— Что ж, — Лилита чуть заметно улыбнулась уголками губ, — если мы разрешили этот вопрос, то должна довести до Вашего сведения, что в настоящий момент мой статус временного члена Клуба соответствует должности ассистента преподавателя. Что подразумевает, — тут ее оранжево-желтые, кошачьи глаза внезапно налились алым цветом и полыхнули гневом, — СООТВЕТСВУЮЩЕЕ ОБРАЩЕНИЕ со стороны учеников. Вы меня поняли, УЧЕНИЦА?!

Анджела, залившись краской смущения, припомнила свое дерзкое 'тыканье' в начале разговора. Несомненно, ее поведение было совершенно непозволительным, и диаблетта была вправе негодовать.

— Да, диаблетта, — тихо произнесла она, опустив глаза, — простите...

— Что ж, — Лилита чуть заметно кивнула головой, — я рада, что мы поняли друг друга. Теперь остается только определить, какого наказания Вы заслуживаете.

— Наказания? — от возмущения Анджела смогла, наконец-то, подняться на ноги, — Но я ни в чем не виновата!

— Вот как? — Блим вопросительно приподняла брови — Вы спрятались в шкафу, Вы шпионили за своей подругой, Вы тайком наблюдали эту безнравственную и возмутительную сцену ее свидания с молодым человеком, и Вы утверждаете, что Вы ни в чем не виноваты?

— Но я же уже сказала, я просто хотела предостеречь ее! Я хотела ее спасти!

— И для этого Вы полезли в шкаф? Хмм, ну допустим, хотя это и странно. Но даже и в этом случае, Ваша благая цель ни в коей мере не оправдывает выбранных Вами средств.

— Но...

— Впрочем, если Вас не устраивает мое решение, Вы можете попробовать апеллировать к балину Декану. В таком случае, думаю, нам стоит сейчас отправиться прямо к нему.

Анджела просияла. Конечно же, балин Декан разберется во всем! Он не будет таким несправедливым, как эта диаблетта! И надо рассказать ему про Селену! Конечно же, он придумает что-нибудь!

— Я бы не советовала Вам рассчитывать, что балин будет к вам снисходителен, — по-видимому, мысли Анджелы уж очень явно отразились на ее лице, и потому Лилита поспешила охладить ее восторг, — учитывая то, в каком виде Вы перед ним предстанете.

Ужас! Как она могла забыть об этом!

Разорванное платье лежало неопрятной кучкой в конце коридора. Анджела не помнила, когда лишилась его окончательно — когда Лилита вытаскивала ее из комнаты, или когда билась о стену, но надеть вновь это платье было совершенно немыслимо. Так же немыслимо, как предстать перед Деканом полуобнаженной, в одних лишь испачканных, перекрученных чулках, по которым уже поползли 'дорожки', и влажных трусиках. И запах! Этот пряный, ни на что не похожий запах, которым теперь пропитались ее трусики и все тело!

Конечно, ее никто и слушать не станет в таком виде!

А ведь придется еще идти! По коридорам, чрез всю школу! И все будут на нее смотреть!

Нееет! Уж лучше, какое угодно наказание! Чем ЭТО!

— Я, — Анджела поспешно скрестила руки, пытаясь прикрыть острые холмики грудок, — я лучше... лучше Ваше наказание, диаблетта. Пожалуйста, — добавила она совсем тихо, — пожалуйста, не надо вести меня к балину Декану.

Анджела судорожно сжала руками предплечья и, опустив голову, ждала, что ответит диаблетта. Та, однако, не торопилась отвечать и некоторое время молча в упор разглядывала девочку, постукивая носком сапога.

— Я полагаю, — проговорила она наконец, — что нам в любом случае придется идти к балину Декану. Без утверждения Декана я не имею права накладывать наказания, препятствующие посещению занятий. А самое мягкое наказание, которое я могу назначить за Ваш проступок — три недели заключения в Башне Драконов. Трехнедельный пропуск занятий, конечно же, требует подтверждения Декана.

— Нет! — Анджела содрогнулась в ужасе, — пожалуйста, не надо!

