Квинт Лициний 3

Спустившись на три ступени вниз, я смог уже более спокойно рассмотреть свою оппонентку. Фолк стояла словно сеттер в стойке: вроде и неподвижно, но при этом вся будто утробно вибрируя от переполняющей ее охотничьей страсти. Пристальный взгляд ее был прикован к лестнице, что вела наверх, к аудиториям. Казалось, оперативница даже не моргала. Правая рука женщины покоилась в кармане пальто.

"Готова к оперативной съемке, — предположил я, — объектив, наверное, в пуговице. Но твою же мать! Откуда? Как?! И, главное, стояла ли она здесь, когда я спускался по лестнице?"

Я зажмурился, припоминая события трехминутной давности.

"Нет, не было... — решил в итоге. — В туалет, что ли, отходила? Или пришла строго за час до окончания тура? Тогда меня спасла скорость решения задач..."

На цыпочках, чуть дыша, словно это как-то могло теперь мне помочь, я ускользнул в подвал и забился поглубже в гардероб, укрывшись за вешалками с пальто.

"Буду ждать основной массы и выходить с ними", — решил, глядя на часы.

Я с силой сжал ладонями виски, словно пытаясь удержать грохочущие в голове мысли:

"Как?! Ну вот как они все время выходят на меня?! КГБ с иероглифами, подкат "губастого" к Гагарину, проныра Фолк... Это не может быть случайностью — я где-то прокалываюсь. Но, мать его, где?!"

Я тупо уставился в кирпичную кладку над головой.

"Не по-ни-ма-ю... — помотал я головой, пытаясь прийти в себя. — Ничегошеньки не понимаю. Ну ладно... Предположим, с иероглифами — КГБ получил утечку из Лэнгли. Может такое быть. Есть там наши сейчас... Предположим, иначе вообще не сходится. "Губастый" и Гагарин — интерес к ракетам. Слабое предположение, и все же допустим. Но Фолк на городской олимпиаде по математике! Откель?! Я что, уже давно "под колпаком" у Комитета, и мои характеристики утекли в ЦРУ? Но тогда ко мне цэрэушников на пушечный выстрел не подпустили бы. Как тогда?! Как. Она. Смогла. Здесь. Оказаться?!"

Я обессиленно откинулся к прохладной стене. Хотелось постучаться о нее лбом — эта логическая задача была мне не по зубам. Я не мог понять, как, исходя из имеющихся у спецслужб данных, можно столь близко ко мне подобраться. Это и бесило, и пугало.

"А КГБ... Сколько ни проверялся — наблюдения не заметил. Конечно, это ни о чем не говорит... Если работают профессионалы высокого уровня, а по мне будут работать только такие, то я ничего не замечу при всем своем старании. В таком случае у них будет директива: "Можно упустить, лишь бы не дать себя заметить". Да, может быть, весь мой район уже утыкан камерами наблюдения..."

Я протяжно выдохнул и помотал головой.

"Нет, так можно с ума сойти. Я должен точно установить, "под колпаком" я или нет. И есть только один надежный способ это проверить: выезд за границу. Если выпустят — то еще хожу на свободе, если же вдруг невыездной, и все равно под каким соусом, — то уже на поводке. Значит, мне обязательно надо на олимпиаду в Лондон, еще сильнее, чем раньше. Теперь — просто ультимативно надо. Это будет момент истины".

После этого решения мне чуть-чуть полегчало, точь-в-точь как десятком минут раньше на последней задаче. Я потрясенно покачал головой — как же все непросто с этой моей миссией. Моя ли в том вина, вот в чем вопрос...

Понедельник 13 марта 1978 года, ранее утро

Ленинград, Измайловский проспект

Бывает так, что приснится гениальная мысль, а очнешься — и не поймать ее, — развеивается, расходится в прозрачном утреннем свете, и вот уж ее нет. А если ненароком все же изловчишься, схватишь покрепче да рассмотришь, то становится горько и противно: изреченный сон оказывается бредом, нелепым и постыдным.

