Петр 2 Альтернативный

Незаметно перешли к обсуждению лошадей. Бутурлин доказывал, как хороши лошади липицианской породы из Вены. Подошедший в нашу компанию Сергей Голицын хвалил андалузскую и лузитанскую породы. Другой новоприбывший, английский резидент Клавдий Рондо сообщил о ежегодных скачках в Ньюмаркете, где последние годы нет равных жеребцу Флейнт Чайндерсу и его сыну Блэйзу. Я расспросил об условиях скачек. Надо бы и в России устроить свой конезавод и скачки. Может, удастся улучшить породу российской кавалерии, а то к Семилетней войне она выглядела бледновато по сравнению с рослыми и быстрыми лошадьми немцев. Как-то незаметно перешли на разговор по-английски, который знал Игорь Семенов пусть и в варианте XXI века. Диалог с англичанином замер, когда я почувствовал тишину в зале. Даже в этом продвинутом обществе знание английского не было распространено по сравнению с знанием немецкого и французского языков.

— Ты хорошо говоришь по-английски, Петя, — удивленно протянула Елизавета.

Я пожал плечами.

— Красивый язык. Не хуже французского.

Тут же перешли к сравнению поэтических достоинств языков. Елизавета прочитала мадригал Саблиера, англичанин припомнил что-то из Шекспира, Голицын — сонет Сотомайора, Шепелева прочитала модного Гюнтера. В итоге я, как судья импровизированного соревнования присудил победу французской поэзии в исполнении цесаревны. Быстро метнувшийся в библиотеку Лопухин принес приз — самый симпатично выглядевший томик французской поэзии.

Веселье угасло внезапно, когда в нашей компании появилась Анна Петровна в траурном платье. Присев в реверансе передо мной сестры удалились — им предстояло ночное бдение у гроба матери в Зимнем дворце. Я сам не стал идти с ними, хотя Екатерина и для меня не было чужой. Фактически она мне мать заменила и, может быть, поэтому я теперь её наследник, а не собственные дочери. Прошел в часовню, где долго молился обо всех, кого потерял в настоящем и грядущем.

Глава 3

Утром, еще затемно встал, оделся и поплелся на улицу. Следом, позевывая, выбрался Федя и мы побежали по местному большому парку. Размерами он не уступал Летнему саду. Пара гвардейцев топали следом за нами.

После пробежки обливание холодной водой, затем я засел за чтение книг в библиотеке. Прервался только на завтрак, после которого большая толпа обитателей дворца на лодках и яхтах отбыла к Зимнему дворцу. Здесь наблюдал за торжественным вынесением гроба императрицы из дворца на галеру. Переплыли реку и, причалив к крепости, заносили гроб внутрь. Печально звенели колокола, люди молчали, только причитали плакальщицы. Потом была служба в соборе, который еще не достроили, и императрица упокоилась рядом со своим мужем.

Ко мне подошел протоиерей Петропавловского собора Тимофей. Он был духовником Петра I и Екатерины, поэтому автоматически являлся протоиреем московского Благовещенского собора. Я попросил его быть таким же духовником и мне. Старичок вздохнул. Наверное, он уже рассчитывал уйти на покой.

После похорон был поминальный обед во дворце. Обычно после обеда я спал, но в этот раз решил заняться чем-нибудь полезным. В сопровождении камер-юнкеров пошел по набережной Невы. Если напротив дворца она была каменной, то сразу за каналом первой линии превратилась в деревянную. Полюбовался на строительство плашкоутного (наплавного) моста. Справа сад, который позже назовут Румянцевским, а сейчас его называют Соловьевским. Далее пошли здания французской слободы, где обитали приезжие из Европы иностранцы, в том числе приглашенные в Академию наук. Дома выглядели по фасаду неплохо, но большей частью деревянные, только оштукатуренные и вряд ли переживут один из ближайших опустошительных пожаров. Минут через двадцать добрались до Троицкого подворья. По одному из указов Петра все крупные монастыри должны были открыть представительства в Петербурге. У ворот подворья Троицко-Сергиевой Лавры толпились почему-то не монахи а ребята моего возраста и старше. Здесь уже год как открылась Академическая Гимназия и университет. Заинтересовавшись, я прошел внутрь. Детвора притихла, а навстречу мне выскочили преподаватели. Один из них, Иоганн Петер Коль, приветствовал меня на неплохом русском языке.

— Добро пожаловать, Ваше императорское величество, в Академическую Гимназию и Университет.

