Квинт Лициний 3

— Да и пятнашка не самое страшное... — зашипел я ему в ухо рассерженной гадюкой, — таких, как ты, на зоне не любят. Девочкой будешь для всего отряда, все пятнадцать лет. Это тебе повезет, если сразу порежут...

Я отклонился и попытался посмотреть ему в глаза. Он их тут же закатил. Я ткнул вилкой в подбородок и потянул, задирая ему голову, а затем захрипел, бешено брызгая слюной:

— В глаза, смотри, падаль, в глаза! Убью!!!

"Похоже, клиент созрел для конструктивного разговора", — оценил я его состояние.

— Назови! Хоть одну причину! Почему! Я! Не должен! Намотать! Твои кишки! На люстру?!

— Не было ничего! — заскулило из-под меня.

Я опустил большие пальцы на глазные яблоки и надавил. Так, теперь чуть посильнее... Отпустить.

Подвывая, он торопливо рассказывал то, о чем я уже и так знал или догадывался.

Да, или в койку, или детский дом. Нет, не бил, пальцем не тронул. Да честно! Ну, почти, почти... Так для ее же пользы! Кормил, одевал. Да ты пойми, парень, она же взрослая уже девица... Нет! Нет, только не глаза! А-а-а...

Я с трудом оторвался от извивающегося подо мной тела. Сделал пару глубоких вдохов. Обтер окровавленную вилку о его майку.

— Значит, так, — прокашлялся, восстанавливая севший голос, и начал подводить итоги. — Убивать я тебя сейчас не буду. Пока, с-сука, не буду! — с размаху, выбив глухой стон, врезал костяшками кулака по грудине. — Побудешь отчимом до совершеннолетия. Запомни крепко: побудешь формально! — Еще один размашистый удар для закрепления сказанного. — Тому забираю. Вздумаешь жаловаться — не забудь, сто семнадцатая, от пяти до пятнадцати. И помни... Всегда, гнида, помни самое важное — ты жив, пока я о тебе не помню. И не дай бог... — Я многозначительно помахал вилкой перед его глазами, а потом не сдержался и опять надколол под скулой, — не дай бог ты как-то проявишься у меня или у Томы на горизонте... Да хоть даже случайно на улице тебя увидим... Ты все понял?! Или тебе для большей понятливости вилку в задницу вогнать?!

— Ы-ы-ыы... — он затряс головой, ошалело лупая глазами.

— Согласный, значитца?

Он торопливо закивал.

Я поднялся. Ну и вонища...

— Лежать, — лениво пнул для профилактики по ребрам и пошел в комнату собирать вещи Мелкой.

Портфель и сменка. Учебники и тетрадки. Фотоальбом...

Открыл и просмотрел последние страницы. Томка с мамой. Красивая женщина была, тонкого такого восточного типажа. Что ж она за такую гнусь пошла?! Ага, вот и свидетельство о рождении. Скромная стопка одежды.

Все?

Все!

Проходя, не удержался и пнул поскуливающее тело еще раз. Потом осведомился:

— Вопросы? Замечания? Предложения? Нет? Ну и славно. — Перехватил чемодан в другую руку и, наклонившись, прошипел: — Следующая наша встреча будет для тебя последней! Мразь! Прямо сейчас кишки тебе размотал бы, да, к сожалению, пока живой нужен!

Хлопнула за моей спиной дверь парадной, и я омыл лицо в свежем воздухе. Пошел отходняк, мелко задрожали руки. Я добрел до скверика и буквально рухнул на скамейку.

"Мокрая? Да пофиг... Ух! Это я по краю прошел... Как не вогнал вилку в глаз? Как удержался? Чудо, натуральное ведь чудо... — Я перевел дыхание, откинулся на спинку. — Ладно, надеюсь, я этого мерзавца качественно запугал. Теперь пора подумать о будущем".

Я запрокинул голову и, наблюдая за близким небом, медленно приходил в себя.

Будущее... В мечтах оно было легким и красивым, словно перышки облаков, по которым прошелся своей кистью умиротворяющий рассвет. Опыт подсказывал, что так бывает только в сказках. Душа не хотела с этим мириться.

"В конце концов, — подбросил я себе аргумент, — уж здесь-то, между нами, все зависит только от нас самих".

