А ещё я хотел подышать чистым воздухом. К тому же, если меня все-таки вывернет, пусть это произойдет не здесь.
— Понятно, — кивнул Бел. — Сам дойдешь до двери или тебя ловить?
— Сам, — огрызнулся я — собственная слабость раздражала.
Альтмер начал протестовать. Имперец, который знал меня намного лучше, недоверчиво хмыкнул, но все же вступился:
— Отпусти его, брат Хил. Он у нас самостоятельный. И гордый, как... как данмер. Хотя нет, — Бел отбросил свое одеяло и встал, — по лестнице этот герой без помощи не слезет. Как думаешь, Ксар, твоя героическая гордость выдержит, если я помогу тебе спуститься?
Моя гордость выдержала все. И "героя", и прочие поддразнивания со стороны лисоглазого насмешника. Даже то, что меня не только спустили по лестнице, но и вынесли на улицу. На руках. Как девицу! Лучше бы он меня за шиворот тащил, честное слово! После чего Белизариус сжалился и ушел, предоставив мне полную свободу действий. За что я был ему безмерно благодарен. Впрочем, справедливости ради надо сказать, что сам я действительно не смог бы спуститься по лестнице, а если бы и смог, то все равно не избежал бы позора — спускался бы я всяко медленнее, чем необходимо.
Облегчив душу — для устойчивости, правда, пришлось упереться лбом в стену, пока руки были заняты: дэйдровы штаны, впридачу к прочим неудобствам, все время норовили свалиться, но это была ничтожно малая цена за отсутствие наблюдателей и, сохраните предки, помощников — я некоторое время торчал перед входной дверью, вдыхая ночной воздух, после чего по стеночке вернулся обратно, где снова пришлось терпеть унижение, пока имперец тащил меня — снова на руках! — наверх. Там Хил, бросив один-единственный взгляд на мою перекошенную от боли и злости физиономию, торопливо наложил на меня какое-то заклятье. Мне сразу стало спокойнее.
— Успокоение? — поинтересовался я у настороженно замершего священника.
Тот кивнул.
— Спасибо. Бел?
Клинок, усевшийся на стул рядом с моей постелью — он, что, спать не собирается? — вопросительно уставился на меня.
— Где моя сумка?
— Вот, — он указал куда-то мне за спину. — Только там почти ничего нет. Не знаю, с кем ты там в той проклятой башне встретился, но распахали тебе её знатно. Что смогли — собрали, но, учитывая твои хомячьи привычки, наверняка не всё.
Осторожно наклонившись, я медленно подтянул к себе сумку, лежащую рядом со сложенными доспехами. И вздохнул — аккурат посередине красовалась здоровенная прореха. Не на дне, конечно, но все равно — плакали мои зелья... и со Звездой Азуры, наверное, тоже можно распрощаться. Именно этот артефакт мне было действительно жаль потерять. Ну да хозяйка её везде найдет. Хотя... не веря своей удаче, я затаил дыхание, неожиданно нащупав и теперь медленно вытаскивая из разорванной сумки нечто колюче-ребристое... и едва не рассмеялся от счастья, прижав к груди дар матери-прародительницы.
