#20 восьмая

— Кошечка... Сладкая... Кошечка...

Я попыталась высвободить руки. Почувствовав мои трепыхания, Андреев вцепился в меня с удвоенной силой. Стиснул зубы, опять замедлился и взял другой ритм.

— Так тебе нравится? — услышала я. — Или всё ещё нет? Или сделаем по-другому? Или перевернуть тебя и взять сзади? Или — положить боком? Или — прислонить к стене? Давай не стесняйся, сегодня твой праздник. — Он попытался добить словами то, что не мог сделать плотью. Поняв, что я близко, но не так, как он сам, Андреев чертыхнулся, рывком перевернул меня на живот и собрал в ту хрестоматийную позу, когда зад взлетает к потолку, а щека прижимается к простыням. Обвил руками мои ноги, дёрнул их в стороны и вдруг мягко лизнул меня. Я беспомощно закричала. Его язык тут же убрался, зато внутри оказались пальцы, и я услышала:

— Лен, ну пожалуйста, заканчивай сражаться с мной. А ещё лучше, подумай о чем-нибудь прекрасном, пока я... ах да. Ещё одна просьба: ты не могла бы убрать ото рта свои руки?

— За-зачем?

— Я хочу тебя слышать. Я хочу знать, что тебе нравится. — Провокационные движения внутри меня никак не сочетались с его ровным, спокойным голосом.

— В соседних номерах люди, — уже теряя голову, постанывая, попыталась вразумить его я.

— Ага. Завтра они либо съедут, либо пришлют нам цветы.

И я не выдержала — фыркнула.

— Вот и отлично, — подвёл он черту. — А теперь хватит дискуссий. Я тебе, блин, не вечный.

Но он был вечным.

Дождался, когда я закричу. Довёл до того момента, пока я не выгну спину, приглашая его в себя, и только тогда взял меня. Дальнейшее заставило меня вгрызаться в подушку, царапать её и умолять о пощаде. За два рывка до финиша он обвил мое горло ладонью, запрокинул мне голову и переплёл со мной взгляд.

— Schatze, kommen, — тихо позвал он. — Для меня.

И я кончила, как он просил — для него, под ним. Вместе с ним.

Обессилев, я лежала на животе, положив подбородок на руки и рассматривала его. Он, опираясь на локоть, чертил пальцем восьмерки по моей спине. Молчание явно затягивалось, но оно не напрягало меня. Зато, видимо, напрягло Андреева.

— Лен, скажи хоть что-нибудь, — тихо попросил он.

'Почему ты меня выбрал? Ты в меня влюбился? Что будет дальше? Как мне теперь в глаза Максу смотреть? Я предала его? Но почему тогда меня не столько совесть мучает, сколько страх, что я для тебя никто — и что утром ты уйдёшь и даже имени моего не вспомнишь?'

Я так ничего и не сказала ему: я просто отвернулась. Андреев вздохнул и убрал свою руку с моей спины.

— Ладно, пошли в душ, — отрешенно-спокойно предложил он. — А потом нам действительно надо поговорить.

— Нет, — пробормотала я. — Вы идите первым. Я потом, одна и сама.

— Опять на 'вы'? Забавно... — Кровать скрипнула, Алексей, видимо, сел. — А, вообще, интересно, когда произойдет то, из-за чего я целый день на взводе? — задумчиво пробормотал он.

— И... и что же вы от меня ждёте?

— Когда ты назовёшь меня по имени. Хотя бы раз — один-единственный раз, Лена. Я о многом прошу?

Потрясённая, я приподнялась на локте. И вдруг ясно представила, каким Андреев был в детстве. Высокий, темноволосый и худощавый мальчик с неулыбчивыми глазами и привычкой сжимать рот и кулаки, чтобы не закричать и не сдаться. Он привык воевать, сражаясь со всем миром. И весь его опыт с женщинами, который так не нравился мне, вдруг предстал в абсолютно ином свете. Да, он умел любить — он только не умел любить сердцем.

Заглянув в мои глаза, Андреев неопределенно хмыкнул. Наклонился, легко поцеловал меня в губы и одним толчком тренированного тела спрыгнул с постели. Быстро прошёл по ковру и скрылся в ванной, откуда раздался шум воды и напев 'maybe, maybe...' Я закрыла глаза и потянула на себя одеяло. Я была никто для него. И мне очень хотелось плакать'.