— Не вижу никакой разумной альтернативы...

— Не надо! — Анджела упала на колени, ее тело сотрясали рыдания, — Не надо, прошу, пожалуйста!

— И тем не менее, Вам придется...

— Нееет! — Анджела подползла к Лилите и, рыдая, обхватила ее колени, — Нет, пожалуйста, пожалуйста... я... любое наказание... все что хотите... все.. только не надо.. так...

— Прекратите истерику, ученица, — произнесла Блим, брезгливо высвобождаясь, — если Вы не в состоянии идти самостоятельно, мне придется отвести вас.

И она нагнулась, намереваясь схватить Анджелу за руку. Но Анджела успела вывернуться, вскочила и, подбежав к ближайшей статуе шестирукого чудовища, изо всех сил обхватила его руками, продолжая пронзительно вопить:

— НЕЕТ! НЕЕТ! НЕЕТ!

'Может быть, она уйдет, — стремительно проносилось в голове у девочки, — Она такая гордая, брезгливая. Конечно же, она уйдет. Она не захочет глупо выглядеть. А отрывать вопящую меня от статуи — это ведь так смешно, правда? Она просто уйдет, она не может выглядеть смешно. И я смогу пройти тайным ходом в свою комнату и одеться. Но я ведь не знаю дорогу? Ничего, я что-нибудь придумаю!'

Занятая своими размышлениями, она не сразу почувствовала, какой напряженной стала тишина вокруг. Не насторожилась, ощутив, как в живот упирается какой-то каменный выступ, упирается все сильнее и сильнее, словно бы увеличиваясь.

И только когда верхняя пара каменных рук, обхватив ее тельце, подняла ее в воздух, нижняя — подхватила под ягодицы, силой раздвигая бедра, а выступ, пропутешествовав вниз по животу, уперся в пах, только тогда она подняла взгляд и увидела нависшую над ней жуткую, безносую харю с тремя глазами и широкой пастью, полной острых зубов. Все три глаза, отражая красный свет факелов, горели похотью и злым торжеством. Объятая паникой, Анджела закричала и забилась в этих цепких, каменных объятьях, безуспешно пытаясь врываться.

В тот же миг она услышала позади себя разъяренное шипение, что-то черное с немыслимой скоростью промелькнуло рядом — и тотчас мир перевернулся. Ошеломленно встряхнув головой, Анджела осознала, что сидит в нише позади чудовища, прижатая к стене его хвостом. И наблюдает, как впечатывается в противоположную стену коридора отброшенное мощным ударом каменной руки тело Лилиты Блим.

Сломанной куклой Лилита сползла по стене и распласталась на полу. Анджела испугано вскрикнула, прижав руки к груди, но диаблетта зашевелилась и начала медленно, с трудом подниматься. Когда она подняла голову, Анджела едва подавила еще один испуганный крик — такой жуткой, инфернальной злобой полыхало это перекошенное, оскаленное лицо, в котором не осталось уже ничего человеческого.

Но это длилась не больше секунды. Вот Лилита уже стоит на ногах, и на ее аристократичном лице — обычная маска холодной корректности. На сей раз — пополам с беспредельной почтительностью. Шаг вперед, идеальный полупоклон, плие, руки чуть разведены, голова полуопущена.

— Ничтожнейшая из низших смиреннейше просит у высочайшего диаблиссимо прощения за свою непозволительную и неприличествующую истинному Охотнику несдержанность. Низшая почтительно благодарит мудрейшего из высших за милостиво преподанный урок и своевременное напоминание о том, что согласно воле Высочайших конкуренция между Охотниками в этом заказнике должна происходить лишь согласно Уставу, подчиняясь правилу Свободного Выбора — и никак иначе. Воистину, не может быть никакого прощения мне, скудоумнейшей их глупых, подобно безмозглому пишаче потерявшей голову, забывшей Устав и волю Высших. И лишь беспредельная мудрость и милосердие Высокого рождает в сердце надежду на лучшее, беспредельный восторг и безграничную благодарность.