Попросил не прерывать занятия, а позволить мне присутствовать на одном из них. В одной из комнат человек двадцать отроков расселись на лавках за столами вдоль стен. Я присел тоже и постарался внимательно слушать учителя. Как ни странно, немец преподавал нам русский язык. Делал он это с помощью 'Грамматики' Мелетия Смотрицкого, мне уже знакомой. Объяснял систему падежей, потом продиктовал примеры. Ученики дружно заскрипели перьями и я тоже решил не выделяться.. Севшие рядом со мной Петя Шереметев и Сашка Меншиков младший (старших своих сопровождающих я в аудиторию не пустил, чтобы не мешали), сидели, выпрямившись и неподвижно, свысока поглядывая на взволнованного немца и учеников. Моя затея им была не по душе. Не обращая на них внимания, я писал свои наблюдения в тетрадь. Позже она поможет мне провести планируемые мной реформы. Диктант я, разумеется, игнорировал, но в конце занятия поблагодарил Иоганна Коля и решил навестить соседнее здание, которое числилось за университетом. Здесь обнаружилось всего десяток студентов и профессор кафедры восточных древностей и языков Зигфрид Байер, читавший лекцию по греческой литературе. Спросил, где остальные профессора и немец, извиняясь, посетовал, что из-за удаленности профессора не часто посещают Гимназию и Университет. Нынешнее здание Академии пока находится в бывшем доме посла Персии, а до этого Шафирова на Городском (Петербургском) острове. Пара верст по прямой. На удивление мое, почему так мало студентов — сказал, что, так как преподавание в Университете идет на немецком языке, большинству студентов приходится вначале доучиваться в Гимназии или в частных пансионах, которых развелось довольно много в Петербурге.

В последующие дни я стал заходить в Гимназию регулярно. Не то чтобы там учили лучше, чем во дворце индивидуальные учителя, но только в Гимназии было больше сотни учеников, а это будущие соратники. Поэтому основное внимание я старался уделять общению с учениками и преподавателями. Были, конечно мысли по организации самого процесса обучения, но пока я старался не вмешиваться. Преподавали латынь, немецкий, французский, русский языки, историю, географию, математику, естественные науки и рисование. Учебников не хватало, многие написаны на немецком языке или латыни. Учителями были представители Академии, но в основном собственные учителя. Мешал языковой барьер — учителя что-то говорили на немецком или французском, а половина учеников языка не знали.

Из-за нехватки времени я посещал одно-два занятия в день, но по возможности регулярно. Обычно я приходил утром к девяти часам. Старался посещать занятия разных преподавателей. К моему приходу все готовились очень тщательно, поэтому занятия проходили достаточно интересно. К сожалению, я терял связь с преподаваемым материалом из-за пропуска занятий. Но, по отработанной в 21 веке студенческой методике, компенсировал пропуск лекций чтением необходимой литературы по вечерам. Кроме того, несколько учеников занимались для меня тщательным и аккуратным конспектированием. Конспекты, вдобавок, проверяли преподаватели. Впоследствии я надеялся издать их как учебные пособия для гимназистов. Для этого по итогам чтения конспекта выписывал вопросы, которые потом адресовал Учителям для повторного объяснения. Получалось не слишком хорошо литературно оформленное, но познавательное учебное пособие.

Посидев час на занятиях в Гимназии, я шел в Университет. Студентов здесь не прибавилось, зато стали толпиться преподаватели после того как разобрались, что есть шанс отличиться перед императором. Факультетов (классов) в университете как и в Академии было три: математиков, физиков, гуманиоров. Лекции читали по-немецки и по-латыни. Математику вел профессор Гольдбах. Даниил Бернулли, на удивление, вел анатомию и медицину (вместе с президентом Академии Блюментростом). А ведь после смерти Лейбница и Ньютона именно Даниил Бернулли стал одним из ведущих математиков и физиков в мире! Но, наверное, не нашлось пока подходящей кафедры для него после приезда в Петербург. Кстати, другой гениальный физик и математик, Леонард Эйлер пока еще находился в пути к нам в Академию. Вообще упор на точные науки в структуре Академии сделанный моим дедом при её организации, а также привлечение молодых талантливых ученых, неожиданно вывели новорожденную Российскую Академию в передние ряды мировой науки. Разумеется, у меня уже зрели планы, по расширению деятельности этого учереждения, но я сдерживался и только знакомился с делами и людьми.

Астрономию нам преподавал бодрый старичок Жозеф-Никола де Лиль. К сожалению, большую обсерваторию в центральной башне здания Кунсткамеры только начали строить.

Ботанику преподавал Иоганн Буксбаум, худой тридцатилетний профессор с явными признаками чахотки. Я старался держаться от него подальше, чтобы не заразиться.

Философию преподавали двое: Христиан Мартини и Георг Бильфингер. Причем друг друга они терпеть не могли и половина лекций у них проходила в разгроме мировоззрения противника.

Из студентов я больше всего общался с Василием Адодуровым, который взялся писать конспекты лекций для меня. Рассказывал он мне о порядках в Новгородском духовном училище и Славяно-греко-латинской академии в Москве, где до этого учился.

В другие дни я старался посетить остальные учебные заведения Петербурга. Самым большим оказалась Морская Академия, где обучалось до 300 учеников! В последние годы в морфлоте наблюдалось перепроизводство кадров, и будущее этих учеников было смутным, а настоящее тяжелым. Стипендию не платили, и большинство учеников голодали и даже нищенствовали.

Очень понравилось в частной семинарии Феофана Прокоповича на его подворье на берегу речки Карповки на Городском острове. Даже попал на школьный спектакль. Ставили что-то по библейскому сюжету и явно ничего не знали о системе Станиславского. Но все равно любопытно.

