— Вы бы ещё с Мерчисоном обсудили перспективы атомной энергетики, — усмехнулся Даллес. — Он бы вам доказал на конкретных цифрах, что атомная энергия — это миф, и надо ориентироваться на нефть.
Президент улыбнулся.
— Что взять с лоббистов... Будем считать, что я подбросил Хрущёву дезинформацию. А уж купятся на неё Советы или нет — время покажет.
— Господин президент... — произнёс Даллес. — Кстати, по поводу Хрущёва. Есть важная информация.
— Слушаю вас.
— Господин президент. Хрущёв болен. Тяжело и неизлечимо болен. Вот заключение врачей, — Даллес передал Эйзенхауэру лист машинописного текста.
Президент внимательно прочёл документ, положил его на стол и посмотрел на директора ЦРУ поверх очков:
— Вы в этом уверены, мистер Даллес?
— Абсолютно, сэр?
— Источник надёжный?
— Надёжнее некуда. Это — сам Хрущёв.
— Он что, сказал вам лично, чем он болен?
— Нет, сэр. Мы сумели провести анализы... его мочи и кала, — ответил Даллес.
— Что-о-о? Вы что, сумели украсть дерьмо Хрущёва? — изумился президент.
— Мы перемонтировали канализацию в его апартаментах в «Блэйр-хауз», и в нью-йоркском отеле «Уолдорф Астория», отвели фановую трубу в отдельный бачок, — признался Даллес. — Кроме того, мы внимательно наблюдали за ним на приёмах и фиксировали всё, что он ест. Хрущёв сидит на строгой диете, которая вполне соответствует поставленному по результатам анализов диагнозу. Специалисты пришли к выводу, что ему осталось жить всего год или два...
— Гениально, мистер Даллес! — похвалил Айк. — Отличная работа! Можно сказать, вам удалось реабилитироваться за всю цепочку необъяснимых провалов за все последние годы.
— Да... Впечатляет... — произнёс Гертер. — Я считаю, мистер Даллес, вам стоит высушить один из полученных образцов, покрыть его золотой краской и поместить в музее ЦРУ, как свидетельство одной из самых успешных операций американской разведки. Вы, мистер Даллес, безусловно, войдёте в историю, как единственный человек, под руководством которого американцы сумели украсть дерьмо Первого секретаря ЦК КПСС!
При этом госсекретарь изобразил настолько непроницаемый poker-face, что было невозможно понять, говорит ли он серьёзно, или изощрённо издевается. Впрочем, Даллес, купающийся в лучах славы, не обратил внимания на двусмысленные ухмылки.
— Я предполагал нечто подобное... — припомнил Грей. — Ещё в ноябре 1956-го! Мне уже тогда пришла в голову мысль, что Хрущёв ведёт себя как человек, который старается успеть сделать как можно больше, пока ещё жив. (АИ, см. гл. 02-19)
— Да... Теперь всё встало на свои места, — констатировал президент. — Видимо, он тоже знает, что ему осталось недолго, и, как мужественный человек, старается изо всех сил, пытаясь сделать для своей страны всё возможное.
— Это достойно искреннего уважения, — произнёс генерал Твайнинг.
— Итак, господа, можно надеяться, что через год-два многие наши проблемы могут отпасть сами собой, — заметил Макэлрой.
— А я бы постарался использовать срок, отпущенный господину Хрущёву, на полную катушку, — сказал Гертер.
— Что вы имеете в виду? — спросил Эйзенхауэр.
— Он внёс вполне реализуемые предложения по разоружению, — пояснил госсекретарь. — Мы могли бы пойти ему навстречу по отдельным вопросам, например, в Европе. Перенести фокус давления на Советы из Европы в Азию. Это позволит, не снижая общего нажима на противника, обезопасить наших европейских союзников.
— Да, но как раз в Азии у Советов сосредоточены основные их союзники, вы не забыли? — напомнил Даллес. — В этом случае нам придётся иметь дело не только с Советами, но ещё и с Индией, Китаем и Индонезией.