Но сегодня было иначе — меня словно толкнуло во сне, и я проснулся, холодея от ужасной догадки: "Ох! Мог бы и наяву сообразить, ведь это так очевидно: Мэри здесь по мою душу! В тот раз не было, а в этот раз ЦРУ направило. И значит, Чернобурка — тоже. Не прямо, конечно, но косвенно. — Я тяжело заворочался, лягая ватное одеяло. — Все сходится: единая группа в Большом доме, и на иероглифы, и на контроль русистов. Объединяет эти темы одно: я".

"Как же я это сразу не сообразил, как?! — Я всерьез огорчился своей недогадливости. — Это же все, совсем все меняет... Дурак... Зачем я к Чернобурке сам в пасть полез?! Эх... И что же такое ЦРУ обо мне знает, что прицельно ищет в английских школах и на математической олимпиаде? Это же очень, очень горячо. — И тут холодный озноб пробил меня еще раз, уже не во сне, а наяву: — Гагарин!"

"Раз КГБ сидит на плечах у русистов из-за меня, то уж за оперативниками ЦРУ наружка должна ходить колоннами. И совершенно не принципиально, по какой именно причине этот "губастый" Рогофф интересовался мной, — да хоть даже желал джинсы заказать на пошив: если он из ЦРУ, то обязательно притащит за собой и "хвост". И достаточно даже случайного пересечения интереса Рогоффа и Фолк, чтобы в Комитете весьма предметно заинтересовались таким совпадением! — Я закинул руки за голову и призадумался, решая: — Значит, Гагарин... И попадающий под его описание Джордж Рогофф..."

"Нет, Рогоффа никак не потяну, — трезво взвесил я свои возможности, — если только валить из пистолета в спину. Но что это изменит? Только привлечет лишнее внимание. Значит, надо убирать Гагарина — это единственная ниточка, ведущая именно ко мне. Решено. Осталось придумать как".

И я поморщился, представив худший вариант зачистки Вани.

"Ой-ё... А с квартирой для Мелкой я как сдурил..." — В этот момент я ощутил себя кошкой, которой вдруг остро захотелось перепрятать котят.

Я торопливо выбрался из теплой кровати. То ли от страха, то ли от свежего воздуха по телу россыпью разбежались мурашки. Я закрыл форточку и окинул взглядом сонный еще двор. Похоже, за ночь на улице серьезно похолодало, а день сегодня будет солнечным.

— Так... — произнес я вполголоса и принялся за поиски носков. — Гагарин. Эх, Ваня, Ваня... Попробую все же дать тебе шанс.

Вторник 14 марта 1978 года, ранний вечер

Ленинград, Садовая улица

Ранним вечером в гулких коридорах Финэка повисала тишина. Лишь изредка из-за далекого поворота долетал дробный перестук каблучков какой-то засидевшейся в библиотеке энтузиастки или шлепанье тапок подслеповатой технички. Множество пронизывающих старое здание лестниц и переходов, пропускная система на входе и непосредственная близость к Галёре — идеальное место для конфиденциальных встреч в ту пару часов, когда кафедры еще открыты, а студенты и большинство преподавателей уже разбежались.

Как хорошо, что я практически сразу это сообразил! Гагарин, вылетев отсюда на четвертом курсе, сохранил не только свой собственный студенческий билет, но и налаженные связи с секретаршами ректората. Благодаря этому (и небольшому флакончику духов в придачу) у меня уже в прошлом апреле появилась чин-чинарем оформленная книжица, дающая свободный допуск в это здание.

— Раз, — негромко скомандовал я, — два, три. Сезам, откройся!

Раздался легкий щелчок. Я потянул дверь на себя и убрал отмычки.

— Прошу, — взмахнул рукой, пропуская Гагарина в пустой класс.

— Эх, — в который раз завистливо вздохнул он, — клево тебя отец натаскивает.

Я затворил тяжелую дверь и достал из внутреннего кармана куртки переснятый карандашный портрет:

— Смотри, он?

— Он, — сразу уверенно признал Ваня, а потом замялся. — Только он тут вроде чуть старше выглядит...

— Да? — Я с неприязнью посмотрел на фотопортрет Рогоффа, потом выдохнул: — Плохо, Вань. Все плохо. Совсем.

— С чего это вдруг? — Гагарин с тревогой покосился сначала на дверь, потом на окно.