На другом берегу реки, в Артиллерийской слободе при Бомбардирской роте Преображенского полка была артиллерийская школа, которую тоже курировал Иван Гинтер. Обучали тут снаряжению бомб, прицеливанию из орудий и общим предметам. Тут я старался бывать почаще в рамках своей пиар-компании направленной на подражание Петру Великому. Бомбардиры были его любимой воинской частью, ну и мне любопытно было разобраться в тонкостях практического применение орудий в современной войне.

Дальше всего было добираться до Семинарии в Невском монастыре. Но я помнил, что это учебное заведение дало России Сперанского, так что не поленился туда добраться. Мои путешествия по городу вызвали некоторое недовольство Меншикова. Чтобы ему было спокойнее — таскал с собой его сына. Много возни было с конспектами, которые мне поставляли теперь учащиеся всех основных учебных заведений города. Качество их было самым различным. Приходилось менять доверенных лиц, долго объяснять основные требования к ведению конспектов. Достаточно быстро к этой работе подключились преподаватели, особенно из числа академиков. Правда, вставала проблема перевода, и пришлось подключить толмачей Академии. Загружать переводчиков было совестно — перед ними итак стояло необъятное количество задач, но я рассчитывал все же получить что-то полезное из этой горы рукописей. Если не новые учебные пособия для всех, так хорошее понимание уровня преподавания в разных школах Петербурга для себя.

В понедельник, вернувшись со своей первой экскурсии в Гимназию и Университет, я удивился, что сестра не пришла на ужин. Отыскал её в одной из комнат. Наташа выглядела взволнованно. Увидев рядом со мной Сашку Меншикова-младшего сузила глаза:

— Ты! Поди прочь отсюда! И не смей здесь больше появляться!

— Что случилось, Натали? Он тебя обидел?

— Не он... Ты еще здесь?

Когда мы остались одни, сестра поведала мне о непростом разговоре с Светлейшим князем в мое отсутствие. Как я и предполагал, Меншиков пытался сосватать сестре своего плюгавого сыночка. Но, в отличии от меня, Наташа отшила всемогущего временщика в самых резких выражениях.

— Этот смерд! Холоп! Сын конюха! Хочет чтобы я вышла замуж за его ублюдка! Я, Великая княжна, внучка Петра Великого, за это убожество? Да лучше в монастырь уйду!

Как мог, успокоил сестру. Узнал о смутных угрозах Меншикова сестре и мне. Успокоил Наташу, что нужно немного потерпеть.

— Как же ты сам, Петя? Женишься на Машке?

— Обещать не значит жениться. Помолвку я стерплю, а до свадьбы многое может измениться, Наташа.

Сестра улыбнулась и погладила меня по голове. Мне было хорошо с сестрой и вечер мы провели в приятной болтовне. Потом к нам присоединились Елизавета и Анна со своими придворными. Похвалили Наташу за стойкий характер. Они уже были в курсе её размолвки с Меншиковым. Посочувствовали мне в связи с предстоящей помолвкой. Елизавета похвалилась, что корабль её жениха бискупа уже в порту Кронштадта. Потом принялись играть в карты. Играли в квинтич (похожую на ту, что в 21 веке называли очко или блэкджек), фараон, баккара. Я отказался — не хватало императору нарушать законы самому (на азартные игры действовал запрет со времен моего деда). Сел за шахматы и соперником моим оказался Степан Апраксин. Пока играли — попросил его рассказать что-нибудь по военной истории. Стали вспоминать битвы Северной войны. На листе бумаги Апраксин нарисовал расположение полков во время Полтавской битвы, как кто двигался — показал стрелками. Бутурлин, присоединившийся к нашей компании, добавлял свои комментарии. Оба они застали только конец войны. Степан в основном занимался дипломатическими поручениями, а Александр Бутурлин успел повоевать в должности одного из денщиков моего деда.

Впоследствии я взял на вооружение беседы о военной истории во время шахматных партий. Иногда это происходило во дворце, иногда в трактире 'Астория' у Ивановского моста в старом городском центре. Здесь любил играть в шахматы Петр I. Военные его боготворили, и я старался создать впечатление, что иду по стопам деда. Трактир был популярным местом для гарнизонных и гвардейских полков, а я старался приглашать за шахматную доску всех офицеров, мало-мальски умеющих играть. Ну и заодно предлагал обсудить что-нибудь на военную тему. Большинству было трудно что-то рассказать из прочитанного, но многие вспоминали истории многочисленных походов армий Петра Великого против персов, турок, шведов, башкир. Старался записывать такие воспоминания, но главным образом стремился разговорить людей. К человеку, который тебя внимательно слушает, начинаешь относиться лучше. Еще часто стал появляться в домах штаб-офицеров Преображенского и Семеновского полков. Потом попросил командиров организовать одно из зданий под офицерское собрание, первое в России. Принесли книги по военной тематике для библиотеки, организовали буфет с питанием по сниженным ценам, бильярд, шахматы, большой зал, в который можно пригласить артистов.