С тем я и пошел в сторону дома.

На углу остановился, осененный внезапной мыслью. Вернулся к телефонной будке, втиснулся в нее с чемоданом, нарыл в кармане две копейки и набрал знакомый номер:

— Привет, Гагарин... Это хорошо, что ты никуда из дома не ушел... Да, погода мерзкая, согласен. Слушай, еще один срочный заказ появился. Маклер есть знакомый?.. Хорошо, смотри, что надо: двушка на съем, приличная, с обстановкой, в квадрате между Московским, Лермонтовским, Обводным и Фонтанкой. Представил? Если не найдешь там, ищи вдоль по ветке "Техноложка" — "Пушкинская" — "Владимирская". Квартира нужна срочно. Ну вот совсем-совсем срочно, буквально завтра! Снимаешь на себя, говори, что студент, жить будешь с младшей сестрой... Нет, ты там жить не будешь... Сестру я тебе потом представлю... Слушай, мне сейчас не до смеха. Тебе с меня полтинник за съем, четвертак сверху каждый месяц за встречу с хозяевами квартиры. Деньги там отдать или какие вопросы порешать. Берешься? Ага, ну вот и славно. Только квартиру сам внимательно посмотри, как для себя, чистую, без клопов и тараканов... Хорошо, я тебе вечером перезвоню. Вот прямо сейчас займись, отложи все... Выручай, Ваня. Да! Слушай, доложи мне еще одну "Рижскую сирень", хорошо? Хотя стоп!

Я на секунду задумался. Действительно, это может создать неловкую ситуацию: два одинаковых запаха у девушек в моем окружении... Ни сил, ни времени подбирать Мелкой парфюм на Восьмое Марта у меня не было, поэтому я продолжил:

— Возьми сам какой-нибудь маленький флакончик приличных духов для девушки, хорошо?.. Ага, спасибо. Давай, пока.

Я опустил трубку на рычаг и вдруг похолодел, вспомнив о своих подозрениях.

"Черт! Начисто все из головы вымело с этим подонком... А вдруг тот "губастый" все же из ЦРУ?! — И я постоял, тупо глядя на наборный диск, потом вздохнул: — Поздно, уже позвонил... Тогда Мелкую Гагарину ни в коем случае нельзя показывать, обойдется. Просто на всякий случай... Хотя, конечно, это я перестраховываюсь — ну никак ЦРУ не могло бы выйти на меня через Гагарина. Бдительность у разведчика должна быть, но паранойя для него губительна. Не паникуй зазря, Дюха".

Эту мысль я любовно баюкал, возвращаясь домой.

Когда шагнул в квартиру, Мелкая переминалась в прихожей.

"Не отходила от двери, что ли?" — мелькнуло в голове.

Она открыла рот, порываясь что-то спросить, потом увидела в моей руке знакомый чемодан и промолчала.

— Все в порядке, — хрипловато сказал я, опуская ношу на пол. Прокашлялся и добавил, стараясь сразу успокоить: — Все в полном порядке. Мы с ним договорились.

— У тебя кровь... — Она испуганно схватила меня за рукав.

— Где? — оглядел я себя с недоумением.

— На лице... Где у вас вата? Я сбегаю, принесу. — В голосе ее слышалось нешуточное волнение.

— Не надо, — отмахнулся я, — сейчас умоюсь, и не будет крови. Это... Хм... Это не моя.

Стереть пару багровых брызг, окропивших мою левую скулу, было несложно, но я продолжал всей кожей ощущать пакостную атмосферу той квартиры, с ее темными, пропитанными болью углами и застоялым запахом многократно пережаренного жира. Поэтому долго плескался в раковине, старательно промывая в ледяной воде лицо и глаза, полоща рот. Гадливость уменьшилась, но не ушла совсем, а лишь притаилась где-то за углом. Опять захотелось махнуть внутрь чего-нибудь крепкого, грамм так пятьдесят. Я даже мысленно представил себе папин бар и стоящую в нем початую бутылку с пятью звездочками на коричневато-желтой этикетке. Потом, словно наказывая себя за крамольные мысли, долго, до красноты, тер лицо мохнатым полотенцем, окончательно приходя в себя.

