Маскарад

— Я имел в виду, — не обратил внимания на его замечание я, — некий особый череп, с которым у твоего Меркурио связаны воспоминания или что-то в этом роде.

— Не лишено смысла, — протянул серолицый, — поздравь Екатерину с отличной находкой, жаль, что я не обратил тебя прямо тогда, на улицах Кралова.

— Ну и? — напомнил я, полностью взяв инициативу в свои руки.

— Поосторожнее со словами, юноша, — осадил меня каппадоцо, — у него на столе всегда стояла чаша из эльфийского черепа на золотой ножке, но после того, как он заперся в лаборатории, череп пропал.

— И где он может быть теперь?

— Мы проследили несколько маршрутов, которыми Меркурио покидает лабораторию, уходя в Бездну. Один ведёт в его кабинет, другой — непосредственно на улицы, думаю, он использует его для того, что выходить на охоту, а вот третий... Он оканчивается в Чудном закутке поблизости от аптеки Галады.

— Галады, а что ты насчёт тремер только что говорил? — оживился Вильгельм. — Малкавиане, говоришь, да?

— Это не ко мне, к тремере обратился Меркурио, да и не думаю, что он обратился к тремере, чтобы сохранить ключ от своей лаборатории, скорее, просто имел с ними дело. Исследования в магии крови — это их специализация, как не крути.

Покуда мой спутник и серолицый каппадоцо препирались, рассуждая о том мог ли пресловутый Меркурио двинуться на своих исследованиях настолько, что обратился к тремере, или всё же нет, я подошёл, что получше рассмотреть дверь, преграждающую нам путь. Когда сделал пару шагов к ней мне показалось, что она затянута словно туманной дымкой, не дававшей как следует разглядеть узор, однако что-то в нём очень заинтересовало меня. Я уже протянул руку, чтобы коснуться, как вдруг по кисти кто-то ударил с такой силой, что я невольно вскрикнул от резкой боли.

— Жить надоело, малкавианин баалов! — рявкнул Вильгельм. — Осиновый кол тебе в глотку. Тут столько силы, что нас всех по Кралову размазало бы тонким слоем.

— Погоди ты, — отмахнулся я, ухватив, наконец, идею за хвост, — смотри, на узоре всё черепа да кости, а вот тут, — я указал на одну деталь затейливого узора, держа однако руку, как можно дальше от самой двери, — не череп, а именно голова. Голова трупа.

— Мёртвая голова, — усмехнулся каппадоцо, — да твой приятель ещё умнее, чем кажется.

— Это у нас клановое, — бросил Вильгельм, прищурившись вглядываясь в узор. — И что ты предлагаешь, Кристоф?

— Нажать, — пожал плечами я, — если это, действительно, ключ.

— В этом-то и весь вопрос, о записках Меркурио я уже упоминал.

— Есть только один способ проверить, — бросил я.

— И кто из нас будет изображать из себя малкавианина? — поинтересовался каппадоцо.

— Разницы особой нет, — пожал плечами Вильгельм.

— Ну тогда. — Я ткнул пальцем в пресловутую мёртвую голову.

Ни мой спутник, ни серолицый не успели меня остановить, лишь через несколько мгновений после того, как дымка рассеялась, а дверь начала сама собой открываться, оба разразились целым потоком разнообразных ругательств на самых различных языках, но неизменной направленный в мой адрес. И что самое интересное, я понимал их все, хотя многие они произносили на таких языках и наречиях, о каких я и слыхом не слыхивал. Однако раздумывать над этим было некогда, ибо дверь открылась и нашим взорам предстала лаборатория Меркурио.

Это было поистине отвратительное зрелище. Столы, более всего напоминающие пыточные, с останками человеческих и вампирьих тел, никто не подавал каких-либо признаков жизни, в том числе и той, какой живём мы. Колбы, реторты и прочий алхимический инвентарь, наполненный кровью и другими, неизвестными мне жидкостями, которые переливались из одних ёмкостей в другие, смешиваясь и обращаясь в другие. Итак до бесконечности. Опыты здесь, похоже, не прекращались ни на минуту.

