Когда они вышли в замковый двор, все уже было кончено: повсюду бесформенными грудами железа валялись тела стражников. Рыцари и наемники уже гарцевали на лошадях, готовые сорваться с места. Слуга подвел Паоло и Руджеро коней.

За стеной нарастал ропот. Толпа, утомленная ожиданием, медленно наливалась злобой.

— Слыхали, слыхали крики за стенами? — визгливо спрашивала старая торговка.

— Ей-богу, там что-то со святыми отцами сделали! — ярился коренастый ремесленник в засаленном кожаном фартуке.

— А стража? Там стражи целое войско!

— Да чего ждать? Выноси ворота, ребята!

Но вдруг створки распахнулись сами. Отшатнувшись от неожиданности, толпа хмуро наблюдала за кавалькадой, выехавшей из замка. Горячие кони грудью пробивали дорогу в волнующемся людском море, всадники поднимали оружие, бросая на миланцев грозные взгляды. В середине кавалькады ехал сам граф делла Торре, и каждый, кто встречался с ним глазами, ощущал слабость и оторопь, замирал от непонятного страха.

Но вскоре оцепенение, охватившее людей, спало, в толпе зародился недовольный ропот. Прыткий смуглый мальчишка, нырнув в ворота замка, тут же выбежал с криком:

— Там мертвые! Все стражники мертвые! И священники!

— Бей, братцы! Бей душегубов! — взвился над городом чей-то истеричный вопль.

Это послужило сигналом к действию: горожане бросились на всадников. Никакой магнетизм не в состоянии был усмирить огромную толпу, которая, как единый организм, одержима была одним порывом, одним желанием — убить ненавистных чужаков. Люди прыгали прямо под копыта коней, висли на поводьях, не боясь мечей, пытались стащить рыцарей и наемников на землю. Толпа сомкнулась перед отрядом. Паоло поморщился: больше не было пути вперед, его следовало проложить сквозь плотную шевелящуюся массу тел, воняющих дешевым вином, старостью, испражнениями, потом и страхом.

— Бей! — взревел он, поднимая меч.

Рыцари и наемники не нуждались в понукании. Они рубили головы легче, чем огородник — капустные кочаны, полосовали людей мечами, давили их копытами лошадей. Но всей мощи графской охраны не хватало, чтобы справиться с целым Миланом. То здесь, то там кони падали с распоротым брюхом или от удара пылающим факелом вставали на дыбы, сбрасывая всадника, и очередной слуга Паоло оказывался погребенным под беснующейся толпой. Стриксы принимали истинный облик, отпугивая народ оскаленными звериными мордами, обретая огромную силу, и продолжали прорываться прочь из города. Необращенным наемникам приходилось хуже: упав с коней, они уже не могли подняться, становясь добычей озлобленных горожан.

Конь под графом пал, и Паоло, издав воинственный рык, прыгнул с его спины прямо на головы вопящих миланцев. Рванул зубами чье-то горло, впился когтями в чье-то испуганное лицо, торжествующе взвыл, почувствовав запах крови. Вид его был так ужасен, что толпа расступалась: никто не желал вступать в противоборство с чудовищем.

Паоло давно уже отшвырнул меч, убивал и калечил голыми руками. Вокруг сражались верные стриксы, но ни один из них яростью и силой не мог сравниться с самим вожаком. Неподалеку дрался Руджеро, из хлипкого ученого превратившийся в гибкого, ловкого зверя. Оглянувшись, граф с сожалением отметил, что все наемники погибли.

В толпе зародился страх, пополз во все стороны, заражая все новых горожан. Люди, находившиеся поблизости от убийц, не желая умирать, заработали локтями, рванулись прочь.

— Стриксы, стриксы! — кричали они.

Это слово, подхваченное десятками, сотнями глоток, летело над городом, превращалось в многоголосый, полный ужаса вопль. Паника так же заразна, как и злоба. И вот уже те, кто лишь недавно горел праведным гневом, давили себе подобных, спеша убраться из опасного места. Ступали по головам, отшвыривали стоявших на пути, бежали под защиту домов, прятались, запирая двери на засовы.