— Но это совсем другое дело. У них нет ни ядерного оружия, ни такой армады танков, как у Советов. С ними даже в случае обострения обстановки будет гораздо легче справиться. К тому же против азиатских союзников мы можем в полной мере задействовать наш флот, тогда как к Советам мы можем подобраться с морских направлений только на их Дальнем Востоке, а это очень ограниченный театр, — заметил Твайнинг.
— Мы могли бы попытаться откусывать их союзников по кусочкам, не вступая в непосредственную конфронтацию с Советами, и, в то же время, вынуждая их тратить ресурсы и деньги непродуктивно, — пояснил Гертер. — Их экономика всё же слабее нашей, долго она такого давления не выдержит.
— Таки в Корее китайцы доказали нам обратное. И весьма болезненным способом, — заметил Эйзенхауэр. — Но, в целом, предложение господина Гертера, безусловно, заслуживает внимания. Мы к нему ещё вернёмся.
Президент распустил совещание, прошёл в свои апартаменты и тяжело опустился в кресло перед телевизором.
— Ты устал, дорогой? Принести тебе кофе? — Мейми Эйзенхауэр неслышно подошла сзади и обняла его, затем присела на подлокотник его кресла. — Был тяжёлый день?
— Не то что бы... Мы обсуждали много вопросов, в том числе — предложения Хрущёва по разоружению. Оказывается, он очень болен.
— Что ты говоришь? — удивилась Мейми. — Ни за что бы не подумала. Он такой бодрый и энергичный. Всё время улыбается, шутит...
— Видимо, он научился жить со своей болью. Железный человек, — с уважением произнёс Айк. — Даллес сумел раздобыть точные данные о его здоровье. Ему осталось всего год-полтора, от силы — два. Представляешь, люди Аллена сумели сделать анализы мочи и кала.
— Что-о?!! — первая леди, казалось, была шокирована, но затем расхохоталась. — Ты хочешь сказать, что наши шпионы украли дерьмо господина Хрущёва?
— Да, и это самое большое достижение нашей разведки за последние четыре года, — усмехнулся президент. — Как бы забавно это ни звучало, но информация о состоянии здоровья первого лица государства крайне важна.
— Конечно, я понимаю, — улыбнулась Мейми. — Просто представила, как эти ЦРУшники в чёрных очках и масках воруют какашки...
— Не в этом дело, — президент сидел в кресле, посмеиваясь, но его глаза были серьёзны. — Хрущёв предложил сократить все вооружения. Это, конечно, невозможно. Но продвинуться в этом направлении можно, причём значительно. И именно потому, что ему, как выяснил Даллес, недолго осталось. Он постарается дожать этот вопрос до логического завершения, до результата. Просто для того, чтобы остаться в истории человеком, который принёс вечный мир планете Земля.
— Да... Это было бы прекрасно, — Мейми заворожённо кивнула.
— И именно поэтому, если я сейчас пойду ему навстречу, у меня есть шанс войти в историю, как президент, который закончил «холодную войну», — пояснил Айк.
— Дорогой, это будет просто замечательно!
— Вот и я так думаю. Но есть проблема. Военно-промышленный комплекс, — Эйзенхауэр вздохнул. — Корпорации ни за что не позволят мне этого. Они присосались к бюджету, как жирные пиявки, и сосут его, не переставая. Если не бросить им такую же жирную кость вместо военных заказов, они разорвут и меня, и любого, кто встанет у них на пути...
В дальней комнатке в восточном крыле Белого Дома два человека неприметной наружности, в одинаковых недорогих костюмах и больших наушниках сидели за столом напротив друг друга, напряжённо вслушиваясь в слова президента. Перед ними на столе стоял магнитофон с большими катушками магнитной ленты. Катушки медленно вращались.
— Что скажешь, Дик? — шёпотом произнёс один из них.
— Директор Даллес будет прыгать до потолка, когда это получит...