И посреди всего этого кошмара стоял вампир в длинной мантии, точнее это была ряса, какие носят большинство каппадоцо, только с капюшоном, откинутым на спину, и короткими рукавами.

— Кто это заявился ко мне? — Голос у Меркурио был визгливый и до крайности неприятный. — О, это ты, Кристиан, уже с бруджа объединился.

— А ты более похож на тремере, чем на одного из нас, — бросил в ответ серолицый, который был практически моим тёзкой.

— Оставь, мой Сир, наш глава, Маркониус начинал с того же, — он обвёл руками свою лабораторию, — и в итоге создал нас.

— Однако он тут же запретил все подобные опыты, — напомнил Кристиан.

— Потому что боялся пойти дальше.

Они препирались совершенно не обращая внимания на наше присутствие, я уж было хотел встрять, когда Вильгельм остановил меня выразительным взглядом. Он был не прочь узнать некоторые секреты клана Каппадоцо.

— Дальше вполне может быть грань.

— А что лежит там, за этой гранью? — проникновенным голосом поинтересовался Меркурио. — Что там, что отделяет нас от смертных, почему все так боятся и ненавидят Патриархов? Вампиры для вампиров — убийцы в мире убийц, бааловы дети в полном смысле этого слова.

— Ты жалкий трусишка, Меркурио, — рассмеялся Кристиан, — боишься быть тем, кто ты есть. Хочешь избыть в себе всю человечность, издеваясь над людьми, приблизиться к Патриархам. Ты просто смешон и жалок, не более того. Я здесь, чтобы огласить тебе приговор главы нашего клана, нашего с тобой Сира. — Он сделал выразительную паузу. — Бессрочный торпор.

Он выбросил вперёд правую руку настолько быстро, что я заметил лишь тень его движения. Меркурио задёргался и осел на пол, не рассыпавшись против моих ожиданий в прах. Кристиан подошёл к нему и с лёгкостью закинул на плечо, как мешок.

— Где-то здесь лежат Запаси Троиля, — бросил он нам на прощанье, — поищите их в этом бардаке, а потом сожгите эту лабораторию. Это моя личная просьба. — И вышел.

Я проводил его взглядом, а Вильгельм уже принялся рыться в свитках, толстым ковром устилавших столы и полки лаборатории Меркурио, он безжалостно сбрасывал их на пол, топтал ногами, совершенно не обращая внимания на то, что это — суть сборник мудрости, накопленной людьми и, скорее всего, не только за многие и многие века. Покачав головой и подивившись этакому варварству я начал собирать свитки, пряча их в сумку, подобранную тут же. Я набил её почти под завязку, когда Вильгельм остановился и принялся изучать стопку каких-то бумаг, испятнанных бурыми пятнами.

— Вот они, Кристоф, — сказал он, — Записи Троиля. Ты огнива с собой не захватил? Нет. Жаль. Подпалим этот гадючник вон от той горелки. Отойди подальше.

Он с размаху ударил ногой по здоровенной конструкции, состоящей из переплетения разнообразных стеклянных и серебряных трубок, под которой была установлена небольшая горелка, совершенно не чадившая. Это удивило меня — я не увидел таких даже при королевских дворах; но когда она полыхнула синим пламенем, а меня обдало такой волной жара, что затрещали волосы, я рванулся прочь, едва не вышибив плечом дверь. Вильгельм выскочил следом, на лице его было написано крайнее удивление, делавшее его простецкую физиономию до невозможности смешной, однако в взгляде, брошенном им на меня, горело такое столь явное предупреждение, что смеяться мгновенно расхотелось.

— Сильно, — буркнул он, стирая с лица копоть, — Кристиан был прав, этот Меркурио, действительно, ближе к тремере, нежели каппадоцо. Вон как с огнём балуется. А что это у тебя за сумка? — поинтересовался он.

— Те свитки, что ты швырял на пол, — объяснил я, — я подбирал их и прятал сюда. Как можно столь варварски относиться к ним?

