Она подняла вопросительный взгляд на Анджелу и на миг обижено нахмурилась, увидев, что ее подруга, напрочь забыв о проблемах драконоводства, всматривается во что-то, мелькающее в другом конце зала. Затем проследила направление ее взгляда и презрительно скривила губки.

То появляясь в просветах, то исчезая за шкафами, по библиотеке шествовала Элизабет.

Вот она мелькнула в последний раз и скрылась — должно быть обосновалась в одном из уютных закутков, огороженных книжными полками. Вроде того, где на сей раз нашли себе приют четверо неугомонных подружек.

— Бетси, Бетси, — ехидно пробормотала Анджела, прикрыв рот ладошкой, — где твои трусики?

Селена и Ипполита захихикали. Юленька опустила глаза, уголки ее губ дрогнули и горестно поползли вниз, пальцы нервно комкали платок.

— Зачем вы так, девочки? — тихо произнесла она, — Что она вам сделала?

— Ах, Юленька, — Ипполита вся подалась вперед, прижав руки к груди, — Ну как, как ты можешь ей симпатизировать? Ведь она же, — Ипполита покосилась на Меандра, начавшего из своего угла прислушиваться к их беседе и перешла на шепот, — не носит трусики! — она многозначительно блеснула глазами, еще сильнее подалась вперед, почти коснувшись крышки стола кончиками грудок, мелькнувших в вырезе платья, и, накручивая на палец прядь волос, горячо зашептала — Представляешь? Совсем! У нее и сейчас под платьем ничего нет! Совсем ничего — какой ужас, ага!

Анджела невольно задержала взгляд на ее волосах, пламеневших при свете множества канделябров, и вздохнула. Конечно, ее собственные золотистые прямые волосы, которые она каждое утро аккуратно заплетает в косу и тщательно укладывает вокруг головы, тоже хороши — но все-таки не то, что огненная грива Ипполиты, свободно рассыпавшаяся по спине волнами кудряшек, ниспадающих почти до колен, такая же буйная и неукротимая, как и ее хозяйка.

— Это неправда! — казалось, Юленька вот-вот расплачется, — вы не можете этого знать, все это сплетни! Гадкие, гадкие, лживые сплетни!

— Да диаблина Жижинда... — начала было Ипполита, но Анджела толкнула ее коленом под столом.

— Не расстраивай ее, — шепнула она Ипполите — все равно она не поверит. Ты же ее знаешь.

Ипполита чуть заметно кивнула. Действительно, способность Юленьки видеть в людях одно хорошее, в упор не замечая ничего плохого, была известна всем.

Повисла неловкая пауза.

— Селена, — сказала Анджела, пытаясь ее прервать, — а что тебе там было непонятно?

— Да, Селена, — Юленька кинула на Анджелу благодарный взгляд, — мы ведь за этим сегодня сюда и пришли, так ведь?

— А? — Селена, оказывается, тем временем украдкой поглядывала на Меандра, украдкой поглядывавшего на нее. Теперь они, наконец-то встретились глазами и робко начинали улыбаться. Меандр явно искал повода подойти и заговорить, но пока еще не нашел, — Да все непонятно! Вот, например: 'Покрыв жабу, дракон хватает ее и переносит к месту гнездовья'. Чем он ее покрывает?

— Ну, ветками, наверно. Или листиками, — предположила Ипполита.

— А зачем?

— Ну, может, чтоб она не замерзла. Наверху ведь холодно.

— Ладно, а вот это: 'Дракон откладывает яйца в мошонку бычка'. Мошонка — это что?

— Кажется, это как селезенка, — Анджела облизнула губы кончиком языка и свела брови, усердно вспоминая, — Юленька, ты помнишь? Вам ведь на ветеринарной магии подробно про коров объясняли. Где у коровы мошонка?

— Я не знаю, — Юленька растерянно хлопала ресницами, — кажется, нигде нету. Но я не уверена... Может, я путаю что-то?

— Меа-андр, — озорно протянула Ипполита, встряхивая волосами, — ты ведь у нас отли-ичник. Ну помоги, будь добр — она улыбнулась, искоса поглядывая на него, — где у коровы мошонка?