Хвост, прижимавший Анджелу к стене, слегка отстранился. Чудовище, развернувшись всем корпусом, воззрилась на девочку тремя своими глазами, словно бы ожидая от нее какого-то поступка. С тем же тяжким ожиданием Лилита, не поднимая головы, смотрела на Анджелу исподлобья. Тишина вновь сделалась напряженной.

Внезапно оказавшись в центре внимания, Анджела затрепетала и съежилась, вжимаясь в стену.

'Чего они от меня ждут?' — подумала она.

— Выходи оттуда! — впервые за все время знакомства Лилиту оставило ее высокомерное, непробиваемое спокойствие. Сейчас в голосе Блим звучала искренняя тревога.

— Но... я не могу...

— Выходи! Он не будет тебе мешать, если ты выйдешь сама!

Анджела двинулась было к выходу из ниши (чудовище действительно ничем ей не препятствовало), но вспомнила, что стоит ей выйти — и Лилита тотчас потащит ее в полуголом виде по всей Школе. И снова вжалась в стену.

— Да выходи же! Или я просто уйду, и ты останешься с НИМ!

Остаться наедине с ожившим каменным чудовищем? Какой ужас! Но идти в таком виде через всю школу?!! Но чудовище!!! Но балин Декан!!!!

Не зная, на что решиться, Анджела бестолково заметалась туда-сюда.

— Выходи! Я дам тебе платье!

Платье? Это, конечно же, все меняло! Но если обманет?

— Смотри! — Лилита достала откуда-то маленький, не больше ореха шарик и швырнула его об пол. Шарик раскололся, и на его месте вырос ворох яркой, воздушной ткани, — Это — твое платье! Можешь выйти и его взять!

Да! Конечно!

Распластавшись по стенке, Анджела осторожно обошла чудовище и кинулась к своему платью. Но, взяв его в руки, она на мгновенье заколебалась, разглядывая.

— Не стоит волноваться, — с каждой минутой в голос диаблетты возвращалась свойственная ей холодная самоуверенность, — платье само подгонится по размеру.

Но Анджела волновалась вовсе не об этом. У платья была пышная юбка из узорчатой красной кисеи со множеством складочек, оборочек и воланчиков, прикрывающая черный, шелковый подъюбник, приталенная середина из того же черного шелка со шнуровкой на спине и глубокое декольте, прикрытое такой же, как на юбке, красной кисеей. В одежде диаблетта явно предпочитала сочетание красного и черного! Да, по-своему красивое, элегантное вечернее платье, которое должно просто восхитительно выглядеть... на черноволосой, смуглой Лилите! А на Анджеле? С ее-то золотистыми волосами, голубыми глазами и жемчужно-розовой кожей?!!!

'Как я в нем буду смотреться? — расстроено подумала Анджела, — Как линялая тряпичная кукла?'

Но выбора не было и, тяжело вздохнув, девочка натянула предложенное платье. Платье, как и было обещано, идеально облекло фигуру и, спустившись до полу, разом скрыло все беспорядки в туалете.

— А для чего ты... вы носи...те с собой запасные платья? — поинтересовалась она.

К Лилите уже окончательно вернулась ее высокомерная вежливость.

— При активном образе жизни, — назидательно пояснила она, — одежда постоянно портится. Так что подобная предусмотрительность отнюдь не является чрезмерной, поскольку позволяет достойно выглядеть в ЛЮБЫХ обстоятельствах. Впрочем, на сегодняшнем примере Вы и сами могли бы это почувствовать. Понятно, УЧЕНИЦА?

— Д-да, понятно.

— В таком случае, полагаю, мы наконец-то можем идти.

Уходя, Анджела обернулась, чтобы поглядеть на шестирукое чудовище. Чудовище стояло неподвижно и выглядело совсем неживым и абсолютно безобидным, так что недавние события начинали казаться мороком или странной фантазией. Но...

— Три недели заключения в Башне Драконов? Да Вы, диаблетта, держите меня за дурака! — балин Декан говорил добродушно, но тяжелый взгляд его раскосых, светлых глаз неотрывно упирался в Лилиту.

Лилита стояла перед ним, покаянно потупившись.

