Просто волшебник

Громов отключил связь и даже улыбнулся в уверенности, что сейчас Поливанов пытается перезвонить и даже, возможно, матерится. Секретности в материалах не было, но всё-таки это служебная информация и не абы кому её передавать.

Андрей чмокнул Ольгу в щечку и встал. Она уже успела разучиться вставать ранним утром, как в деревне, и только перевернулась на бок.

Он приехал в офис после десяти утра. Вера сразу же доложила, что приезжал тот мужик, который раньше здесь был и оставил для тебя, Андрей, большую сумку, заявив, что трогать её нельзя. И на черта мне её трогать?

— Хорошо, Вера, я позже её посмотрю, — ответил он и спустился на нулевой этаж.

Разделся и стал плавать в бассейне. Вера скинула с себя одежду и нырнула к нему. После любви они пили чай с печеньем. Вера не выдержала и всё-таки спросила:

— Что там в сумке, Андрей? Этот мужик так трясся за нее, словно там кусок золота или куча драгоценных камней.

— Ничего там ценного нет, Вера, обычные бумажный канцелярский хлам, — пояснил Андрей.

— Но ты даже не открыл сумку, — возразила она.

— Зачем рыться в хламе? — усмехнулся он, — там ничего ценного нет — ни материального, ни информационного. Скоро это мужик к нам заявится. А тебе придется пойти погулять.

— Но, может быть, — возразила она, — я внизу побуду?

— Нет, Вера, это большой человек, а большие люди предпочитают общаться тет-а-тет.

И действительно — заработал домофон... Вера ушла.

— Присаживайтесь, Яков Дмитриевич, — предложил полковнику Громов.

Тот, явно нервничая, огляделся и уселся в кресло, заговорил раздраженно:

— Вы отключили связь, Андрей Викторович. И я ничего не знаю. Что с фирмами, что? — уже почти кричал Поливанов. — Москва ежечасно на проводе и требует конкретики, а я отбиваюсь общими фразами. Источник в Лондоне заявил конкретно, что в нашей области произойдет небывалый по дерзости, силе и разрушительности диверсионный акт. И произойдет он в ближайшее время. Можно предполагать что угодно — взрывы в общественных местах: в кинотеатрах, выставках, в поездах, в самолетах, да где угодно. Москва требует конкретики, а информации никакой. План требует, а что я представлю — филькину грамоту, по результатам которой мне голову оторвут?

— Коньячку для спокойствия? — предложил Громов.

— Какого коньячку, к чертовой матери? — взорвался Поливанов, — хрен с ней, с моей головой, но люди могут погибнуть, люди! Я прибег к вашей помощи, Андрей Викторович, только потому, что вы обладаете необычайными способностями, необычайными. Я это чувствую...

— Это хорошо, Яков Дмитриевич, — перебил его Громов, — у вас тоже биоэнергетика развита неплохо, потому и чувствуете. Но к делу. Диверсия действительно готовится и это факт. Вы её предотвратите, а диверсантов возьмете. И это тоже будущий факт. Поэтому действуем без эмоций и лишних вопросов. Вам, Яков Дмитриевич, будет многое непонятно и выглядеть необоснованным. Но вы или доверяете мне полностью, или идете прямо сейчас в свою контору ловить того, кого не знаете?

— А вы знаете? — спросил полковник.

— Я знаю, — кратко ответил Громов.

— Так поделитесь! — удивленно воскликнул Поливанов.

— Информацией можно отравиться или не поверить в неё. Тем более, что теракт рассчитан на огромные жертвы, на громадные, на миллионные человеческие и триллионные денежные.

— Но у нас в городе со старыми и малыми жителей всего тысяч семьсот, — возразил полковник, — даже если грязную атомную бомбу взорвать, то такого ущерба не будет...

— Потому и не рассказываю, что не поверишь, а головой думать не хочешь. Так работаем или топаешь в свое управление?

— Работаем, — ответил вынужденно Поливанов.

— Тогда сразу вопрос: почему не все зарегистрированные фирмы мне представил?