"А бегать от опасности ему не привыкать, — сделал я вывод, — и это хорошо".

Я оседлал стул и побарабанил пальцами по спинке. Уверенное опознание Рогоффа выбило меня из седла — оказывается, внутри я долго надеялся на лучшее. Пожалуй, даже слишком долго...

— Ты чего скис-то? — Ваня озабоченно заглядывал мне в глаза.

— Плохой расклад, — пояснил я, — в первую очередь — для тебя. Эх, закурить бы... Да бросил.

И я тяжело задумался.

— Ну, — подергал он меня за рукав, — что случилось-то?

Ну что ж, вот и пригодилась на всякий случай легенда, измышленная мною, пока я рисовал Джорджа:

— Подстава то была, Ваня. И не простая, а хитро выкрученная. И ничего с ней еще не закончилось, все для тебя только начинается. Ну, и для меня, дурака, заодно. Просто исход для нас будет разным... Тебе — тюрьма, мне — волчий билет и армия после школы. Но это даже справедливо, — добавил я задумчиво, — пропорционально содеянному, так сказать...

— Да что я сделал-то?! — тоненько взвизгнул Ваня.

— Болтал, — сурово отрезал я.

— Нет такой статьи! — с жаром воскликнул он.

— Эх, Ваня, Ваня, — покачал я укоризненно головой, — ты же взрослый мальчик уже, должен знать: был бы человек, а статья найдется.

Он заелозил на стуле, на лбу его проступила мелкая испарина.

— Это ты у нас птичка-невеличка, — начал я загонять Ваню в нужный мне угол, — и порхаешь в одиночку, а серьезные люди работают командами. А в Комитете у нас серьезные люди, поверь. Так вот, эти команды конкурируют, и порой очень остро. Моего батю последние месяцы выбивают из его сборной. Уже один раз подставили, и вот он здесь, а не в Москве. Теперь хотят окончательно добить, и ты, из-за своего длинного языка, оказался для этого подходящим инструментом. Понимаешь, — резко наклонился я вперед, — они хотят взять тебя за зад и получить компромат на меня. Рассчитывают, что батя кинется меня защищать и капитально тем подставится. Все! Им — ордена, тебе — длинный срок, мне — армия после школы, батю в отставку...

От Вани пошли едкие флюиды страха.

— За что срок-то? За что ордена? — сбивчиво забормотал он, пуча глаза.

— А это действительно интересно, — согласился я. — Представляешь, ты был прав: тот губастый — действительно западник. Хочешь смейся, хочешь плачь, но ты говорил с самым настоящим агентом ЦРУ. Его на тебя целенаправленно вывела та самая конкурирующая команда: дали услышать пущенный тобой слух про ракеты и "Петрозаводский феномен". Представляешь, что было бы, если бы ты тогда взял от него деньги?

Гагарин потерянно молчал — похоже, живо представив созданную мною реальность.

Мне пришлось задрать бровь. Он торопливо облизнул губы и покорно задал нужный вопрос:

— Что?

— А все! — охотно развел я руками. — Все! Деньги от агента ЦРУ за рассказ об испытаниях советских ракет! Десяточка минимум, а так-то пятнашка. Это тебе не комфортная во всех отношениях двуха за спекуляцию, все было бы по-серьезному.

Ваня изошел таким острым запахом пота, что мне пришлось отодвинуться назад.

— Но я же не принял денег! — Голос его к концу фразы сломался на писк.

— Верно, — согласился я, — ты тут молодец, а я был тогда не прав... Но задача-то у конкурентов осталась, ее не сняли. Возьмут тебя скоро, соколик. — И я посмотрел на него с сожалением. — Так или иначе возьмут. Если не на агенте ЦРУ, то на мелочевке — ты же каждый день подставляешься, в том твоя работа. И расколют тебя до самой задницы очень быстро, когда покажут статью и пятерик на зоне за ней. Покажут и пообещают скостить до двухи за хорошее поведение... Самое смешное, Вань, знаешь в чем?

— В чем? — обреченно переспросил он.

