Луна-и-Звезда

Касательно местонахождения Молота амулет точного ответа не давал. "Где-то под землей", — так мы расценили его беспорядочное раскачивание и пробегающие по граням прозрачного кристалла малиновые искры.

Под землей, так под землей.

Поочередно мы втиснулись в узкую расщелину. Наши глаза слезились от едких испарений, мой нос наотрез отказывался различать запахи, Рекце мучительно чихал. Мы приготовили факелы и светящиеся камни, но в пещерах не было непроглядной тьмы. На потолках танцевали алые отсветы вулканического пламени, бушевавшего в толще земли глубоко у нас под ногами. Пол содрогался, на головы сыпалась каменная крошка.

Вот здесь стало туго. Пригодилось все наше воинское умение, обретенное за время странствий по Вварденфелу, и все магические способности. Поначалу мы расходовали свитки с заклинаниями, отгоняя мрачных рыцарей даэдра и клыкастых, почти неуязвимых для стали чудовищ-дремор.

Последний свиток прочтен и отброшен за ненадобностью. Настало время плетения арканов и чтения выученных в Гильдии Магов заклятий. Порядок действий разработан и освоен уже давно: один колдует, другой прикрывает. Передышка, пробежка по коридорам, смена ролей — и все заново.

Чудища Дагот Ура, почуяв слабину, навалились толпой, выбегая и выскакивая из боковых ответвлений, с ревом валясь прямо с потолка или прыгая из засады. Я рубила, кромсала, выкрикивала положенные слова, торопливо складывая пальцы в нужном Знаке и бежала следом за Рекце, оскальзываясь на камнях. Несколько раз едва не упала. Перчатка на левой руке нагрелась, обжигая кожу. Легкий поначалу Секач казался тяжеленным и неповоротливым. В правой руке я сжимала скользкую рукоять орочьего ятагана.

Амулет Поиска вдруг ожил, дергаясь на цепочке и рассыпая в моем отупевшем от непрерывной бойни мозгу перезвон серебряных колокольчиков.

— Проскочили! — в отчаянье завопила я, ныряя в узкий и низкий коридор. Имперец проткнул очередного воющего упыря, пинком сбросил его с лезвия катаны и ринулся вдогонку.

Наша цель обнаружилась в самом конце прохода, в тупике. Иссохшая мумия в стеклянном доспехе, не помутневшем от времени, в венце из роскошных черных кос. Там, где некогда билось сердце, доспех уродовала дыра с оплавленными краями. Рядом с правой рукой павшей воительницы лежал небольшой изящный молот-чекан. Вороненый, с рукоятью алого драконьего дерева и серебряными накладками, с хищно выгнутым острием и обушком в виде раздвоенного змеиного языка.

— Мутсере Ксилада? — ошарашенно пробормотала я, словно надеясь, что покойница ответит. Рекце подобрал Громовой Молот, набросив на укрытое латной рукавицей запястье широкую ременную петлю. На самом кончике острия чекана полыхнула белая искорка.

* * *

Мы спускались с яруса на ярус, забираясь все глубже и глубже в недра земли. И не сразу поняли, что твари нас больше не атакуют. Обе мы с ног до головы были в липкой черной крови, но сами вроде не пострадали. Рекце потерял шлем и заработал длинную глубокую царапину поперек правой щеки. Мой ятаган застрял между костями безымянной и весьма злобной твари. Пришлось бросить верно служивший клинок и выхватить запасной танто. Наши амулеты, исцеляющие кольца и заговоренные на защиту ожерелья исчерпались, став обычными безделушками. Моих чародейских силенок достало бы только на единственное заклятие Вмешательства Альмасиви. Оно с гарантией вытащит нас из кошмарных подземелий и перебросит к ближайшему Храму. То есть прямиком в Альд'рун.

А ведь еще предстояло сражение с самим Даготом...