— Все представил, — ответил Поливанов.

— Тогда пошел вон, полковник, не звони и не появляйся в офисе. Говорят, что дурак хуже врага. А ты, полковник, миллион раз дурак, но не предатель и не враг — ты хуже, ты идейный болван. Пошел вон, придурок.

На лице Поливанова отражались все возникающие эмоции — оскорбленные чувства, злость, ярость, страх. Хотелось вмазать по роже этому Громову, раздавить, растоптать и размазать по полу грязными ботинками. Но он решил сдержать себя на некоторое время и отыграться чуть позже.

— На, подавись!.. — он бросил на стол тонкую папку, — тут фирма, где руководителем женщина, вдова погибшего в СВО Героя России. Она от горя уехала в глубь России, чтобы родные стены больше не напоминали ей о дорогом муже. А ты её в диверсанты запишешь?! — Поливанов сжал кулаки и еле сдерживал себя от яростного нападения.

— Вдову погибшего героя в диверсанты не запишу, — резко и громко выразился Громов, ударив кулаком по столу. А вот эту бабу запишу с удовольствием, она не вдова героя — она диверсант, агент МИ-6, там её и готовили к теракту. Придурок — хуже врага, — ещё раз ударил кулаком по столу Громов. — Где доказательства, что она вдова, кто её опознал хотя бы по фото? Тебе не управлением ФСБ руководить, тебе, Поливанов, я бы не доверил даже в полицейском ППС служить. Идиота кусок, — словно выматерился Громов и отошел к окну.

Полковник осел в кресло, а Громов стоял у окна. Оба мужчины остывали... Поливанов мысленно прокручивал ситуацию — опытный агент мог вполне подменить фото и стать вдовой на короткое время, более ничего и не требовалось. Но откуда мог это знать Громов? Он даже мысленно усмехнулся — Сталин с Берией тоже наверняка задавали себе подобный вопрос: как мог пройти к ним Вольф Мессинг? Да-а, придется...

— Извините, Андрей Викторович. Я действительно лоханулся, как первоклассник.

— Ладно, страна в опасности, — отмахнулся Громов. — С это бабой ещё четверо мужиков, но они дуболомы, укропы-нацисты и более ничего. Следить за ними необходимости нет. В Москву доложите, что диверсионная группа выявлена, находится под наблюдением и контролем. Подробности через два дня. Более ничего не докладывать — мы не знаем, есть ли у англичан там свои люди. Готовьте спецназ, послезавтра возьмете всю группу с поличным перед терактом. Еще раз говорю — никаких наблюдений и слежек, никаких действий. Но личный состав напрягайте, пусть ищут. На этом всё, ступайте, Яков Дмитриевич.

Мужчины расстались, недовольные друг другом. Оба бы с удовольствием вмазали бы по противной роже оппонента, но друг без друга пока обойтись не могли. Поливанов не мог предотвратить диверсию, а Громов не хотел при этом светиться. Вот и терпели друг друга.

* * *

Говорят, что к хорошему привыкаешь быстро. И это верно.

Зинаида Ивановна Самохина уже не вставала в шесть утра с постели. Смотрела телевизор до полуночи и утром просыпалась в девять. Потягивалась, шла в туалет, душ, накидывала легкий халатик и следовала на кухню.

Муж неоднократно делал ей замечание:

— Зина, у тебя сиськи чуть прикрытые и задница в том числе...

— И чё? Это мой любимый халатик и я всегда так ходила, — отвечала она.

— Но ты не в Орловке, а у мужа дочери, — возражал Самохин.

— Вот именно! И Андрей не чужой человек, — парировала она.

Антон понял, что спорить бесполезно и более не напоминал о приличиях. Они завтракали и выходили на улицу размять косточки. В Орловке всегда выходили, только в начале в туалет, потом кормить скотину. А здесь убирали с дорожек снег или просто дышали воздухом, когда он не шел, гуляли.

— Антон, — задумчиво произнесла Зинаида, — а мы могли всего этого не увидеть. Ни телевизора, ни интернета, ни телефона. С утра бы доили корову, кормили свиней, кур, гусей, убирали навоз. Итак каждый день.