Меандр издал какой-то сдавленный звук и закашлялся. Кашлял он как-то очень долго, весь раскрасневшись, мучительно задыхаясь и сгибаясь пополам.

Анджела и Ипполита тревожно переглянулись, пытаясь вспомнить уроки, посвященные первой помощи.

— У коровы нет мошонки, — наконец, прокашлявшись, сказал Меандр полузадушенным голосом.

— Точно нет?

— Абсолютно точно. А что вы читаете?

Он встал и направился к их столу.

Селена подвинулась, давая ему место рядом с собой. Куотто, дремавший на ее левом плече, любовно обвив хвостом шею, приподнял голову, смерил его недоверчивым взглядом и, сонно проворчав что-то, уснул вновь.

Меандр придвинул к себе свиток.

— Хм, диабло Мак Керфи 'Драконы и их повадки', это ж на закрытом доступе. И как только балини Библиотекарь вам выдала?

Ипполита многозначительно хмыкнула и приосанилась — дескать, знай наших!

— Это из-за него, да? — тихо спросил он у Селены, указывая взглядом на Куотто.

Селена улыбнулась. Ответ был слишком очевиден.

— Можно? — спросил Меандр, протягивая руку к дракончику.

Селена заколебалась. Куотто был ее и только ее, она отчаянно ревновала его ко всем и никому не позволяла трогать. Но и отказывать Меандру тоже не хотелось.

'Разрешит или нет?' — с любопытством подумала Анджела.

Однако, Куотто решил все сам. Открыв глаза и увидев приближающуюся к нему руку Меандра, он злобно зашипел, обнажив острые, треугольные зубки, и выдохнул тоненькую струйку огня. Меандр ойкнул, и начал дуть на обожженную ладонь. Девочки рассмеялись.

Куотто, изящно извернувшись, переполз по спине Селены. Теперь его мордочка лежала на ее правом плече, а к Меандру был пренебрежительно обращен хвост. Селена поморщилась: острые коготки Куотто не на шутку царапали плечи и спину и портили одежду. Впрочем, всеобщему любимцу разрешалось еще и не такое.

— Какой серьезный, — уважительно сказал Меандр.

Селена порозовела от удовольствия, смущенно опуская глаза в свиток.

— Ну вот, — сказала она после недолгого молчания, — а тут совсем непонятно: 'И все это время жаба, насадившись на фаллос бычка, скачет на его крестце, ради притока крови к мошонке, столь необходимого для лучшего вызревания драконьих яиц'.

Меандр поперхнулся и застыл в неловкой позе, вытаращив глаза и широко открыв рот.

— Крестец — это я знаю, — оживилась Юленька, — Крестец — это на спине сзади, откуда ноги растут.

— А фаллос?

— А фаллоса нету. У нас в классе висит схема внутренних органов. Там и корова и бык. Я хорошо помню — ни фаллоса, ни мошонки там нету.

— Фаллос — это, наверно, хвост, — предположила Ипполита, — Жаба держится за хвост.

— Зачем?

— Ну, чтоб не упасть.

— Да, — догадавшись, просияла Анджела, — здесь, наверно, устаревшие термины! Фаллос — это хвост, а мошонка... Ну, еще какой-нибудь орган.

— Все равно странно, — сказала Селена, — С чего это жабе прыгать на спине у быка?

— Это, наверно, какая-то необычная жаба. Тут же сказано, что дракон ее в начале ищет. Зачем бы ему ее искать, если бы это была простая жаба?

— Да, — сказал вдруг каким-то деревянным голосом Меандр из глубин своей задумчивости, — Это ОЧЕНЬ странная жаба.

— Ты даже представить себе не можешь, НАСКОЛЬКО это странная жаба.

Девочки и Меандр вздрогнули, оборачиваясь на голос — и тотчас застыли в изумлении.

Встретить посреди семестра незнакомца (или незнакомку, вот как сейчас) — дело для Школы само по себе совершенно невероятное. И, к тому же, какую незнакомку!

Она была в КОРСЕТЕ! И с ТУРНЮРОМ1!