Мы стояли в просторном зале с низким сводчатым потолком. Впереди поднималась пробитая в диком камне стрельчатая арка, завешенная стальными нитями с нанизанными на них крохотными черепами мелких грызунов. Из-за завесы вытекали струи обжигающе горячего воздуха и порой доносилось оглушительное буханье, гул и грохот.

— Я — Нереварин, — низким, незнакомым голосом отчетливо произнес Рекце. — Воистину. Теперь я это знаю. Я могу войти туда. Должен войти. Он ждет.

И, более не обращая на меня внимания, имперец плечами раздвинул сухо постукивающую занавесь. Я содрала шлем, помотала головой, приходя в себя. Ужасно хотелось пить, но мешок с флягами остался тремя или четырьмя ярусами выше. Я с ненавистью посмотрела на черный провал арки. На льдистый Секач в моей ладони. Рекце ушел туда. Плевать на легенды. Если я не присмотрю за ним, он в боевом запале и по горячности наделает тех еще глупостей. Век потом не расхлебаешь, даже с помощью Триумвирата и всех Даэдра.

Я вошла. Зажмурилась, ощущая, как закручивается колечками и дымится мой мех.

Сухой, испепеляющий жар. Танцующее пламя. Сполохи, свирепые молнии, клекочущее кипение плавящихся камней. Парящий в воздухе над огненным кошмаром островок тверди. Тончайший сверкающий мост, начинающийся от узенького карниза, где стою я.

Рекце достиг середины качающегося моста и замер, ухватившись свободной левой рукой за невидимые перила.

Высокая черная тень — единственная тень в огненном царстве — стоящая на островке. За спиной у Тени огромные сложенные крылья. Впрочем, я могу и ошибаться. Я ведь понятия не имею как, собственно, выглядит Дагот Ур, падший Глава Шестого Дома. Однажды Рекце проснулся с диким воплем — ему приснился кошмар о приходе Дагота. Рекце бормотал о тысячах тысяч мертвецов, о пустых городах и ставших гекатомбами руинах Морнхолда. О том, что ему зашили рот и он не может кричать от леденящего ужаса.

Голос хозяина подземелий звучен и прекрасен. Он звенит чистейшей бронзой, льется весенним ручьем и завораживает, как песня морской сирены. Он без труда заполняет огромную пещеру, и рев ненасытного огня смиряется перед ним.

— Ты пришел, — ликующе поет Тень. Лохматые языки свирепого пламени взлетают к самому потолку огромной пещеры. — Ты вернулся ко мне! Через столько мучительных лет одиночества ты вернулся ко мне! Моя жизнь, мое дыхание! Зачем ты обманул меня? Я обещал тебе весь мир, я верил твоим клятвам любви, а ты предал меня и бросил на растерзание! Прости, мне пришлось убить тебя. Я сожалею. Все эти долгие годы я сожалею. Зачем ты прячешься? Думаешь, я не узнал тебя в этом смертном облике?

Доспехи, одежда и былая плоть Рекце осыпаются роем огненных искр. Уцелели только латная перчатка и молот-чекан. Обнаженная светлая фигура бесстрашно раскачивается над пропастью. Делает шаг. Другой. Всходит на летающий островок.

— Мой, навсегда мой! — грохочет Тень. Крылья распахиваются двумя полотнищами мрака, заключая пришедшего в объятия. Черное и белое сливаются воедино, подземный огонь облекает их в пурпур и жидкое золото. — Освободи меня! Выполни обещанное! Мир ждет нас!..

— Да, — спокойно и буднично отвечает Возрожденный. — Да. Время настало.

Даже до бестолкового гуара дошло бы, что божественные планы катятся наперекосяк. Нереварин вовсе не собирается убивать или развоплощать давнего врага Морровинда, а преспокойно обнимается с ним. Гонимые и презираемые Жрецы-Отступники вещали совершеннейшую истину. Лихая парочка, Поверженный и Возрожденный, провела всех, осуществив собственный замысел. Им потребовалось пять сотен лет, но они добились своего. Корпрус отметил того единственного, кого желал опознать Дагот Ур.