"Согласится? Нет?" — Я взволнованно провел пятерней по шевелюре и решительно потянул на себя дверь.

Мелкая маялась под дверью, и я чудом не влетел в нее, торопливо выскакивая из ванной. В моей байковой клетчатой рубашке не по размеру, с распущенными и до сих пор не просохшими до конца волосами, она ощущалась в полутьме квартиры старше, чем я привык ее воспринимать, и это сбивало с толку.

— Так, — ляпнул я первое пришедшее в голову, — ты вообще как?

Ответом было лишь короткое движение плеч, но маленькие ноздри выдали ее, начав обиженно трепетать. Я мысленно обругал себя за нечуткость: "Ну вот зачем, дурак, напомнил?!" — и торопливо сменил тему:

— Отогрелась? Пошли, расскажу, как мы дальше жить будем.

Это помогло: хотя глаза ее уже успели влажно блеснуть, девушка сразу устремилась за мной.

— Значит, это... — Я нарезал кружок по комнате, собираясь с мыслями, и посмотрел на Мелкую, примостившуюся на краешке тахты.

Она сидела, напряженно вытянувшись. На скулах проступили темные неровные пятна, в глазах появился лихорадочный блеск. Пальцы вцепились в матрац.

— Вот, — решился я наконец, — об отчиме забудь. Его в твоей жизни больше не будет. Нет, нет, жив он, — успокоил я взметнувшуюся в ее глазах опаску, — и даже местами здоров... В общем... — Я запинался и все никак не мог подобрать подходящих слов. — В общем, я тебя у него забрал, вот. Он... м-м-м... согласился с этим. Считай, что теперь я за него.

— Так... Так разве бывает? — тихо-тихо спросила она.

Напряжение начало уходить из ее приподнятых плеч.

Я опустился у ее ног. Теперь наши глаза были рядом — я сейчас не мог и не хотел ни врать ей, ни увиливать.

— Иногда. Как в нашем случае.

— И... И где я буду жить? Твои родители разве разрешат? — В ее голосе послышалось робкое ожидание чуда.

— Нет, — покачал я головой, — к сожалению, нет. Они, у меня, конечно, молодцы, но не настолько, чтобы поселить тебя в одну со мной комнату.

Мелкая отчаянно покраснела.

— А... как тогда? — Бровки ее недоуменно вскинулись.

— У тебя есть другие родственники? — уточнил я на всякий случай.

В глаза напротив вернулся испуг. Потом Мелкая, словно через силу, кивнула:

— Бабушка в Ташкенте. Но мы не общались... После того, как мама...

— Не суть, — остановил я ее, — адрес знаешь?

Она на миг прикрыла веки, потом сказала ничего не выражающим ровным голосом:

— Адрес я помню, — и занавесилась челкой.

Я осторожно взял ее за покорную кисть.

— То-о-ом... — Имя царапнуло язык, и я на миг запнулся, а потом продолжил твердо, словно вколачивая каждое слово: — Я. Тебя. Забрал. А вот на время или нет — решать тебе.

Она торопливо вскинула взгляд. В легком сумраке комнаты глаза ее казались невероятно огромными и почти черными. В них что-то мерцало — такое, в чем можно было бы разобраться прямо здесь и сейчас, но вот этого-то мне и не хотелось, поэтому я бодро продолжил:

— Бабушка — это все равно твоя семья. Захочешь — поедешь к ней, не захочешь — не поедешь. Да и о лете надо думать...

— Тогда я ничего не понимаю, — призналась Мелкая, растерянно мигнув.

Это короткое движение век опять ее преобразило: теперь напротив меня сидел обескураженный ребенок.

Я встал, подошел к окну.

— Это потому что мимо тебя прошло одно важное обстоятельство, — начал объяснять расклад, — я это от всех скрываю, только родители в курсе. Кхм... Кузя подозревает, правда... Ты же знаешь, что я шью. Чего не знаешь — кое-что из сшитого потом продаю через комиссионки. Получается очень даже хорошо. Половину денег сдаю в семью, но и мне остается немало. Так что мы просто снимем тебе жилье недалеко от школы. Это будет наша квартира. — Я замолчал, давая ей время оценить решение.

— А... Но... А как же... — забормотала она потрясенно.

