Эффект искажения

— Вроде бы...

Расплатившись, Сергей поднялся:

— Поехали, подвезу тебя домой.

— Угу, угу... — пробубнил Вовка.

Но в машине он вдруг заявил:

— Не надо домой. Я с тобой поеду.

— Куда это? — деланно удивился Сергей.

— Ну, ты ж на Маяк собрался, правильно?

Сергей молча завел "Субарик". Вовка знал его как облупленного.

С пролива дул промозглый ветер, покрывал знобкими мурашками поверхность моря, шевелил облетевшие кусты вокруг дороги. На чистом, холодном небе россыпью крошечных льдинок сияли звезды. Взблескивал красный огонек маяка, бросая на воду волнистую розовую дорожку. Как-то не верилось, что это место — часть большого, шумного города. Здесь было пусто, безлюдно, и казалось, этот мыс и это море под высоким небом — бесконечны, и можно ехать по неровной дороге долго-долго, но ничего вокруг не изменится. Уютный свет из окон далеких коттеджей лишь подчеркивал ощущение одиночества.

Справа возник темный контур старого двухэтажного дома, уродливой развалиной возвышавшегося над дорогой. Сергей остановил машину, достал из бардачка фонарик, который всегда возил с собой — в спальных районах с уличным освещением была просто беда: вроде оно и имелось, но зажигалось и гасло по собственному желанию. Осмотревшись, Сергей принялся подниматься по склону, покрытому высохшей травой. Шепотом чертыхаясь и зябко застегивая куртку, Вовка последовал за другом.

Небольшой — примерно три на три шага — пятачок перед входом в дом имел вид проплешины. На глинистой почве не росла трава. Сергей остановился, присел, разглядывая вмятины в замерзшей земле. Последние следы, оставленные каблучками Алиски...

— Здесь, — тихо подтвердил Вовка, — тут она и лежала...

Сергей вдруг резко поднял руку, призывая друга к молчанию. Потом выключил фонарь. Ему показалось, что в одном из окон второго этажа горит слабый, неровный свет, какой бывает от колышущегося пламени свечи. Присмотревшись, он убедился: так и есть. Сергей поднялся, подошел сбоку к черному провалу входа, лишенному двери, прислушался. Вовка замер с другой стороны.

— Пошли, — шепотом скомандовал Сергей и осторожно шагнул за порог.

Первый этаж встретил запахом сырости, звериной норы и абсолютной темнотой. Гнилые половицы ненадежно прогибались под ногами. Пришлось включить фонарь: здесь можно было запросто сломать шею. Но за мгновение до того, как Сергей нажал на кнопку, из ближайшего к нему угла донеслось низкое, хриплое рычание, и какое-то крупное животное стремительно метнулось к выходу. Выругавшись, Сергей направил луч фонарика на дверной проем. Поздно: зверь уже успел раствориться в ночной темноте.

— В кусты побежал, — едва слышно прошептал Вовка. — Здоровый...

На всякий случай осмотрели первый этаж, но больше никого не обнаружили. Отыскав лестницу, Сергей принялся подниматься по кривым ступеням, грозившим в любой момент осыпаться гнилой трухой. Вовка шел позади, отстав на пару шагов.

Через второй этаж тянулся коридор, из которого выходило несколько дверей. Прикинув примерно, в каком из помещений могло находиться окно, в котором горел свет, Сергей снова выключил фонарь и на ощупь двинулся по узкой затхлой кишке. Он честно старался ступать бесшумно, но это плохо удавалось: половицы предательски постанывали под ногами.

В одном из проемов забрезжило слабое мерцание свечи. Подкравшись к входу, Сергей прислушался, потом, включив фонарь, с воплем: "Никому не двигаться! Милиция!" — влетел в комнату.

Здесь стояла неимоверная вонь застарелой мочи, дерьма, пота и псины. Ко всему этому примешивался явственный душок разложения. Существо, сидевшее прислонившись к стене, и не думало двигаться. Тощее, изможденное, одетое в отрепье, потерявшее от грязи свой цвет, при виде Сергея оно мелко задрожало. Засаленные космы седых волос упали на ввалившиеся, подплывшие гноем глаза. Существо выставило перед собой руку, словно защищаясь от удара. В покрытых язвами, заскорузлых от въевшейся грязи пальцах вдруг что-то блеснуло.

— Ну, что тут? — в помещение заглянул Вовка, приблизился к другу. — Фууу, ну и амбре...

Сергей не ответил, всматриваясь в крошечный предмет, так чисто сиявший в уродливой руке обитателя дома.

— Факофф, — выговорил Вовка, сумев одним этим словом выразить всю гамму нахлынувших на него чувств, и толкнул друга в бок.

В дверном проеме, злобно ощерившись, воинственно вздыбив шерсть на холке, стоял огромный кудлатый пес и тихо, угрожающе рычал.

В ответ существо распялило беззубый рот и зашлось в истерическом беззвучном вопле.

* * *

Все шло, как обычно. Земля не провалилась под ногами, и со стыда Даша не сгорела, и одногруппники на следующий день уже не вспоминали историю с портретом. Денис, кстати, тоже. Его улыбка, ласковый взгляд и несколько слов, произнесенных мягким голосом — вот и все, что оставалось лелеять в памяти. И она бы лелеяла. Если б не странные и ужасные события последних дней.

Гибель Алисы заставила Сергея жестоко страдать. Он пытался скрывать это, но Даша видела. Брат, и раньше бывший немногословным, теперь совершенно замкнулся, пытаясь преодолеть боль в одиночку. Он все время чем-то занимался, полностью взвалил на себя организацию похорон, старался контролировать расследование. Не останавливался ни на миг. Это был его способ борьбы, способ обретения равновесия. Даше очень хотелось как-то помочь брату, поддержать, выразить сочувствие. Но она не знала, как. Просто не могла себя заставить подойти, обнять, произнести простые, искренние слова. Ей казалось, что тогда Сергей вдруг потеряет это самое, с трудом достигнутое равновесие, и с ним случится что-нибудь пугающее: он сорвется, закричит, может, даже заплачет... И Даша продолжала соболезновать молча. Старалась быть хоть чем-то полезной, но ей плохо удавалось.

Она не то чтобы забыла о Денисе — это было невозможно, он всегда жил в ее мыслях — но его образ как будто отступил на задний план, сделался чуть расплывчатым. Даша слишком сильно боялась за брата — ведь он был единственным ее близким человеком.

К тому же этот странный обморок... Девушка пыталась вспомнить, что произошло, но безуспешно. Вот она вернулась из университета, вот приготовила ужин. Ждала брата, села рисовать. Мурза... кот, улегшийся на рисунок, был ее последним внятным воспоминанием. Дальше — провал, темнота... Она проснулась глубокой ночью, из-за того, что ее немилосердно тряс Сергей. Оказалось, брат, вернувшись домой, нашел ее лежащей на полу. В конце концов она решила не обращать внимания на этот случай, списав его на переутомление, недосыпание, нервы... Только вот почему ее теперь так страшила темнота? И почему под утро во сне она часто видела густое облако тумана, из которого вырастал и стремительно начинал приближаться темный, неясный, и оттого еще более жуткий силуэт? Даша просыпалась, долго лежала, пытаясь унять сердцебиение, потом снова задремывала. Но непонятное существо из сна нет-нет, да и вспоминалось даже днем.

Вот и сегодня, сидя на занятиях, она вздрогнула, когда с улицы раздался какой-то шум. А больше ничего интересного и не случилось. Дни пролетали мимо, похожие один на другой, умеренно скучные, не несущие ничего нового и яркого. У других кипела жизнь, бурлили страсти и страстишки. Вот новенький, похоже, очень сблизился с Женечкой. Они вместе приходили на пары, вместе уходили, да и во время учебы не разлучались. А какими глазами девушка смотрела на Ивана! В ее взгляде читалась не просто любовь, а какая-то собачья преданность. Парень же скорее принимал поклонение, как должное, относясь к Женечке с легким снисходительным пренебрежением. Но в то же время каждое движение, каждая усмешка его словно бы говорили о чем-то тайном, заветном. В этом было много... секса? Возможно. Но Даша старалась не смотреть в их сторону — почему-то при виде этой парочки ей делалось не по себе.

У Дениса с Яной, наверное, тоже все было хорошо. Они по-прежнему сидели вместе, при встрече обменивались поцелуями, а в их глазах зажигались радостные огоньки.

Сегодня Яны не было, и Денис, похоже, немного заскучал. А с четвертой пары — английского — так и вовсе ушел. В общем-то, им с Яной было простительно: язык оба знали в совершенстве, и преподававшая его сердитая бабушка-старушка не могла дать им ничего нового.

Наконец пары закончились. Даша зашла в библиотеку. После, спустившись в просторный холл первого этажа, остановилась у большого, во всю стену, зеркала — излюбленного места университетских девушек. Обычно здесь всегда стояли две-три группки, весело болтающие, расчесывающиеся и подправляющие блеск на губах. Тогда Даша проходила мимо. Но сейчас в холле уже было пусто, и ей почему-то захотелось взглянуть на себя.

Отражение, как всегда, разочаровало, и от этого Даше стало совсем скучно и грустно.

— А ты кого ожидала увидеть? — пробурчала она под нос, поправляя шарф. — Неповторимую Анджелину?

Она попыталась застегнуть куртку, но собачку замка заело. Даша опустила глаза, борясь с непослушной вещицей, а когда подняла, вдруг обнаружила, что у ее отражения появилась компания. Перед зеркалом, с улыбкой наблюдая за ее возней, стоял Денис.

— Какие у тебя планы на сегодня? — поинтересовался он так непринужденно, словно для него это было самым обычным делом — спрашивать о Дашиных планах.

— Домой собираюсь, — промямлила Даша, поворачиваясь к нему и от души надеясь, что щеки не заливаются предательской краской.

— Но ты не торопишься? — парень снова обезоруживающе улыбнулся, доставая из внутреннего кармана куртки два белых картонных прямоугольника, и продемонстрировал их Даше. — Я хотел пригласить тебя на выставку в Художественную галерею. Вот, даже билеты купил.

— В галерею?..

— Ну да. На выставку картин Эль Греко. В этом году исполняется триста девяносто пять лет со времени его смерти. Не знаю уж, почему выставку не приурочили ко Дню рождения. Но сходить хочется. Мне нравится Эль Греко. А тебе?

— Эль Греко...

Даша кляла себя в душе за то, что как идиотка повторяет слова Дениса. И вид у нее, наверное, сейчас соответствующий! Но приглашение так поразило ее, что она только и могла блеять что-то невразумительное. Конечно, ей нравился Эль Греко! Да что там, с Денисом она готова была разглядывать не только картины "безумного гения", но вообще что угодно. Да хоть мазню пациентов сумасшедшего дома, созданную исключительно с терапевтическими целями.

Денис терпеливо ждал ответа.

— А Яна? — выдавила девушка, тут же мысленно обозвав себя дурой. Ну, ей-то какая разница, что там Яна?

Парень пожал плечами:

— Она равнодушна к живописи. А мне хотелось бы сходить на выставку с человеком, который разделяет мои увлечения. Ты хорошо рисуешь, вот я и подумал...

— Да, — наконец Даша пришла в себя. — Да, конечно. Я очень люблю живопись, и я люблю Эль Греко. Поехали.

Ярко-синий автомобиль Дениса выделялся на университетской стоянке, как беркут в утиной стае. По сравнению с ним остальные машины, даже солидные и дорогие, казались простоватыми и неуклюжими. Все в нем — изящный, устремленный вперед корпус, агрессивная форма капота, треугольные, словно прищуренные глаза, фары — было создано для скорости, для сопротивления ветру. Денис галантно распахнул перед Дашей дверь, усадил в машину. В белоснежном, с кожаными чехлами, салоне, ненавязчиво пахло каким-то приятным парфюмом. Когда машина отъезжала, Даша успела заметить Ивана Таркова с Женечкой, выходивших из здания универа. Проводив машину Дениса внимательным взглядом, Иван двинулся к стоянке, где его ждал тяжелый черный джип.

Жаль, что поездка оказалась такой короткой — Художественная галерея находилась на соседней улице. Даша мечтала о том, чтобы вот так ехать с Денисом далеко-далеко, на край света. Просто сидеть рядом, слушать тихую музыку и смотреть на его сосредоточенное лицо. Но машина остановилась возле галереи, и у Даши появилась новая забота: как открыть эту сложную дверь и как красиво выбраться из низкого автомобиля, сохранив изящество и независимый вид. Денис не дал опасениям развиться: он вышел, сам открыл дверь и подал девушке руку.

— Конечно, здесь выставлены репродукции, — извиняющимся тоном проговорил он. — Но очень хорошие.

В галерее было почти безлюдно — видимо, владивостокцев не очень трогало творчество Эль Греко. Даша остановилась у пейзажа "Вид Толедо".

— Правда, волнующе? — наклонившись к ее уху, шепотом спросил Денис.

На картине между поросших зеленью холмов змеилась крепостная стена. Ажурные, какие-то словно воздушные строения древнего города устремлялись в грозовое небо. Черные тучи, пронизанные то ли вспышками молний, то ли проблесками солнца, придавали пейзажу фантастический, сказочный вид. Да, это было волнующе. Но Дашу волновала не красота Толедо, а дыхание Дениса, нежно щекотавшее щеку. Больше не в силах бороться с чувствами, девушка перешла к следующей картине.

Они долго бродили по галерее, в которой было выставлено всего шесть произведений Эль Греко. Разговаривали, и не могли наговориться. Оказалось, что Денис действительно отлично разбирается в живописи. Он умел видеть в картинах тонкую красоту, знал множество интересных фактов из истории искусства, забавных случаев из жизни знаменитых художников.

— Я неплохо рисую, — пояснил он, заметив удивление девушки, — когда-то даже хотел стать художником, брал уроки живописи.

— А потом?

— Потом решил, что профессия финансиста надежнее, — рассмеялся парень, — а рисовать можно и для себя.

Даша не уставала поражаться, сколько, оказывается, между ними общего. Они понимали друг друга с полуслова, и им было очень интересно вдвоем. Наверное, поэтому, не желая расставаться с девушкой, Денис предложил:

— А давай поедем куда-нибудь, поужинаем? Я голодный. А ты?

— Я тоже, — улыбнулась Даша. Первая неловкость прошла, и теперь ей казалось, что она знает Дениса всю жизнь.

Но в стильном уютном кафе-погребке девушке снова стало не по себе. Здесь светил приятный приглушенный свет, играла тихая музыка, витал легкий аромат хорошего кофе, незаметно скользили вежливые официанты. Даша никогда раньше не бывала в таких местах. "Хотя, — призналась она себе, — я и вообще нигде не бывала". Вроде бы никто не обращал на них с Денисом внимания, но девушке вдруг показалось, что взгляды солидной публики то и дело останавливаются на ней. И в этих взглядах был невысказанный вопрос: "Что такая замарашка делает рядом с таким красивым молодым человеком?" Даша хотелось провалиться сквозь паркетный пол, так стыдно вдруг стало и за простенькие до банальности дешевые джинсы, и за непритязательный серый свитерок...

Когда она уже готова была вскочить и выбежать из кафе, Денис вдруг прикоснулся к ее руке, успокаивающе сжал прохладными пальцами.

— Я давно хотел тебе сказать, — мягко и очень серьезно произнес он: — Ты красивая. И такая... настоящая.

Сердце ухнуло куда-то в область живота, потом подскочило к горлу и затрепыхалось маленьким, обезумевшим от счастья комочком. А потом на душе снова стало спокойно и радостно. Что ей за дело до окружающих? Нужно наслаждаться сегодняшним днем, вот этим моментом. Вкусным ужином, теплом, уютом. И ласковыми глазами человека, который сидит напротив.