И вся — от коротко подстриженных черных волос и до шлейфа ярко— красного платья, от оборочек на декольте и до кончиков пальцев на руках, затянутых по локоть в черные перчатки — так невозможно изящна и недопустимо аристократична!

— Загадка жабы — заговорила незнакомка, приближаясь к ним, — неразрешима отдельно от загадки жаб, — она двигалась грациозно, но неровно, временами застывая неподвижно, словно бы выжидая, а затем внезапно делая неуловимо стремительные броски, — Жабы загадочны и устрашающи, по сути своей жабы — не то, чем они кажутся.

Миг, мелькание красного — и вот она стоит рядом с Селеной, задумчиво поглаживая Куотто по спинке. Анджела удивленно раскрыла глаза — ей показалось, что при ходьбе шлейф незнакомки как-то странно трепещет, словно бы за ней под платьем бежит кто-то очень маленький. Куотто приподнял голову, прижмурив от удовольствия глаза, и мелодично мурлыкнул. Селена возмущенно отстранилась от незнакомки, болезненно вздрогнув — до сих пор Куотто позволял это только ей!

— Как утверждает Гесснер, — продолжала та, непостижимым образом оказавшись между креслами Селены и Меандра, до того казавшимися плотно сдвинутыми, — животное это, совершенно холодное и влажное, есть воплощение всего отравленного, ужасного и вредного, — теперь она говорила, обращаясь только к Меандру, повернувшись спиной к Селене. Ее пальчики мелодично постукивали по крышке стола в такт речи. Другой рукой она изящно облокотилась о спинку кресла Селены, как бы невзначай прижав ее волосы. Селена зашипела от боли, освобождаясь, и гневно уставилась на незнакомку. Та бросила на нее короткий, невидящий взгляд, затем, снова переведя взор на Меандра, продолжила, — Если животное это раздразнить, оно приходит в ярость и брызжет на своего врага ядовитой слизью, которая просачивается с ее кожи; даже дыхание ее ядовито, взгляд смертоносен: от них человек бледнеет, сохнет и делается безобразным.

Меандр с трудом поднял взгляд от маленьких, крепких грудей незнакомки, соблазнительно приподнятых корсетом, к ее лицу. Она пристально смотрела на него из-под полуопущенных век, ее точеные ноздри подрагивали.

В глазах Селены стояли слезы.

'Надо что-то сказать, — подумала Анджела, — надо как-то...'

Но думалось отстраненно — перестук пальчиков расслаблял и ввергал в странную полудрему, а грудной с хрипотцой голос увлекал все дальше и дальше — к какой-то темной и сладкой тайне, самой главной и могущественной тайне, которая открывалась постепенно с каждым словом, которая вот-вот...

— Словно в доказательство таких ужасных свойств жабы, — голос сделался напевным, речь лилась плавно и неторопливо, — этот натуралист рассказывает следующую историю. Один монах принес себе в келью охапку травы и, на устроенном таким образом ложе, после трапезы лег спать, — в этот момент Меандр со сладким содроганием ощутил на своем бедре ее руку, — Во время его безмятежного сна вдруг выползла захваченная им жаба, вскочила спящему монаху на лицо и крепко вцепилась передними и задними ногами ему в губы.

Ее рука двигалась томительно-медленно вверх по внутренней поверхности его бедра...

Ее рука?

На мгновение опустив глаза, он понял, что она стоит все в той же позе — одной рукой постукивая по столу, другой облокотившись о спинку кресла.

'Но как же это...' — лениво промелькнуло у него в голове, но додумывать не хотелось: по ногам разливалось приятное тепло, чресла горели.

— На отчаянные крики монаха сбежалась вся братия, — ее речь лилась все так же ровно и спокойно, она была по-прежнему совершенна и безмятежна, словно статуэтка великого ваятеля, воплотившая Вечную Красоту, что переживет и ныне живущих, и тех, что будут после них, возвышаясь над страстями, коим суждено вечно кипеть вокруг нее и бессильно разбиваться о ее пьедестал, не замочив даже кончика ее платья, — но при виде такого ужасного зрелища долгое время никто из них не знал, что предпринять: попытаться оторвать жабу значило идти на верную смерть, но еще хуже было оставить товарища в таком положении.