— Я и есть варвар, — усмехнулся Вильгельм, — по крайней мере, так нас звали энеанцы. Ты думал, что я мейсенец или билефелец, но малость постарше. Я — мейс, из тех, что громили некогда империю, разлагавшуюся словно несвежий труп.

— Это сколько же тебе лет? — непроизвольно спросил я.

— До того, как Екатерина дала мне Становление было двадцать пять, — задумчиво протянул Вильгельм. — Это было аккурат в год падения Феррары, считай дальше сам. А вообще, особого значения это не имеет, потому что время останавливается для нас после того, как мы проходим Становление.

Из-за двери лаборатории вырвались языки пламени и мы поспешили убраться подальше.

Дорога назад не заняла много времени, хотя и пришлось попетлять по коридорам монастыря. Когда мы выбрались на поверхность, небо на востоке посерело, из-за горизонта показались первые лучи солнца. Я невольно сморщился и потёр лицо, все открытые участки кожи тут же начали жутко зудеть.

— Это наша плата, — бросил Вильгельм, шагая по просыпающимся улицам Кралова. — Солнце жжёт нас, хоть и не убивает мгновенно, как легенды, но ожоги от него могут быть весьма болезненны, а иногда — смертельны. Особенно для новообращённых, вроде тебя.

Какой-то сонный краловчанин налетел на меня и выругался на своём языке, я понял каждое слово. Это напомнило мне кое о чём.

— Я раньше говорил только на родном адрандском и немного — энеанском, — спросил я, — а теперь понимаю всё, что говорят. Богемский диалект, тот язык, на котором ругались вы с Кристианом, когда я открыл дверь. Откуда всё это?

— Ещё одно положительное качество Становления, — пожал плечами Вильгельм. — Ты испил крови Екатерины, а она говорит на нескольких тысячах языков, ты причастился этих знаний, писать, конечно, ты на них не сможешь, зато понимать и говорить, сколько угодно. Если ты не заметил, Кристиан с Меркурио разговаривали на архаичном мейсенском, какой был в ходу ещё в империи Каролуса Властителя.

Не самое плохое качество, что и говорить, но не стоит того, чтобы быть проклятым, вечно зависимым от чужой крови и живущего в моём теле Зверя, который в любой миг может взять надо мной верх, обратив в ненасытного монстра, уничтожающего всё живое до чего сумеет дотянуться. Это знание я также почерпнул из крови Екатерины Мудрой, неоткуда больше.

— Слушай, ты ведь тогда зашёл к Вельку посреди ночи, а он даже не удивился. По ночам людям спать положено, — усмехнулся я.

— Мы платим ему за подобные ночные визиты, — пожал плечами Вильгельм, — каждый хочет срубить лёгких деньжат. А народ здесь не очень-то набожный.

— Интересно, — покачал головой я, — на обе стороны работает, выходит, мастер кузнец. И мне доспех подгонял для борьбы с вами, и вам оружие ковал.

— Не забывай, что ты пошёл воевать с чимисками, а это — нам на руку.

Глава 4.

Окно женского монастыря так и не починили толком. Я легко запрыгнул в него, распахнув ненадёжный ставень, легонько хлопнувший о стену. Была ночь, однако сестра Анна точно также стояла на коленях перед алтарём. Я шагнул к ней, положил руку на плечо.

— Кристоф? — тихо спросила она, оборачиваясь.

И тут жажда взяла надо мной верх, я рванулся к её шее, прикрытой тонким полотном воротника рясы. Зубы вонзились в нежную плоть, кровь хлынула в моё тело. Сестра Анна застонала от удовольствия, которое доставлял ей этот процесс, я же сгорал просто сгорал от отвращения к самому себе.

Крышка саркофага, в котором я спал, отлетела в сторону, надо мной нависла фигура Вильгельма.

— Ты так кричал и стучался в крышку, — сказал он, — что я решил разбудить тебя, раз уж ты поднял меня на ноги. От таких кошмаров, что снились тебе, лучше избавляться как можно быстрее.