Былые враги-соперники-любовники стоят посреди ликующей огненной круговерти. Их пальцы сплетаются, лица все ближе и ближе, губы встречаются в долгом поцелуе.

Эта любовь уничтожит мир. Ночные кошмары станут явью. Но что разлученным и воссоединившимся до таких мелочей! Они добились своего, и черная Тень победно склоняется над запрокинутым лицом светловолосого Неревара.

Наверное, Триумвират бьется головой о стену от отчаяния. Дворец Вивека и морнхольский Храм Альмалексии идут глубокими трещинами, над Пепельной Горой встает пламенное облако. Морровинд паникует и сходит с ума. Орды чудовищ вылезают из каждой трещины в склонах Горы и лавиной катятся вниз. Стена содрогается, ее вершина становится неровной, оплывает, как воск над огнем. Крепость Вечной Стражи рассыпается грудой обломков и, шагая по трупам последних Дозорных, порождения Дагота устремляются вперед. Они голодны и свирепы, они не ведают ни жалости, ни сомнений. Только желание убивать и разрушать.

В наполненной багровым заревом пещере Тьма ласкает Свет, и тот покорно изгибается под жадными прикосновениями. Черные крылья вздымаются, я отчетливо различаю два страстно прильнувших друг к другу обнаженных тела. Эбонитовое и цвета жемчуга.

Забытую Высшими Силами хаджитку рыжей масти абсолютно не волновала участь гибнущего мира. Меня кидало в бешенство одержимых кровью памаров иное.

Никто не имеет права лапать Рекце! Моего Рекце! Кем бы он не воображал себя, в кого бы не перевоплотился — он мой! Только мой! Он моя звезда, мое горе и счастье! Я не отдам его никому!

Человек и даже эльф не сумели бы так лихо пронестись по шаткому мостику. Но я — хаджит. Я рождена для стремительного бега и огромных прыжков, больше напоминающих низкий полет.

Узкий мост не успел качнуться подо мной. Я неслась, почти не касаясь лапами опоры и обеими руками вцепившись в рукоять Секача. Мне полагалось бы орать и визжать, проклиная Дагота, но я молчала. Зверь, заточенный в моей душе, беззвучно и яростно ревел, стремясь в бой. Правая ладонь полыхала, словно я сжимала в ней пригоршню раскаленных углей.

На долгий миг передо мной промелькнуло лицо того, чья сущность скрывалась под маской имперки Рекце. Может, те, кто безоглядно влюблялся в Рекце, тянулись не к ней, а к Нему? К мужчине народа алтмеров, с тонкими и резкими чертами лица, к его хищным и капризно изогнутым губам? К золотому водопаду локонов, в которых змеей таилась черная прядь? К широко распахнутым глазами цвета морской волны, таким честным в своей лживости?

Я плечом врезалась в Дагота, вложив в удар весь свой вес. Секач по самую гарду вошел в черное, податливое. Из раны в лицо хлестнуло жидким огнем.

Падший оглушительно взвыл и пошатнулся, зависнув на самом краю пропасти. Черные крылья судорожно молотили обжигающий воздух, глава Шестого Дома тщетно пытался восстановить равновесие.

Я висела на нем, вцепившись когтями в складки призрачного одеяния и понимая — не удержусь. Да что там, я уже мертва.

— Помоги мне, помоги! — выл повелитель Тьмы и подземелий. Он не пытался стряхнуть меня в клокочущий водоворот огня, не пытался выдернуть из своей плоти глубоко засевший клинок. Багровые, рдеющие неугасимым пламенем зрачки впились в Нереварина, словно пожирая его. Глядя на его правую кисть, по-прежнему сжимающую небольшой молот-чекан.

Рука взлетает, нанося удар, безжалостно завершая начатое когда-то.