— А ты полученной двухе радоваться будешь как ребенок, — улыбнулся я ему. — И потом, когда тебе треть срока заменят за хорошее поведение на "химию", еще раз порадуешься. Правда, здорово, когда впереди так много поводов для радости? Заодно и перевоспитаешься. На Галеру тебе все одно потом не дадут вернуться... Рабочую профессию получишь...

— А если не подставляться? — Он смотрел на меня с нелепой надеждой. — Уеду в отпуск... На месяц-два или даже до конца лета...

Я с сожалением причмокнул и продолжил запугивание:

— Не, не поможет. Это целая наука, как человека на ровном месте законно посадить. Ты есть-пить не будешь, дома закроешься, и все равно на срок наберешь. Ты, Вань, уже на прицеле, все. Не получилось с цэрэушником — заточат другой крючок. Нужный результат эти ребята получат по-любому.

— А если я чего-нибудь подпишу? — В глазах его загорелась надежда. — Я слышал, что тех, кто подписал, не трогают.

— Идея, конечно, неплоха, — согласился я, мысленно содрогнувшись. — Но несвоевременна. Это для обычной ситуации работает, когда можно по мелочи не прикапываться. А тут не поможет. Нужно, чтобы мне реальный срок светил, только тогда батя зашевелится. А раз мне реальный срок, то и тебе от него никуда не скрыться.

— Что делать-то? Что делать? — бормотал Гагарин, раскачиваясь из стороны в сторону.

— Что делать... — передразнил я его беззлобно. — Бежать, Ваня, бежать.

— Куда? — простонал он.

— Исчезнуть тебе надо из Ленинграда хотя бы на год, — начал я показывать ему выход из нарисованной ловушки. — Пропасть из поля зрения конкурирующей команды. На всесоюзный розыск не подадут — слишком рискованно для них накручивать тебе что-то сверх мелочевки. Уйдешь на дно — тебя поищут с годик и махнут рукой. Да и актуальность ситуации за это время исчерпается. Вернешься, и не вспомнит о тебе никто — будешь уже неинтересен. Выбор у тебя, Ванюша, сейчас между двухой на зоне и жизнью на воле вдали от Ленинграда. И все — из-за твоего длиннющего языка. — Я помолчал немного, давая ему осознать, потом уточнил заботливым голосом: — Что выбираешь-то?

— Жить-то я на что буду этот год? — горестно воскликнул Гагарин.

— Вариант пойти работать не рассматривается?

Он молча вцепился в волосы.

— Двуха на зоне, Ваня, — напомнил я, внимательно за ним наблюдая. — А может, и треху отгрузят. Ты же совсем торговаться не умеешь, а у них план по посадкам есть... Ну, сам понимаешь, не маленький...

— Ыы-ы-ы... — отозвался он.

Я озабоченно покачал головой.

— У тебя денег-то сколько на кармане? В целом если?

— Пара тысяч наберется, — тускло ответил он, — плюс товар дома.

— О товаре сразу забудь, — строго сказал я. — Не, серьезно. Даже и не думай. На два года забудь — нет его.

— Я же не поднимусь потом...

— А после зоны поднимешься?

— Ыы-ы-ы... — опять замычал он.

Я задумчиво почесал бровь.

— Ладно, Ваня... Парень ты хороший, меня по-крупному не обманывал... Я так бате и сказал. В общем, поможем мы тебе.

Гагарин с надеждой вперился в меня взглядом.

— Эх... — Я обреченно вздохнул и повесил голову. — Мне батя на семнадцать лет "жигуль" обещал... Теперь он согласен дать тебе часть этих денег в долг, под пять процентов... Накинем тебе две тысячи к твоим запасам.

— Я вернусь и отдам! Да за первый же год! — Ваня начал оживать.

— Но! — поднял я наставительно палец. — Будет ряд условий, для твоей же пользы. А то засыплешься по-глупому, и пропадут наши инвестиции... Первое: деньги я тебе передам завтра вечером, и ты сразу же, даже не возвращаясь домой, уезжаешь. Добираешься до автовокзала на Обводном, садишься в автобус до Пскова — и почухал на ночь глядя. Второе: в Москву, Кронштадт и Севастополь не заезжаешь, на самолетах не летаешь. Чтобы никаких предъявлений паспорта нигде, понятно это? Никаких! Найдут.