— Но мы дочку родили, Зина, красавицу — вот Андрей её и выбрал в жены. Трудились в поте лица, а она училась.

— Да, Антон, — согласилась жена, — и сейчас учиться пошла, хотя уже имеет высшее образование. Банком станет руководить — с ума сойти можно.

— Верно, а кто-то так и останется в деревне коровам сиськи дергать.

— Наверное это потому, что мы, Антон, работали с тобой с утра до позднего вечера. Потому и дочка училась, потому и замуж вышла.

— Да-а-а, — протянул Антон, — с раннего утра до позднего вечера работала лошадь в колхозе, а председателем так и не стала. Кто-то уже рождается миллионером, а кто-то в бомжах околачивается. А говорят, что человек сам себе судьбу делает.

— Ха-ха, — ухмыльнулась Зинаида, — про кур тоже говорят, что доят.

— Значит, судьба у нас такая везучая, — сделал вывод Антон.

Дома Зинаида задумалась и поняла, что судьба судьбой, а делать самому что-то всё равно надо. А что она может? Только одеться попривлекательнее и, как бы невзначай, демонстрировать женские прелести. А кому их здесь демонстрировать, если она из терема не выезжает? Да, надо попросить Андрея, чтобы он вывез её в свет. Всем был хорош до этого Антон, но теперь он деревня, а она ещё может скрасить жизнь любому богатому мужчине.

На богатство потянуло... ну-ну, прочитал её мысли Андрей. Надо подарить ей Сказку о рыбаке и рыбке... И он подарил, посоветовал обязательно прочитать заново. И она прочла. Задумалась, подошла к шкафу с одеждой и перевесила в дальний угол все платья и юбки мини. Макси тоже отодвинула. А вот миди — это как раз то, что надо. Решила демонстрировать их мужу и семье.

Андрей остался доволен и после завтрака уехал в офис. Там его с нетерпением уже поджидал Поливанов. Приехал на машине и нервничал основательно. Звонил в дверь, понимая, что ещё рано, но всё равно звонил и звонил.

Вера тоже задерживалась и полковнику двери не открывал никто, телефон Громова молчал — был недоступен. Поливанов уже весь извелся и был на грани срыва — Москва требовала немедленных пояснений, немедленных.

Наконец подъехал Громов. Полковник, смахнув пот с лица платочком, выскочил из своей машины на улицу.

— Андрей Викторович, ну где вы ходите, — не выдержал Поливанов, — я вас уже заждался. Здравствуй те.

— Здравствуйте, — ответил Громов и указал рукой на дверь, — прошу.

Он намеренно не торопился начать предметный разговор и тянул время, поглядывая на уже вспотевшего от нервозности полковника. Подкатил столик к креслам, достал коньяк...

— Нет, нет, нет, — чуть ли не закричал в скороговорке Поливанов, — вы сказали, Андрей Викторович, что послезавтра, то есть уже сегодня возьмем диверсантов. И где они, где, где?

— Сказал, значит, возьмете, — спокойно ответил Громов. — Ваш спецназ наготове?

— Конечно, ждет указаний, — поспешил ответить Поливанов.

Громов откинулся в кресле и наблюдал за реакцией полковника, размышлял: вот потому бы тебе сейчас любой КГБэшник морду набил — ты не за Родину воюешь, а за прогибон Москве, за карьеру и награды. Если бросить на весы диверсантов и карьеру — что бы ты выбрал?

Громов налил себе коньяка немного в рюмку, отпил глоток.

— Я сегодня уезжаю из этого офиса, но это так, к слову. Надеюсь, что где находится местный аэропорт вы знаете, Яков Дмитриевич. Это фото летного поля. Вот здесь стоят вертолеты. Когда подъедет ваш спецназ на пожарной машине...

— Почему на пожарной?