'Ой! — подумала Анджела, глядя, как колышется ярко-красная юбка под турнюром, — У нее ХВОСТ сзади!'

Меандр чувствовал этот хвост. О, как он его чувствовал!

Чувствовал он и свой хвост... то есть фаллос — горячий и вздыбленный, распирающий изнутри штаны.

'Дыши ровно, — словно заклинание непрестанно твердил он сам себе, — держи лицо'

Костяшки его пальцев, вцепившихся в край стола, побелели.

— Наконец, одному из присутствующих пришла в голову блестящая мысль: несчастного монаха, ставшего жертвой ядовитой гадины, перенесли к окну, где паук раскинул свою паутину, и положили его головой как раз под то место, где сидел паук, — все так же ровно журчал ее глубокий голос, заполняя своей вибрацией все тело, отдаваясь мучительным сердечным трепетом и сладким стуком крови в паху, — Едва только паук завидел жабу — своего смертельного врага, как тотчас же спустился по тонкой паутине, укусил жабу и снова укрылся в своей неприступной сети.

Анджела огляделась.

Ипполита свернулась клубочком в кресле, поджав под себя ноги и подложив сложенные руки под голову. Ее лицо во сне было очень счастливым.

Юленька, по-видимому, до последнего пыталась бороться со сном, подпирая голову руками. Так она и уснула, уронив голову на руки, с удивленно приподнятыми бровями и виновато опущенными уголками губ.

Селена не спала, но была охвачена все той же парализующей полудремой. Анджела встретилась с ней глазами и ее сердце болезненно сжалось — на миг она ощутила все то горестное недоумение жестокой и незаслуженной обиды, все те боль и унижение, что сейчас переполняли подругу и светились в ее простодушном взгляде.

'Да что же это? — подумала она, — Почему?' — и, в поисках разгадки перевела взгляд на Меандра и незнакомку.

Эти двое неотрывно смотрели друг на друга. Казалось, весь мир, включая и девочек, для них потерял свое значение, стал просто задником декорации к чему-то главному и таинственному, что сейчас — вот прямо сейчас — происходило между ними.

Анджела почувствовала, как по ее щекам текут слезы: ведь она — осталась снаружи, она — исключена и не допущена, она не в силах постичь это таинственное и запретное и, конечно же, самое-самое важное. Она горько плакала, всем своим существом остро и болезненно ощущая: каждое слово незнакомки исполнено какого-то значения, каждая фраза содержит какой-то важный секрет, понятный только этим двоим.

'Запоминай, — сказала себе Анджела, — Про жабу — это очень важно'.

И вновь вслушалась в ровное журчание уже ставшего ненавистным голоса.

— Тело жабы под влиянием яда паука сейчас же раздулось, но для умерщвления понадобилось еще два раза подвергнуть ее укусам паука, после чего, наконец, она, мертвая, отвалилась от своей жертвы. Таково было благодеяние, оказанное пауком своему хозяину, — тут она ненадолго замолчала, а затем спросила, обращаясь к Меандру, — Мне продолжать?

— Да, — казалось, слова давались ему с трудом, — да, пожалуйста, не останавливайся... Про жабу — это очень важно.

— Что ж, тогда следует также упомянуть о том, что, по свидетельству того же Гесснера, иногда случается, что неосторожные люди проглатывают с водой или другим питьем яйца жаб...

— Что здесь происходит? — резкий и властный голос окатил всех, как ушат холодной воды. От дремы не осталось и следа.

Меандр ощутил быстрый укол в пах — и в следующий миг ее уже не было рядом. Он стиснул зубы, не в силах сдержать болезненный стон — мышцы промежности свело судорогой.

А незнакомка уже стояла перед балини Библиотекарь, склоняясь в самом, что ни на есть идеальном плие-полупоклоне, том самом, коего безуспешно пыталась добиться от своих учениц балини Заклинатель на уроках грации. Анджела завистливо вздохнула.

123 ... 111213

↓ Содержание ↓