Паоло несся вслед за убегающими людьми, хватал, грыз, упиваясь кровью и мстя за разрушенную жизнь. Вдруг чутким звериным слухом среди воплей и визга он различил знакомый голос, со стоном повторявший его имя. "Луиджи!" — пронеслась стремительная мысль. Командир наемников, с его искренней привязанностью и фанатичной преданностью, был слишком ценным воином. Паоло уже не раз пожалел, что не обратил верного слугу. Он считал Луиджи мертвым, но оказалось, того еще рано сбрасывать со счетов.

Пробравшись туда, откуда доносился стон, граф увидел валяющееся под стеной дома скрюченное тело. Одежда Луиджи была изорвана и покрыта запекшейся кровью, переломанные руки и ноги согнуты под странными углами, отчего слуга походил на небрежно брошенную деревянную куклу. Из груди, с левой стороны, торчал окровавленный кол, каким-то чудом не пронзивший сердце. Лица у Луиджи не было — оно превратилось в ужасную маску из волдырей и оголенной плоти: кто-то факелом поджег ему голову.

И несмотря ни на что гигант все еще жил и звал своего господина. Паоло схватил исковерканное тело, рывком перекинул за спину:

— Терпи, Луиджи!

Он стремительно несся по улицам Милана, с обеих сторон от него, поддерживая раненого, скакали два стрикса. Остальные окружали вожака, разрывая всех, кто попадался на пути.

У городских ворот стражники попытались загородить стае путь. Схватка была короткой и жестокой: оставив позади груду искалеченных тел, стриксы вырвались из города.

Преодолев несколько селений, жавшихся к Милану, словно цыплята к курице, твари оказались в лесу.

Бережно опустив бесчувственного Луиджи на сухую траву, Паоло приник ухом к его груди и услышал прерывистое, слабое дыхание. Несмотря на все перенесенные страдания, слуга все еще цеплялся за жизнь.

Граф вонзил зубы в шею Луиджи, стараясь не обращать внимания на исходящий от него запах горелого мяса. Дождавшись, когда стекающий по клыкам яд проникнет в рану, поднял голову и сплюнул — кровь охранника имела отвратительный привкус.

— Вы думаете, еще не поздно, господин? — прошептал Руджеро, наблюдавший за этим действом с любопытством истинного ученого.

— Будем надеяться, — мрачно ответил Паоло.

Он приказал разбить лагерь в лесу: Луиджи требовался покой. Стриксы, довольные и сытые после устроенной в Милане резни, с удовольствием предались сладкому безделью.

Несколько дней Паоло и Руджеро не сводили глаз со слуги. Обращение свершалось медленно. Поначалу даже казалось, что ничего не происходит. Луиджи оставался бесчувственным и изуродованным — он словно завис между жизнью и смертью. Но к вечеру второго дня чернокнижник, внимательно осмотрев его, сказал:

— Процесс пошел, господин. Кожные покровы на лице начали восстанавливаться.

Взглянув туда, куда указывал палец колдуна, граф увидел, что на правой щеке Луиджи образовалась тонкая розовая пленка молодой кожи.

Дальше процесс заживления ускорился. Быстро восстанавливалась кожа, и через пару дней лицо слуги если не обрело прежний вид, то сделалось узнаваемым. Срослись кости рук и ног, заросли ужасные раны на груди. Спустя пять дней чернокнижник по приказу Паоло извлек из тела Луиджи кол. За сутки рана заросла.

Но слуга все не приходил в сознание.

— Это странно, мой господин, — в который раз уже говорил колдун. — Он как овощ на грядке: такой же здоровый и такой же бессмысленный.

— Подождем, — возражал Паоло.

Но и его самого начинало тревожить состояние новообращенного. Не то чтобы граф испытывал к Луиджи привязанность или благодарность — просто не хотел лишаться идеального слуги, да и жалел потраченных на него сил и времени. Устав наблюдать за бесчувственным телом, Паоло послал двоих стриксов на поиски ближайшего селения, наказав привести в лес молодую женщину.

— И не смейте сами приложиться, — напутствовал он, многозначительно скаля клыки. — Больному нужна свежая, сочная пища.

Дождавшись ночи, твари отправились на охоту. Вернулись к утру, ведя за собою напуганную юную крестьянку. Ее грубоватое, но красивое лицо было заплакано, длинные черные волосы растрепались и рассыпались по плечам. Высокая пышная грудь с виноградинами крупных сосков тяжело подрагивала под тонкой рубахой — несмотря на промозглую сырость, другой одежды на девушке не было.

— Хороша, — сглотнув слюну, сказал Руджеро, успевший проголодаться за неделю.

— Остынь, — оборвал Паоло.

Он жестом приказал подвести девушку ближе и усадить возле Луиджи. Сам придвинулся ближе, взял ее двумя пальцами за подбородок, заглянул в глаза — миндалевидные, цвета переспелой вишни, полные слез. Под взглядом графа крестьянка задрожала, с губ сорвался страдальческий стон. Усмехнувшись, Паоло щелкнул пальцами, вытянул перед собою руку, наблюдая за тем, как на ней вытягиваются кинжальные когти. Повернул голову девушки так, чтобы видеть голубую линию венки на шее, полоснул когтем по смуглой коже. Наклонил крестьянку, и бьющая из ранки струйка крови попала на лицо Луиджи. Слуга задышал глубже и повел носом. А спустя секунду облизнулся, открыл глаза и, схватив девушку в объятия, прижался лицом к ее шее.

— Жив, бродяга, — расхохотался Руджеро.

— Кровь — самый сильный живительный эликсир, — улыбнулся Паоло.

Кровь не только насыщает стрикса, она дает ему нечто большее — жизненную силу, силу души. И чем чище душа человеческая, чем она добрее и светлее, тем больше силы черпает стрикс из крови.

Четвертый закон детей ночи: кровь — источник и цена вечной жизни и молодости стрикса.

*Шоссы — туго облегающие ногу штаны из сукна.

**Блио — средневековая верхняя одежда, типа кафтана.

* * *

De sacramentis — "О таинствах" — название одного из самых известных трудов Св. Амвросия.

Глава 5

Владивосток, ноябрь 2009 года

Дорога до рыбачьего поселка заняла почти пять часов. Сергей с Вовкой вели машину по очереди. Как ни проверялись, никаких признаков слежки заметно не было.

Наконец, когда уже стемнело, Вовка, сидевший за рулем, кивнул на знак с надписью "Любшино":

— Приехали.

Свернув под знаком, еще минут двадцать тряслись по разбитой гравийной дороге, пока не въехали в поселок. Глядя на проплывающие мимо убогие деревянные хибарки, Сергей начал сомневаться в правильности принятого решения. Может быть, стоило поискать для сестренки более комфортабельное убежище? Каково будет Дашке в такой вот развалюхе?

Но Вовка проехал через весь поселок, за которым вдруг началась вполне приличная асфальтированная дорога, приведшая к добротному кирпичному коттеджу, обнесенному кованной оградой. Остановив машину, друг посигналил.

Несколько минут спустя во дворе зажегся фонарь, и из дома вышел мужчина. Всмотрелся в темноту, сбежал с крыльца. Автомобиль въехал во двор.

— Андрюха, привет! — Вовка выскочил, дружески обнялся с хозяином.

— Заходите, заходите. Давно уже вас ждем. Анюта ужин два раза разогревала.

Андрей был невысок и широкоплеч. Круглое простоватое лицо лучилось приветливой улыбкой. Он провел гостей в дом, где их встретила милая женщина — кудрявая, пухленькая, вся какая-то уютная.

— Идемте скорее за стол, — засуетилась она. — С дороги проголодались, наверное. А я свои фирменные пирожки испекла...

В просторной чистой кухне пахло корицей, борщом и свежей выпечкой. Сергей с Вовкой уписывали все, что подала хозяйка. Даша, не притронувшись к пирожкам, неохотно ковыряла вилкой своей тарелке.

— Ну, за встречу? — Андрей жестом фокусника достал из шкафчика фигурную бутылку, наполненную рубиновой жидкостью. — Наша домашняя, "андреевка". Сами на бруснике настаиваем.

Вовка отрицательно покачал головой:

— Нам ехать надо.

— Что, так-таки прямо сейчас? — изумилась Анна.

— Завтра на службу...

Даша бросила на брата испуганный взгляд, губы ее задрожали. Ей было страшно и тоскливо. Пока Сергей был рядом, она еще как-то держалась, но представив, что сейчас останется в незнакомом доме, с чужими людьми, девушка едва сдерживала слезы.

— Ну что ты, милая, — Анна, чутко отреагировав на состояние гостьи, обняла ее за плечи, приговаривая: — Это же ненадолго. А тебе у нас будет хорошо.

Даша выглядела такой испуганной и несчастной, что у Сергея заныло сердце.

— Ты не переживай, — произнес Андрей. — Присмотрим за твоей сестренкой, как за родной. Я для капитана наизнанку вывернусь. Должок у меня перед ним...

— Пора прощаться, — сказал Вовка, взглянув на часы и вставая.

Сергей расцеловал Дашу, шепнул на ухо:

— Держись. Все будет хорошо. Я скоро за тобой приеду.

Девушка не выдержала и расплакалась.

— Ты осторожнее там, — сквозь слезы выговорила она. — Береги себя.

— Ну, долгие проводы — лишние слезы, — хозяйка потянула Дашу за руку. — Пойдем, я тебе комнату покажу. Она большая, с видом на море. Там и телевизор есть, и компьютер...

Ощущая искреннюю благодарность Анне за поддержку, Сергей вышел вслед за хозяином.

— У вас интернет есть? — спросил он уже на улице.

— В Дашиной комнате комп к сети не подключен, — ответил хозяин.

— Это хорошо...

По дороге сюда Сергей не раз повторил сестре: она не должна ни с кем связываться. Ни по телефону, ни по интернету. Дашка была разумной девчонкой, но все же перестраховаться не мешало. Вдруг не выдержит разлуки с любимым и решит перемолвиться словечком? Мало ли, кто услышит их разговор... Лучше уж не искушать ее.

В том, что сестра влюблена, Сергей после ее рассказа не сомневался. Нет, он не подозревал Дашиного парня — вернее, подозревал не больше, чем всех остальных. Вроде бы выходило, что Денис тоже стал жертвой маньяка. Но в этом Сергею еще предстояло разобраться.

Над дорогой клубился густой туман. Растекался по ночи, словно молочный кисель по черничному варенью. Лип к фарам, бесформенными комками катился под колеса. Вскоре к туману добавился еще мокрый снег. Крупные, напитанные влагой хлопья не желали опускаться по-новогоднему мягко, торжественно и с размаху шлепались на стекло. Дорога быстро покрылась тонким слоем ледяной каши, а видимость стала почти нулевой.

Ехали медленно, часто сменяя друг друга за рулем. Под утро Вовка задремал на пассажирском кресле и проспал свою очередь. Сергей не стал его будить, дал другу возможность отдохнуть перед работой.

К восьми утра "Камри" въехала во Владивосток и медленно поползла сквозь пробки к центру. На это ушло еще два часа. Наконец Сергей остановил машину возле входа в Пушкинское РУВД.

— Вов, просыпайся, прибыли...

Друг яростно всхрапнул, дернулся и открыл глаза. Ошалело покрутил головой, поскреб в затылке:

— Ой, ё! Опоздал...

Он выбрался из машины.

— Спасибо, Володя, — произнес Сергей в его ссутуленную спину.

— Да не за что, — хрипловато ответил друг. — Звони!

Скользя ботинками по ледяной каше на тротуаре, капитан Пермяков направился, как он часто выражался, "службу служить". Навстречу ему из здания вышла молодая блондинка в белой шубке и зашагала по обочине, неуверенно балансируя на тонких каблуках. "Сейчас домой, посплю пару часиков, — подумал Сергей, рассеянно наблюдая за девушкой — и созвонюсь с отцом Дашкиного распрекрасного Дениса. Надо познакомиться".