— Спасибо, — бросил я ему, поднимаясь. — У меня дурное предчувствие, я должен увидеть сестру Анну.

— Плюнь на предчувствия, Кристоф, мы же не малкавиане. Мы действуем, а не размышляем.

— Вот я и собираюсь действовать, — отрезал я, натягивая кольчугу. — Я иду в монастырь.

— Екатерина не отпустит тебя, — покачал головой Вильгельм, однако не препятствуя мне никоим образом, — в полночь назначена встреча с князем Конрадом.

— Это ещё кто такой? — спросил я.

— Вентру, который держит Богемский домен, — пояснил он, — не знаю, для чего мы ему понадобились, но только Екатерина говорит, что с тобой тоже должны присутствовать.

— Плевать, — отмахнулся я, — и вообще, до полуночи успею обернуться.

Мы поднялись по широкой лестнице, ведущей из подземного "общежития" университета в холл, откуда я планировал отправиться прямиком в женский монастырь. Вильгельм шагал следом, не делая никаких попыток остановить меня, что мне совершенно не нравилось. Казалось, в его действиях крылся некий подвох, который я пойму лишь тогда, когда будет слишком поздно. Вышло точно так, как мне казалось. В холле меня ждала Екатерина.

— И куда ты собрался, Кристоф? — спросил она.

— К сестре Анне, — без обиняков ответил я.

— Нет, — отрезала Екатерина, — ты не можешь себе представить чего будет тебе стоить пребывание в монастыре. Это только демоны-чимиски могут получать удовольствие от подобного. Каждый шаг, каждое мгновение там будет стоить тебе крови, каждый миг зверь в твоём теле станет поднимать голову всё выше, жажда будет душить тебя. Ты ещё молод и не постиг многого, можешь легко потерять голову и отдаться зверю, живущему в тебе.

— Наплевать! — воскликнул, обратив внимание, что голос мой стал куда более хриплым, чем обычно, в крови кипела ярость. — Я пойду туда, хочешь ты того или нет!

— Ему нужна кровь, — заметил Вильгельм, — иначе зверь возьмёт верх. Мне, кстати, тоже. В Петровом холме мы оба поиздержались, а восполнить запасы не успели.

— Ступайте поохотьтесь, — кивнула нам Екатерина, — но чтобы за десять минут до полуночи были у Высокого замка.

Мы удалились, хотя мне стоило определённых усилий сохранять спокойствие и не наброситься на первого же прохожего.

— У нас достаточно времени, чтобы заглянуть в монастырь, — сказал Вильгельм, озираясь в поисках добычи, — но сначала надо очень основательно подкрепиться. Всё, что говорила Екатерина насчёт зверя и святых мест — истинная правда, если ты войдёшь туда в таком состоянии, как сейчас, то превратишься в кровавого берсерка, утоляющего жажду из того, до кого сумеешь дотянуться.

— Тогда поспешим, — кивнул я, всё ещё чувствуя зверя в своём теле, ощущение, надо сказать, не из приятных.

Первым на моём счету был паренёк, на свою беду свернувший в тёмный переулок, чтобы укоротить дорогу до дома. Я оставил его лежать, прикрыв, чтобы не замёрз, его же меховым плащом. Когда же я уже хотел уйти, Вильгельм неожиданно положил руку мне на плечо и взглядом указал на пару грабителей, направившихся в "наш" переулок, скорее всего, с целью раздеть небедно выглядевшего юношу.

— Тебе добавка и мне — завтрак, — усмехнулся он. — Одна из небольших уловок, которая срабатывает практически всегда. Учись играть на людских пороках, Кристоф, они — наш главный союзник.

С грабителями мы не церемонились, отправив обоих в сточную канаву, перерезав горла их же ножами, чтобы скрыть следы укусов. Никто не обратит особого внимания на двух зарезанных воришек, такое ведь случается на каждом шагу, не так ли?

Как и чимиски в ту памятную ночь, мы пробрались незамеченными в монастырский сад, но на сей раз двинулись не к молельне, а к обширной спальне. Однако на полпути, я остановил Вильгельма, взяв за локоть.