Следующим пунктом назначения в поездке Первого секретаря по Америке был Лос-Анжелес. Американцы очень не хотели, чтобы советские самолеты летали над США, как, впрочем, и мы не хотели разрешать им летать над Советским Союзом. Поэтому Никсона возили в Новосибирск и Ленинград на Ту-104, а Никите Сергеевичу для путешествия по США американская сторона предоставила реактивный самолет «Боинг-707». Ещё в двух таких же «Боингах» летели сопровождающие его лица и американские репортёры. Перелет от Нью-Йорка до Лос-Анжелеса занял шесть часов.
В двенадцать часов девять минут дня по местному времени «Боинг» приземлился в аэропорту Лос-Анжелеса. У трапа Никиту Сергеевича встретил мэр города Норрис Поулсон. Прямо из аэропорта Хрущёва отвезли в Голливуд, на киностудию «XX Сentury Fox», где известнейшие американские режиссеры, актёры и музыканты Голливуда ждали Первого секретаря ЦК КПСС на торжественный завтрак.
Странности начались сразу после прилёта. Машины на большой скорости ехали по окраинам, потом вдруг выскочили за город и начали петлять по горной дороге, затем повернули обратно. Колонна более чем из 30 автомобилей ехала совсем не по тому маршруту, что был объявлен заранее. Кому-то явно не хотелось, чтобы Хрущёва встречали жители Лос-Анжелеса. И всё же у ворот крупнейшей американской киностудии машину Первого секретаря встретила толпа голливудских актёров и работников киноиндустрии, желающих поприветствовать его. После традиционной «минуты фотографирования» Никита Сергеевич, в сопровождении президента американской кинокорпорации Эрика Джонстона и хозяина студии «XX Сentury Fox» Спироса П. Скураса, появился в зале «Кафе де Пари», встреченный аплодисментами собравшихся.
Радио Лос-Анжелеса назвало этот прием в Голливуде «самым большим в истории Америки собранием звезд». Оно сообщало своим слушателям, что даже Мэрилин Монро пришла на встречу за час до начала. Как объяснили членам советской делегации, популярнейшая киноактриса была знаменита своими вечными опозданиями даже на самые важные приемы. В зале также присутствовали Кирк Дуглас, Фрэнк Синатра, Гарри Купер, Элизабет Тейлор, Глэн Форд, Ким Новак, Морис Шевалье, Луи Журден и сотни других кинозвезд.
Никита Сергеевич выступил перед ними с речью, в которой обрисовал положение людей искусства в СССР, и те условия, что предоставляет им для творчества советское общество, как обычно, приводил множество примеров. Незадолго до начала визита в США побывали на гастролях балет Большого театра, ансамбль Игоря Моисеева, ансамбль «Березка», выступали с концертами Дмитрий Шостакович и Давид Ойстрах. Поэтому американцы могли судить о советском искусстве не только из речи Хрущёва. Он обратился к залу:
— А кое-кто в вашей стране до сих пор бубнит, будто в Советском Союзе люди находятся чуть ли не в рабстве. Да какой же это рабский строй? Разве может рабский строй обеспечить такой небывалый расцвет науки и искусства, какой мы имеем в нашей стране?
В подтверждение своих слов Никита Сергеевич привёл историческую параллель:
— Культура Рима, как и культура Греции, уважаемый г-н Скурас, погибла потому, что эта культура была создана на рабском труде, который сковывал силы, волю, свободу людей. Наука и искусство могут добиться полного расцвета только при самой широчайшей свободе личности и свободе общества.