— Конечно, использование служебного положения в личных целях — это святое! Понимаю и даже поддерживаю, — он усмехнулся, — Но! Во всем следует соблюдать меру! Вы застаете свою подружку за неблаговидным занятием там, где ей вовсе не следует быть, понимаете, что скрыть это не удастся, и поскорее назначаете наказание помягче! И даже даете ей свое платье, чтобы скрыть... что? Какие неприглядные факты Вы хотели скрыть этим наивным трюком, ДИАБЛЕТТА?

Лилита пристыжено молчала, разглядывая свои ногти. Поняв, что ответа он здесь не дождется, Декан продолжил:

— Ладно, не буду допытываться. Можете продолжать хранить ваши маленькие тайны. Но неужели вы считали меня таким безнадежно слепым? Неужели вы полагали, что я не пойму, что это платье — Ваше? Не стоит так плохо обо мне думать!

Он ненадолго замолчал, продолжая разглядывать упомянутый предмет одежды.

— Но это не единственное, в чем Вы ошиблись, диаблетта. На будущее: если Вы хотите помягче наказать кого-либо из своих друзей, назначайте им наказание, хоть немного похожее на наказание! Хотя бы просто ради приличия! Вы же решили устроить провинившейся ученице прямо-таки внеочередные каникулы. На Башне Драконов, а? — он заговорщически подмигнул, — И вы сами будете носить ей еду, и проводить длинные, приятные вечера на свежем воздухе? Девичьи пикники и все такое?

Тут он внезапно посерьезнел и нахмурился.

— Но это еще не самое плохое. Догадываетесь, о чем я?

Лилита продолжала упорно молчать, глядя на свои пальцы, только нахмурила брови и чуть опустила уголки губ.

— Вам не кажется, ДИАБЛЕТТА, что Вы еще молоды для того, чтобы играть со мной в такие игры? Вы полагали, что я не стану отменять Ваше решение, чтобы не обострять отношений между факультетами? Непризнание полномочий, а?

Лилита опустила голову еще ниже, на щеках ее ходили желваки.

Окинув взглядом ее напряженную фигуру и угрюмое лицо, декан хмыкнул и добродушно улыбнулся.

— Девочка, интриги это, конечно хорошо, — проговорил он отеческим тоном, — но тебе предстоит еще долго учиться этому интересному и нужному искусству, прежде, чем ты сможешь загнать в угол такого старого лиса, как я, — улыбка его стала еще шире, глаза блестели, — Непризнание полномочий? Не будет никакого непризнания полномочий! Твоя подружка, конечно же, отбудет наложенное тобой наказание. Но! Сначала она отбудет наказание, наложенное мной! — тут он подмигнул и добавил заговорщическим тоном, — два хороших человека всегда друг с другом договорятся, не так ли?

Вдруг, безо всякого перехода лицо его посерьезнело, он выпрямился, и ледяным тоном произнес:

— Три дня в темном карцере, на хлебе и воде!

Анджела потерялась в темноте и уже давно не понимала ни где, ни когда она находится. Сколько же прошло времени? Неужели меньше трех дней? Ей-то казалось, что она здесь уже долгие, долгие годы!

Подумать только — три дня в темном карцере! Звучит совсем нестрашно, но теперь-то она понимает, почему темный карцер считается в школе одним из самых суровых наказаний. Почему еще никого на ее памяти не отправляли сюда более, чем на сутки.

Потому, что во тьме живут чудовища. Точнее — во тьме живет Чудовище. То самое, из потайного хода...

Анджела подняла голову, насторожено прислушиваясь. Нельзя ни на миг терять бдительности! Надо постоянно вслушиваться, беспрестанно вслушиваться, чтобы вовремя услышать... Вот оно! Тихий, чуть слышный скрежет когтей по полу.

Тихо-тихо, стараясь не дышать, Анджела переползает, по звуку уходя с его пути. Какое счастье, что в темноте оно — нет, не оно, Он!, теперь, проведя с Ним столько времени в темноте, она в этом совершенно уверена, — что Он так же слеп здесь, как и она.