— Если сами диверсантов обнаружить не можете, то хотя бы не перебивайте и слушайте, Яков Дмитриевич. Потому что диспетчер попросит пилотов посмотреть фотографии лесного массива, они что-то могут подсказать пожарным. Но настоящих пилотов к тому времени уже убьют, а пожарные могут подъехать без особых подозрений к вертолету с диверсантами. Вот почему ваш спецназ должен переодеться в пожарных. Вертолет МИ-8 может взять на внешнюю подвеску до трех тонн груза или до четырех с малой заправкой. Вот ваша протеже, так называемая вдова, зарегистрировала здесь фирму и уже оплатила аренду вертолета. Задумка простая — возьмут на внешнюю подвеску вертолета четыре тонны пластида с-4 и сбросят его на плотину. Поднявшаяся волна смоет весь каскад гидросооружений, а это ещё шесть плотин и оставит всю Сибирь без электричества. Плюс миллионы утонувших в городах, разрушенные заводы, фабрики, другие производства, в том числе и военные. Вы представляете масштаб диверсии, Яков Дмитриевич?

— Конечно, представляю.

— Да ни хрена вы не представляете. Ещё Ломоносов говорил, что могущество России будет прирастать Сибирью. А получится что? В нашем конкретном городе ракетная дивизия стоит, у которой на вооружении ракеты стратегического назначения, способные достать любую точку в Америке. Авиационный завод... да мало ли чего в Сибири расположено. Ущерб был бы невообразимый!.. Ваша протеже тоже у вертолета будет, так что возьмете там всех. Обо мне можете в Москве не докладывать и лучше припишите все, якобы оперативные разработки себе.

Через неделю Поливанова вызвали в Москву к директору.

— Я ознакомился с вашей докладной, полковник, — произнес директор ФСБ, — круто сработано, оперативно и профессионально. Что-то хотите добавить устно, полковник?

Поливанов встал.

— Товарищ генерал-армии, я обратил внимание на сообщение разведки о небывалой мощности и значимости диверсии. Поэтому взрывы в автобусах, кинотеатрах, магазинах и других общественных местах отмёл сразу. А крупнейшая диверсия в Восточной Сибири может быть только одна — это врыв плотины. Волна смоет весь Ангаро-Енисейский каскад гидроэлектростанций и вся Сибирь останется без электричества. Волна высотою в сто метров или более смоет населенные пункты, разрушит промышленные и военные объекты. Ущерб был бы невообразимым. Я подумал о способе взрыва ГЭС и понял, что это можно сделать с помощью вертолета, начиненного взрывчаткой. Выявил кто арендовал вертолет и взял диверсантов на месте с поличным, товарищ генерал-армии.

— Я обратил внимание, отмёл сразу, я подумал, взял с поличным, — усмехнулся директор, — везде только "я". Как это ты смог, полковник, всё сделать один?

— Извините, товарищ генерал-армии, не один — работали оперативники, спецназ, — пояснил Поливанов.

— Но ни устно, ни письменно ты никого не отметил, — возразил директор. — Что вы думаете по этому поводу? — директор посмотрел на своего заместителя.

— Я полагаю, — ответил заместитель, — что доверять полковнику мы больше не можем.

Директор задумался. Постучал пальчиками по столу легонько... спросил:

— Оперуполномоченным в магаданское управление поедете, полковник? Приписывать себе чужие заслуги — это всегда дурно пахнет, Поливанов. Но есть альтернатива — увольнение по недоверию. Что выбираете? — спросил директор.

Увольнение по утрате доверия... куда потом с этим, подумал Поливанов.

— Напишу рапорт на увольнение по собственному желанию, — ответил полковник.

— По собственному не получится, — ответил директор, — свободны.

Взмокший от липкого пота полковник вышел из кабинета. Как мог узнать директор, что диверсантов выявил кто-то другой, раздумывал Поливанов. Громов не имел выхода на директора, да и сам просил не сообщать никому. Тогда кто? Видимо, кто-то параллельно работал по информации, а он и не догадывался даже. Чего уж теперь гадать...

— И что будем делать? — спросил директор, когда полковник ушел.

Его заместитель, генерал-полковник Лановой Игорь Степанович, не пожал плечами, а поднял брови вверх.