Затем Никиту Сергеевича и сопровождавших его членов советской делегации проводили в один из съёмочных павильонов, где показали съёмку эпизода для фильма «Канкан». Это и был тот самый, нашумевший затем в прессе момент с танцем. Актриса Ширли Маклейн, танцевавшая главную партию, обратилась к Никите Сергеевичу с тёплыми словами приветствия на русском языке: она пожелала ему успеха во время поездки и говорила, что американские киноактеры были счастливы увидеть и услышать советского лидера:
— Я молюсь о том, — сказала актриса, — чтобы наши народы жили в дружбе, чтобы все было так, как поётся в одной из песен, которая исполняется в этом фильме: «Живи и жить давай другим». (Цитата по воспоминаниям В.М. Суходрева http://bulvar.com.ua/gazeta/archive/s47_65042/7172.html Ширли Маклейн приветствует Н.С. Хрущёва в Голливуде. Фото http://ievon.livejournal.com/521588.html)
Первый секретарь наблюдал за съёмками совершенно спокойно, не выказывая особого интереса. После съёмок, когда Никита Сергеевич распрощался с актерами, его обступили американские журналисты. Они спешили задать свой главный вопрос, ради которого хозяева студии, очевидно, показывали канкан. И вот тут Хрущёв взорвался. Несколько его фраз обошли потом многие газеты мира:
— Что вы меня спрашиваете? Что вы мне здесь вообще сегодня устроили? Что это за провокация? Может, они и хорошие девушки, но это их заставляют капиталисты, денежные мешки исполнять такие непристойные танцы. Что вы нам показываете? Мы в нашей стране привыкли любоваться человеческими лицами, а не задницами!
Но, заранее приготовившись к этому эпизоду, Первый секретарь ЦК, сбросив пар, уже более спокойно добавил:
— Нас здесь очень тепло приветствовали замечательные актрисы. И я хочу через вас, господа репортёры, передать им всем: «В Советском Союзе вас, милые девушки, никто не заставит творить непотребства на потеху разжиревшим хозяевам жизни. Америка принимает на своих берегах отщепенцев, которые не способны ужиться в нормальном социалистическом обществе. Наша страна готова принять тех, кому опостылела капиталистическая пошлость, мерзость и безнравственность». (АИ)
Газеты Лос-Анжелеса отреагировали на его слова бурей комментариев:
«Хрущёв обещал предоставить актрисам Голливуда политическое убежище!»
«Жёсткий ответ советского лидера на пропаганду американского образа жизни»
«Хрущёв переманивает американских актёров в Россию!»
Первоначальной программой визита было предусмотрено посещение Диснейленда. В ожидании Хрущёва там собралось несколько десятков тысяч американцев, решивших поприветствовать Первого секретаря. Не желая показывать, что в США есть люди, активно одобряющие его визит, мэр Лос-Анжелеса распорядился изменить программу. Вместо поездки в Диснейленд кортеж Хрущёва более двух часов бесцельно колесил по бесконечным «одноэтажным» районам Лос-Анжелеса. Власти объяснили, что якобы не могут обеспечить безопасность Хрущёва в Диснейленде.
Хрущёв, раздражённый двухчасовым бесцельным катанием по городу, прямо перед камерами и микрофонами репортёров ядовито спросил:
— Может быть, там теперь созданы площадки для запуска ракет?... Что у вас там — холера развилась или чума, что я могу заразиться? …
Между репликами он делал паузы для переводчика, а Виктор Михайлович Суходрев виртуозно их переводил. После каждой реплики следовал взрыв хохота среди репортёров и прочих зрителей. Генри Кэбот Лодж уже не знал, куда деваться. А Никита Сергеевич безжалостно продолжал:
— Или Диснейленд захватили бандиты, которые могут меня там уничтожить? Так ведь у вас полицейские такие молодцы, что они быка поднимут за рога, и с бандитами они могут прекрасно справиться! Я говорю тогда: а все-таки хотел бы поехать в этот парк, посмотреть, как отдыхают американцы.
В этот момент публика разразилась аплодисментами.
— Мне отвечают на это, — продолжал Хрущёв, — «поступайте как знаете, но в таком случае мы не гарантируем вашей безопасности.» Что же я должен — пойти на самоубийство?
«Американцы перестали бояться коммунизма, когда они познакомились с Хрущёвым», — уныло констатировал радиокомментатор в Лос-Анжелесе.