Глава 7. FAQ

У любви две стороны, не так ли? И одна из них точно предательство.

'Salem'

IV.

'Я вышел из душа, на ходу вытирая мокрые волосы полотенцем.

— Лен... — начал я и осёкся. Ларионова спокойно спала. Она тихо и мерно дышала, спрятавшись между подушками и одеялом. А из простыней наружу, на свет выглядывало гладкое, сливочное полушарие её правого бедра с той самой очаровательной ямочкой. Это была самая невинная и провокационная поза, какую я когда-либо видел.

Я присел рядом. Я долго смотрел на неё. Потом накрыл её одеялом, собрал разбросанные вещи и быстро оделся. Вытащил из пачки салфетку и гостиничной ручкой, обнаруженной в её номере, написал: 'Утром. В 12:00. На лавочке'. Прихватив красно-зелёную табличку 'убрать номер/не беспокоить', высунул нос в коридор. Убедившись, что рядом никого нет, вышел из номера. Привесил табличку красной стороной наружу и отправился в свой бизнес-сьют, в котором вперемешку валялись распечатки презентаций, газеты, журналы, мой синий свитер, джинсы и зарядки от iPhone и 'Blackberry'. Бросил пиджак на диван, окинул взглядом апартаменты, хмыкнул и позвонил консьержке.

— Разбудите меня в семь, — попросил я, — и, пожалуйста, уберите мой номер.

— Простите, а вы не хотите поужинать? — предложила та. — У нас сегодня чудесный стейк 'Рибай'. — Есть мне не хотелось. — Может быть, спиртное? У нас есть исключения для высоких гостей, — намекнула мне мисс 'Услужливость'.

Я провёл рукой по своему старому шраму на скуле:

— Спасибо, но точно нет.

— Что ж, тогда приятного вам вечера.

— И вам того же...

Опустив трубку на рычаг, подошёл к огромному окну, разглядывая застывший Эресунн и огни города, в котором я обрёл то, что искал. 'Или же — был одурачен?' Лена... Да, эта девочка отвечала мне. Но что-то в её реакции было не то — что-то совсем не правильное. Я понять не мог, в чём подвох? Что её пугало? Наличие Макса? Но дело было не в нём, она сама так сказала. Магда? Но Лена ни разу не упомянула о ней. Тогда что? Сплетни Светки? Аверина, конечно, могла кое-что рассказать обо мне (например, как я кинул её с просьбой о повышении, которое она постаралась вымутить с меня в обмен за наш третий раз). Но Аверина вряд ли сдала бы меня. Тогда что не так?

Я прислушался к своему внутреннему голосу. Интуиция говорила, что Ларионову останавливал какой-то глубинный, давно угнездившийся в ней страх. Я ощущал его, и поэтому сам чувствовал себя с ней, как на американских горках. То я практически растворялся в ней — то меня душной подушкой накрывал стыд какого-то растлителя малолетних. В принципе, будь мы с Ларионовой в нормальных отношениях, я бы сам спросил у неё. Но выяснять секреты у Лены было делом, мягко говоря, затруднительным. А с учётом того, что между нами теперь ещё и назревало дело, связанное с фальшивками в 'Ирбис', то я мог спросить только у себя: а что не так с этой девочкой?

Мысль о том, как бы мне докопаться до истины, медленно поворачивалась в моей голове, оттачивая грани решения. Я походил по комнате, покурил. Взглянул на часы. Вспомнил, что пообещал Кристенссену. Мысленно дав себе пинка под зад за свой длинный язык, с ощущением приговоренного к смертной казни взял в руки мобильный. Покрутил телефон в ладони и, вздохнув, набрал Магде.

Гудок, один, второй, третий. 'Магда, милая, хорошая, дорогая, я тебя очень прошу: только не бери трубку. Потому что потом я всегда смогу сказать, что я до тебя не дозвонился и лёг спать, а ты...' Не помогло.

— Алексей, здравствуй, — весело прощебетала Магда.

— Привет, как дела? — похоронным голосом спросил я.

— У меня всё хорошо. Я жду тебя. Папа сказал, ты приедешь?

'Н-да, обмен информацией в семье Кристенссен поставлен просто великолепно...'

— Прости, Магда, но не получится, — выдавил я.