— Остальное тоже купим, — отмахнулся я, — еду, одежду. Нам повезло, что вот как раз это — не проблема.

— Я... — Вспыхнув надеждой, она вскочила с дивана и вся подалась мне навстречу. — Мне совсем немного надо! Я научусь и буду помогать тебе шить!

— Ох... — длинно выдохнул я и горько улыбнулся. — Горе ты мое тощее...

Вслушался в себя, взвешивая все в последний раз, — что бы ни случилось, обратной дороги у меня теперь не будет. Подошел и поднял ее, подхватив под коленки — она только тихо ойкнула, — а потом опустился в кресло.

— Давай определимся в самом главном. — И проговорил в ушко, выделяя каждое слово: — Я. Тебя. Усестряю.

Она застыла, не дыша.

Я тихо уточнил:

— Если ты, конечно, не против...

Мелкая извернулась и заглянула мне в глаза. С невероятным облегчением я увидел ответ.

— Да, — кивнул, — привет, сестренка.

Она беззвучно шевельнула губами, потом негромко всхлипнула и обхватила мою шею. Я сидел, прижавшись щекой к ее горячему лбу, поглаживал ей спинку, и моя многострадальная футболка опять мокла, но на лице моем гуляла широченная улыбка — из Мелкой лились слезы очищения. Потом губы мои чуть искривились: "Так вот он какой, подарок на годовщину". Я скосил глаза на тяжелую волну черных волос и тихонько хмыкнул.

— Что? — встревоженно вздрогнув, подняла она зареванные глаза.

— Да так, мысли всякие бродят, не волнуйся, — успокаивающе улыбнулся я и бережно прикоснулся губами к ее лбу. — Так... Теперь давай по порядку. Пока у нас поживешь. С родителями вечером решу, — я замолчал, прокручивая версии, — скажем, что отец у тебя в запой ушел, буянит. На несколько дней этого хватит, а там квартира съемная появится. К тебе подружки домой ходят, звонят?

— Нет. Отчима боятся... А телефона у нас нет.

— Хорошо, — протянул я по слогам. Запустил пятерню в ее волосы, глубоко, до самого затылка, и слегка потянул, пропуская пряди между пальцами. Повторил задумчиво: — Хорошо.

В приглушенно дневном свете ее волосы отливали неярким серебром. Перебирать их было приятно. Они только прикидывались жесткими, на ощупь же были упруги и легко, словно ластясь, скользили между пальцами.

Мелкая замерла, потом прерывисто выдохнула:

— Мне так мама иногда перед сном...

Я притиснул ее к себе посильнее и ткнулся губами куда-то в темя. Так мы на какое-то время и застыли. Мне было сразу и горько, и радостно, и легко — словно я только что взял какой-то очень важный рубеж.

Потом я осторожно потянул ее за подбородок и посмотрел в глаза:

— Тебе будет непросто.

Она с готовностью кивнула:

— Я знаю. Я готова.

— Это хорошо, — усмехнулся я. — Что у тебя по оценкам западает?

Она, видимо, ожидала чего-то другого, но ответила, не задумываясь:

— Тройка была по рисованию, на черчении подтянула до четырех. Ну, и четыре по физре.

— А остальное? — осторожно уточнил я.

— Отлично, — теперь улыбнулась и она, пусть только самым краешком губ, но лиха беда начало...

— Вот это да. — Я озабоченно поскреб свободной пятерней в затылке. — Выходит, ты умнее меня.

Она молча вернула голову мне на плечо.

— Это хорошо, — продолжил я, слегка покачиваясь взад-вперед, — потому как на школьную программу надо наложить, как минимум, плаванье и танцы. И рисование...

Она чуть дернулась.

— Да-да, — понял я, — рисование обязательно. Чтобы ничего у тебя не западало. Будем выращивать разносторонне развитого советского человека. Совершенного.

Мелкая едва слышно хмыкнула и потерлась виском о плечо:

— А чем я могу тебе помочь? Ты сказал, что я тебе нужна.

— О! Конечно, ты будешь мне помогать. Но! — Я отклонился и посмотрел в упор. — Ты мне просто нужна. Не для чего-то. Просто будь рядом.

Она помолчала, потом негромко сказала, вроде как даже и не мне: