Книга 3. Жаба

Как подло она предала доверие всех тех, кто верил ей, кто на нее полагался, кто считал ее достойной любви и дружбы! Как она теперь осмелится посмотреть в глаза... О нет!

Тело ее сотрясли жестокие и беззвучные рыдания: она вспомнила, как смотрели все на Флору в ТОТ день, как хихикали по углам девчонки, как поджала губы балини Библиотекарь...

Теперь и на нее будут смотреть так же!

А что скажет ей балин Пастор... и как он посмотрит на нее...

НЕТ! Лучше уж умереть прямо сейчас!

Анджела мучительно корчилась в безнадежном, беззвучном плаче.

Звук рыданий, донесшихся снаружи, поначалу показался ей всего лишь отголоском ее чувств, однако, немного погодя она поняла, что это рыдает Селена, и попыталась сморгнуть наполнявшие ее глаза слезы, чтобы увидеть, что происходит в комнате.

Селена горько плакала, спрятав лицо в подушках кровати. Ее прекрасные, белоснежные волосы рассыпались в беспорядке, платье было смято и в нескольких местах разорвано, юбка задралась, приоткрывая ягодицы. Правый чулок сполз почти до колена, левый — до середины бедра.

— Уходи, Меандр, — проговорила она сквозь слезы, — Я... не хочу больше тебя видеть... Я не знаю, как ты мог так... злоупотребить моими чувствами... Я думала, что мы любим друг друга... А теперь все кончено...

— Ты ошибаешься. Веселье еще только начинается, — вздрогнув от жестокого торжества, прозвучавшего в этом голосе, Анджела перевела взгляд на Меандра.

Меандр как раз закончил освобождаться от одежды и, обнаженный, стоя у края кровати спиной к Анджеле, что-то делал правой рукой возле своей промежности.

Селена, обернувшись, посмотрела на него, и на ее залитом слезами личике отразился страх.

— Не бойся, крошка, я быстро восстановлю свои силы, — продолжал он, — А ты думала, я отпущу тебя нераспечатанной? Чтобы потом это сделал кто-то другой? Право же, не стоит считать меня таким идиотом.

— Нет! Ты не можешь так со мной поступить! — Селена съежилась от ужаса, сидя на кровати подтянув олени к животу, — ты не можешь...

— Скоро смогу, — он усмехнулся, — может, поможешь мне своими губками? А, как я мог забыть, ты же пока не умеешь. Ну, это не беда, у тебя еще будет возможность научиться.

— Я ничему... такому не хочу учиться...

— Не стоит притворяться, конечно же хочешь. А впрочем, это не имеет значения. Как только все узнают, что ты теперь — вскрытая посылочка... — он вновь расхохотался своим ужасным, скрипучим смехом, — будет приятно на это посмотреть. Как тебя будут... учить. Во всех пустых коридорах, под лестницей, в мужском туалете. Во всех позах. По двое и по трое, — снова смех, — Ты знаешь, некоторые шлюшки умеют принимать сразу пятерых. Одного в рот, одного в задницу, одного в вагину, и еще по одному в каждую руку. Хотелось бы увидеть тебя в таком виде. Прямо-таки не терпится увидеть, как это будет, — опять смех, — и не только увидеть.

— Нет, — Селена, с ужасом смотрела на то, что Меандр теребил и потряхивал в своей правой руке. Отталкиваясь ногами, она начала отползать по кровати от Меандра, пока не уперлась спиной в стену.

С пронзительным состраданием Анджела увидела, что вслед за ее ягодицами по покрывалу тянется кровавая полоска.

'У него нож, — подумала Анджела, — он тыкал ее ножом. Он ее ранил'.

— Не надо, Меандр, — ее голос стал умоляющим, — пожалуйста, пожалей меня. Не надо... все это. Пожалуйста, пожалей, я тебя умоляю!

— Пожалеть, — в его голосе послышалась ярость, — Вы с Флорой, конечно, очень жалели нас, когда прыгали по этим листикам, как раз над нашим подземным казематом.

— П... подземным казематом?...

— Не притворяйся. Думаешь, я поверю, что вы с Флорой не знали, что эти листья снизу прозрачны? И что прямо внизу находится наш каземат? И то, что с нами там делали — тоже не знали? — его голос все повышался, постепенно переходя в крик, — Тогда по чему вы каждый день приходили именно туда? Сможешь ты мне на это ответить?

— Я не знаю, Меандр... — сквозь слезы лепетала Селена, — я правда ничего не знаю. Я не понимаю, о чем ты говоришь... Но если я чем-то обидела тебя, то прости меня пожалуйста... пожалуйста... я не хотела тебя обидеть... правда...

— Обидеть? — он зло расхохотался, — Вы, две шлюшки прыгали и извивались на этих листиках, наслаждаясь своей властью, и тем, как мы там мучимся! Чтоб мы видели, как вам хорошо и страдали от невыносимого желания! И ты говоришь — обидеть? Это у тебя так называется? — тут он несколько успокоился, голос его зазвучал ровнее, — Я видел, как получила свое Флора, и, право же, мне это понравилось, — тут он усмехнулся.

'Он знает, что случилось с Флорой!' — промелькнуло в сознании Анджелы.

— А теперь, — торжествующе продолжал он, — свое получишь ты, МОЯ маленькая шлюшка!

И он, вмиг преодолев разделявшее их расстояние, схватил ее за ноги и сильным рывком опрокинул на спину. Селена вскрикнула и попыталась приподняться, но он, вновь опрокинул ее, подняв ее ноги к плечам, и на миг застыл, любуясь открывшимся зрелищем.

— Девочка, — пробормотал он почти ласково, — нежная, прелестная девочка! Какая же сладкая из тебя будет шлюха!

Анджела задрожала, поняв: сейчас случиться что-то ужасное и противоестественное, что-то непоправимое, что-то...

И в тот же миг он навалился на Селену, накрыв ее беспомощно приподнятую промежность своим тазом, и словно бы вонзил что-то (нож?) между ее бедер. Селена болезненно закричала и забилась, безуспешно пытаясь вырваться, он же начал ритмично двигать бедрами, снова и снова пронзая ее и выкрикивая при этом:

— Шлюха! Шлюха! Шлюха! Шлю...

Внезапно его крики прервались, тело обмякло и рухнуло сверху на так же внезапно замолкшую Селену.

Анджела недоуменно захлопала глазами, пытаясь понять, что происходит. В этот момент она услышала за спиной знакомое урчание механизмов: видимо незнакомец привел в действие рычаг, открывающий потайную дверь.

В наступившей тишине резким диссонансом прозвучал безумный смех Селены.

— Да, Куотто! — выкрикивала она, — Милый, любимый Куотто! Да, правильно, спаси меня, Куотто! Куотто! — и она вновь зашлась диким, невеселым хохотом.

В тот же миг Анджела увидела Куотто: балансируя крыльями, он полз по спине Меандра, злобно шипя и размахивая хвостом. Острый костяной наконечник хвоста был окровавлен.

Тотчас она почувствовала, как незнакомец разрезает ее путы, и, продолжая одной рукой удерживать ее руки, другой подхватывает ее за талию. И пока ее, словно куклу, тащили в подземный ход эти неправдоподобно сильные руки, она успела увидеть, как Куотто, уцепившись за поясницу Меандра, вонзает кончик хвоста между его ягодиц, и комнату начинает заполнять ослепительное золотое сияние.

Но прежде, чем это сияние достигло Анджелы, за ней закрылась дверь потайного хода.

— Нет! Селена! — едва ощутив себя на свободе, Анджела кинулась обратно, к двери.

Но двери уже не было.

На миг она вспыхнула золотым светом, потекла, переплавилась — и теперь Анджела стояла возле глухой, монолитной стены, сложенной из гранитных плит.

— Нет! Нет! — Анджела бросилась к стене и принялась исступленно колотить по ней, — Нет! Селена!

— Не думаю, что таким образом можно пробить драконий кокон, — произнес сзади спокойный и знакомый до зубовного скрежета голос.

— Драконий кокон? — переспросила Анджела, оборачиваясь.

'Я снова могу говорить' — отметила она с некоторым запозданием, однако, не ощутила ни радости, ни облегчения.

Презрительно приподняв левую бровь и скрестив на груди руки, прямо перед ней стояла Лилита Блим. Сегодня она была одета в облегающие черные кожаные штаны и затейливо пошитую кожаную же приталенную куртку с широким поясом. И штаны, и куртка, и пояс были украшены сверкающей россыпью кроваво-красных гранатов.

'Так вот это кто был в шкафу, — поняла Анджела, — А, впрочем, не удивительно. Ну кто еще это мог бы быть?'

— Вообще-то, — продолжала между тем диаблетта, — свойства драконьего кокона довольно подробно описаны в трактате Мак Керфи.

Анджела смутилась. Действительно, в трактате много говорилось о драконьем коконе, но они лишь бегло просмотрели эти разделы, так ничего там и не поняв, поскольку в первую очередь искали информацию о таинственной жабе.

— Мда, — прокомментировала диаблетта ее смущенное молчание, глядя на Анджелу с невыносимой снисходительностью, — говоря кратко, теперь никто не войдет в эту комнату и не выйдет оттуда, пока не вызреет драконья кладка, и дракон не сменит шкуру.

— Но там же Селена! Надо ее обязательно спасти!

Лилита усмехнулась уголками губ.

— Магия драконьего кокона по праву считается одной из мощнейших защитных магий, — пояснила она, — секрет ее известен разве что Железным Всадницам, и пробить ее никому не удавалось. За одним исключением.

— За каким исключением? — мрачно спросила Анджела.

Ее коробило от высокомерной назидательности этой самозваной леди Совершенство. Но информация была слишком важна.

— Это исключение можно считать подтверждающим правило, — Лилита снова усмехнулась, указывая на картину, которая, как ни странно, никуда не делась, — Право, — она нахмурилась и поджала губы, — не очень-то приятно постоянно видеть эти напоминания о мелких семейных неурядицах нашего рода. Конечно, леди Атисса стала, своего рода, показательным примером, но, на мой взгляд, все-таки стоит соблюдать определенный такт в подобных вопросах.

— Примером? — удивилась Анджела, — Для тебя?

Лилита чуть заметно поморщилась.

— 'Показательным примером' — пояснила она брезгливо, — здесь вовсе не означает 'примером, достойным подражания'. Покойная леди Атисса стала примером того, к чему может привести невероятная целеустремленность в сочетании с менее чем посредственным умом.

— 'Менее чем'... — Анджела недоуменно нахмурилась, пытаясь понять, что имела в виду ее не очень-то приятная собеседница, — То есть, — переспросила она через некоторое время, — ты считаешь леди Атиссу глупой?

— При всем моем уважении к моим высокородным предкам, — Лилита Блим слегка пожала плечами, — не могу найти ничего умного в том, чтобы встать между драконом и жабой.

'Встать между драконом и жабой' — это выражение балини Заклинатель объясняла девочкам на занятии, посвященном архетипам бессознательного. Это было простонародное выражение, применимое к человеку, который сам себя поставил в затруднительное положение своими неосмотрительными действиями. Анджела вновь недоумевала — что хотела этим сказать диаблетта? Что несчастная леди Атисса была сама виновата в своих бедах?

— Впрочем, — прервала Блим ее размышления, — Это не тот вопрос, который меня интересует в данной ситуации, — от холодного, резкого тона, которым это было сказано, по коже Анджелы побежали мурашки, как от сквозняка, — Да и ВАМ, ученица, я бы посоветовала подумать на несколько иную тему. А именно: КАК Вы объясните свое присутствие в шкафу, где Вам совершенно не следовало быть, и где я Вас застала?

— Что? — столь неслыханное сочетание наглости и коварства повергло Анджелу в такую глубокую растерянность, что некоторое время она была не в силах ничего связно ответить, — То есть... как... объяснить?

Лилита чуть склонила голову набок и, постукивая по полу носком сапога, воззрилась на Анджелу с бесстрастным любопытством.

— Я так понимаю что Вы, ученица, вместо того, чтобы посещать занятия, подглядываете за, прямо сказать, не самыми достойными поступками своей подруги? Откуда у Вас такой интерес к столь безнравственным сценам?

— Но я просто хотела предостеречь ее! — Анджела сама почувствовала, как неубедительно это звучит. Голос срывался, на глазах выступили слезы.

'Почему она так несправедлива?! — в ужасе думала девочка, — Как она может так говорить? Неужели она не понимает, что я не хотела ничего плохого?'

— Хотели, — диаблетта скептически приподняла бровь, — но почему-то не предостерегли?

— Потому, что ты мне не дала! — в отчаянии Анджела бросилась в наступление, — И вообще, а ТЫ что там делала?!

— Возможно, Вы этого не знаете, УЧЕНИЦА, — сарказм и спокойное высокомерие Блим были неколебимы, — но контроль процесса драконьей кладки в данный момент — моя основная обязанность.

— А как насчет того, что ты со мной делала? — услышав это, словно со стороны, Анджела не сразу поняла, что этот высокий, срывающийся голос — ее собственный.

И тотчас пожалела о сказанном.

— Делала — что? — голос Лилиты был острым, как скальпель.

Анджела открыла рот, намереваясь ответить,... и захлебнулась нахлынувшими воспоминаниями.

Ремень, режущий запястья. Дробный стук отлетающих пуговок. Чужие руки, скользящие по ее телу. И...

Анджела застонала, закрывая лицо руками. Невозможный, инфернальный Ужас поселился где-то внизу живота, ноги ослабли и тряслись, угрожая вот-вот подкоситься. Стыд горячим иссушающим дыханием обжег лицо — и сдавил горло, не давая вдохнуть. Безуспешно пытаясь протолкнуть в легкие хоть толику воздуха, девочка хотела только одного: Чтобы Всего Этого Не Было.

— Я жду ответа, ученица, — Лилита насильно отвела руки Анджелы и за подбородок приподняла ее лицо — Что, по-вашему, я делала?

Анджела закрыла глаза, но даже сквозь веки она чувствовала этот режущий невыносимый взгляд — впивающийся в самое основание. Несущий безжалостную ясность. Не дающий забыть.

Грех, сладкими волнами расходящийся по телу. Влажный трусики. Взрыв.

Жалобно заскулив, девочка беспомощно обвисла на руках диаблетты. Та брезгливо разжала пальцы — и Анджела с глухим стуком повалилась на пол.

Не чувствуя ни боли падения, ни холода каменного пола, девочка тотчас свернулась в клубок, пряча голову и стараясь стать как можно незаметнее. Вина и ощущение собственной нечистоты переполняли ее, возрастая до тех немыслимых пределов, где невыносимая мысль и невыносимое чувство парализуют всякую мысль и всякое чувство.

'Хочу, чтоб меня не было, — думала она — Пусть меня не будет, пожалуйста, пусть меня не будет. Хочу умереть'.

— Не знаю, какой выдумкой Вы хотели меня порадовать, — холодный голос Лилиты донесся до Анджелы, словно сквозь толстое одеяло, — но, думаю, пора вернуться в реальный мир. В шкафу не произошло ничего, заслуживающего внимания. Я выполняла свои обязанности, наблюдая за процессом драконьей кладки. И стала свидетелем Вашей неуместной шалости.

'Да, — гаснущее сознание Анджелы радостно ухватилось за эту мысль, — Ничего не было! НИЧЕГО НЕ БЫЛО!'

Она почувствовала, что просыпается от какого-то невыносимого кошмара. С облегчением перевела дыхание, наслаждаясь каждым вдохом и самой возможностью дышать.

Не. Было. Ничего. Заслуживающего. Внимания.

Она попробовала на вкус каждое из этих слов — и их вкус был восхитителен. Это был вкус свободы. Вкус жизни. Вкус простой, НОРМАЛЬНОЙ жизни, которой так жаждала Анджела — и которую, как ей казалось, она навсегда утратила.

НИЧЕГО НЕ БЫЛО.

Анджела села, опираясь руками. Попыталась встать — но ноги пока еще не окрепли. Подняла глаза.

Помимо ее воли, и несмотря на ее ненависть к диаблетте Лилите Блим, во взгляде Анджелы, устремленном на нее, в этот миг стояли слезы благодарности.