— Почему? — Магда явно была растеряна. Или расстроена. Или разочарована. Впрочем, какая мне разница? Я столько лет напропалую ей лгал и ею же пользовался, что теперь было бы странно волноваться из-за её чувств — или вообще, начать их препарировать.

— Я не смогу приехать, Магда, извини. Я... я неважно себя чувствую. То ли перелёт меня доконал, то ли выступление, то ли поход в ресторан с твоим отцом — но я не могу. Честно.

Магда помедлила.

— Сколько лет я тебя знаю, ты никогда не болел, — заметила она холодно.

— Магда, послушай. Я правда хочу тебя видеть, — 'по новой' начал я, сжимая кулак и постукивая им по подоконнику. — Но я действительно слишком устал. Давай, я завтра приеду?

— Если ты...

— Ты не поверишь, Магда. Я в своём номере. Один. Можешь прямо сейчас перезвонить мне сюда, через ресепшен. Можешь вызвать секьюрити, чтобы они пришли и обнюхали весь мой номер. Можешь даже отцу позвонить. — Я уже готовился отшвырнуть трубку, когда Магда робко спросила:

— Если ты заболел, может быть, я к тебе приеду?

Но эта ласка уже не вызывала даже элементарной вежливости.

— Нет. Слишком длинная дорога. Я не хочу волноваться из-за тебя. Мы увидимся, как только я приду в себя. Я сам перезвоню тебе. Ладно?

— Хорошо... Только помни, что я люблю тебя.

— Да, я это помню.

— А ты... ты меня любишь, Алексей?

'Ну давай, соври ей. Или — скажи наконец правду. Если посмеешь, конечно...'

— Да, Магда. — Я ушёл от ответа. Помолчал и добавил: — Спасибо, что ты поняла меня. Спокойной ночи. До завтра.

Повесив трубку, я закурил и открыл окно. Присел на журнальный столик. Вспомнил Кристофа, его 'безопасников', и то, как они выдернули на свет полуправду обо мне и о моих любовницах. Вот тут-то в моей голове и возникла одна идея. Взвесив все 'за' и 'против', я набрал номер одной из своих бывших, из тех немногих, с кем я сумел сохранить нормальные отношения. Её звали Ольга Романова. Когда-то давно мы были друг у друга первыми. Мы оба дрались за лучшую жизнь. Но я уехал в Германию, а она осталась в Москве. Сделала неплохой бизнес, а шесть лет назад перебралась на Кипр, где и жила теперь с очередным мужем.

— О, Лёш, привет! — обрадовалось Оля. — Сто лет тебя не слышала. Как ты поживаешь?

— Ну, какие мои дела, — засмеялся я. — Бабки, девки, проекты, планы и несбыточные фантазии. Как всегда ... У тебя-то как?

Что было хорошо в Романовой — так это то, что Оля, при всей своей женственности умела по-мужски конкретно перейти к самой сути вещей. За пару минут выложила мне очередную байку про свои 'подвиги' (новый любовник и новый бизнес, завязанный на турфирмах), прослушала такую же куцую историю от меня, посетовала на счёт Магды и Кристофа и перешла к самому главному:

— Лёш, так что ты хотел? Ты же не просто так мне позвонил?

— Оля, а ты не могла бы дать мне телефон того парня, который работал в детективном агентстве? 'Альфа', кажется, называется? Ты ещё встречалась с ним лет шесть назад, если я правильно ориентируюсь в датах твоих романов.

Возникла длинная и неприятная пауза.

— Лёш, а он тебе зачем? — сухо спросила Оля.

— Хочу навести справки.

— О ком?

— Об одной знакомой.

— И всё?

— И всё.

— Угу... — Оля помолчала, явно что-то обдумывая. — Ладно, хорошо, записывай. Его, как это ни странно, зовут Андрей.

— Андрей Андреев? — пошутил я.

— Нет, Андрей Исаев. Мобильный... — Оля продиктовала мне цифры. — Но у меня будет просьба: если Исаев спросит, откуда у тебя его телефон — а он обязательно спросит! — то ты...

— Я буду нем, как Рыбы, — немедленно обнадёжил Олю я придуманной ею же шуткой. Но Романова даже не улыбнулась.

— Вот именно, — подчеркнула она. — Ты не скажешь ему. Ну, пока, Андреев.

Она отключилась. Раздумывать над тем, чем конкретно 'зацепил' Олю этот Андрей Исаев, мне было, мягко говоря, ни к чему. Посмотрев на часы, прикинул, что в Москве сейчас около десяти вечера. Мысленно извинился перед неизвестным мне полу-тёзкой и набрал его номер.

— Да! Я вас слушаю. — Исаев взял трубку при первом же гудке. Тон был вызывающим, но вот голос... Никогда не слышал такой бархатный тембр. Переварив первый шок, я представился. Кратко объяснил, что мне нужно. На вопрос, откуда телефон, отделался общей фразой, что знакомый порекомендовал, а какой — неважно. Исаев выслушал меня, не перебив ни разу. Потом ответил:

— Алексей Михайлович, информацию о Ларионовой я могу дать вам ровно через три часа. Для этого вам будет нужно в течении этого времени перевести деньги на счёт моего агентства. Номер счета и реквизиты есть у нас на сайте. Далее, если вы после получения первичных данных захотите расширить задачу — например, получить подробное досье на 'объект' — то сумма возрастёт троекратно, а вам придётся подождать дня три-четыре.

— Понял.

— Раз поняли, тогда я жду перевод первой суммы.

Неведомый мне Исаев дал 'отбой', а я включил компьютер. Перевёл в 'Альфу' ровно две штуки баксов, скинул Исаеву подтверждение, что сумма пошла. Заодно проверил почту, перепулил пару писем Эрлиху. Не зная, как ещё убить время, просмотрел фокасты, откорректировал планы продаж, начал рассчитывать бонусы для своих подчинённых. Через три часа, когда я уже окончательно извёлся, мой телефон взорвался звонком:

— Алексей? Это Исаев. Информация о Ларионовой. Готовы выслушать?

— Безусловно, — в тон Исаеву ответил я, стёк вниз по стулу и положил ногу на ногу. — Стреляйте, Андрей.

— Тогда начнём. Итак, Елена Григорьевна Ларионова родилась в Москве, 2 ноября 1985 года. В 2002 году закончила московскую специализированную школу ? 1285 с углублённым изучением иностранного языка. Далее поступила в Российский Государственный Университет нефти и газа имени Губкина. Вышла с красным дипломом, но от аспирантуры отказалась. Первое место работы — дистрибуторская компания 'Ирбис'. Устроилась туда сразу же после университета. Занятно, но ровно через три месяца, после прохождения испытательного срока, была назначена на должность замдиректора по партнёрам. — Исаев сделал паузу, давая мне возможность спросить, а с чем, собственно говоря, связано повышение? Но я и так уже знал ответ на этот вопрос: так распорядился Кристенссен.

— Дальше, — потребовал я.

— Дальше? — Исаев фыркнул. — Ну, а дальше Ларионова Елена Григорьевна продолжает трудиться в той же самой компании, в той же самой должности. Открытых нареканий нет. Более того, её даже поощряли не раз.

— Вы это как узнали? — удивился я.

— Элементарно. Выдернул из новостных лент на сайте 'Ирбис' даты ежегодных собраний. Там всегда есть фотографии, где награжденные руководством позируют вместе с грамотами. Не знаю, в курсе ли вы, но в 'Ирбис' работает порядка полутора тысяч человек. И все два года, что Ларионова провела в этой компании, она была единственной, кто получал награды каждый год. И на мой взгляд, эта ситуация нестандартная.

— То есть вы считаете, что её не за что награждать?

— Нет. Я лично считаю, что у Ларионовой сложились очень хорошие отношения с её руководством, — отрезал Исаев.

'Это у неё с Кристенссеном сложились 'очень хорошие' отношения', — с досадой подумал я, начиная прозревать истину.

Дело в том, что в современном цивилизованном мире есть только две формы поощрения служащих: европейская и социалистическая. При европейском подходе вам регулярно дают бонусы, повышение в должности или компенсацию. При комсомольско-социалистическом, раз в год на общих собраниях, представляющих собой два часа тягомотных речей и фуршет из разряда 'чай-бутерброды-кофе', вам вручают очень 'ценный', и, главное, очень 'полезный' приз: грамоту и кусок оргстекла под хрусталь с надписью: 'За успехи'. А прибыль, полученную от вашей работы, руководство кладет в свой карман. И если я, коммерческий директор, хоть что-нибудь понимаю в бизнесе, то Ларионова не получила ни копейки за 'фальшдоки' под ?? 27/15, 322/42 и 088.