— Прости, — скорбный голос моей звезды и одновременно — голос Возрожденного. Не знаю, к кому он обращался: к гибнущему в муках Даготу, снова поддавшемуся на старый обман, или ко мне. Лично меня разбирал весьма неуместный смех. Неревар преспокойно использовал нас, как фигуры в своей игре. Дагот Ура, Рекце, меня, Триумвират, королей и богов.

Воистину, он мог бы стать достойным Королем Лжецов.

Мы охотно прощали бы ему фальшь и предательства. Ведь он всегда выполняет то, за что берется. Цена, которую он платит за свои победы, не имеет значения. Как и жертвы, что будут принесены во имя мира и процветания.

— С'Кейса, я так люблю тебя...

Кто это сказал? Рекце? Нереварин? Они оба?

Азура склонилась надо мной, и лицо богини Даэдра превратилось в лик Древней Матери.

— Которая из моих дочерей входит в мой дом? — вопросила Мать Хаджитов.

— С'Кейса аша-Сквиришш, — послушно назвалась я.

— Луна, — убаюкивающе шептала Матерь. — Маленькая Луна закатилась, а печальная Звезда обречена сиять...

— Разумеется, — язвительно буркнула я. — Ведь завтра она преспокойно выскочит замуж за короля. И будет сиять еще лет пятьдесят. А мне даже паршивого памятника не поставят.

Великая Мать поперхнулась. Вряд ли кто из являвшихся пред ее мудрые и всезнающие очи хаджитов осмеливался на столь дерзкие выходки. Но мне уже было все равно.

Мой долгий путь окончился.

* * *

Выдержка из "Летописей Эбенгарда" за 362 год Т.Э..

"...дабы одурачить Дагот Ура и не позволить ему до срока расправиться с Возрожденным, Азура, великая королева Даэдр, подала Триумвирату совет. Разделить душу грядущего Нереварина, укрыв ее меж смертными.

Отвага, решимость и доблесть Возрожденного достались Рекцине Нунцериано Септимии, деве из побочной ветви императорского рода Тамриэля.

Его хитрость, коварство и красноречие получила юная хаджитка по прозвищу Кривохвостка.

Пережив множество испытаний и несчастий, они встретились у золотых врат Дворца Загадок, что в Вивеке. Объединившись ради великой цели, девы дали друг другу клятву верности. "Луной-и-Звездой" именовали их народы Морровинда в честь Благой Азуры и символов Возрожденного.

Ведомые божественным промыслом и собственным разумением, они совершили тысячи подвигов и поднялись на склоны Пепельной Горы, дабы бросить вызов Дагот Уру. В тот великий день были знамения по всей земле, землетрясения и морские бури. Сама собой истаяла Великая Стена, открыв Пепельную Гору, что рушилась внутрь себя, погребая в огне сонмы чудищ Шестого Дома и его погрязшего в скверне повелителя.

Когда же начались поиски героя, свершившего сие благое деяние во славу богов и смертных, в Морнхолде объявилась дева Рекцина. Траурные одеяния носила она, и душа ее исполнилась скорби, ибо подруга ее погибла в бою с Даготом. От отважной хаджитки не осталось даже горсти праха, дабы с надлежащими почестями предать его земле.

Указом короля Хелсета в честь девы из народа Хаджитов в Морнхолде была воздвигнута золотая статуя. Членам ее семьи было даровано освобождение от всех налогов сроком на пятьдесят лет.

Спустя полгода после Дня Возрождения леди Рекцина пред ликом короля и придворных возгласила, что не достойна более зваться воплощением Нереварина. Ибо сия полубожественная личность являлась только в сияющем единстве Луны-и-Звезды, а Луна навсегда скрылась из глаз. В тот же день король Хелсет предложил ей законный союз и место рядом с ним.

Свадьба и коронация состоялись в десятый день месяца Азуры..."

Июнь 2006 года, Райвола.