Синдикат (Город Тьмы 2, главы 1-24)

Проект более чем удался, несколько десятков 'сотовых' домиков показали себя отлично даже в неблагоприятных условиях дальневосточного климата с его удушающим, влажным летом и холодной зимой. Предполагалось, что с восемьдесят восьмого проект начнет триумфальное движение по всему социалистическому миру... и тут началась война, стало не до авангардных проектов. А затем пришла 'конвергенция', 'мирное соревнование с капиталистическим лагерем', архитектурные концепции выродились до копирования азиатских 'муравейников' с поправкой на природную специфику — числом побольше, ценой подешевле. С апофеозом в виде серых башен, где не было даже централизованного водоснабжения и канализации, только противопожарные коммуникации.

А 'пчельник' существовал дальше, оставшись еще одним забытым памятником еще одной неслучившейся революции благоустройства. Как его до сих пор не разогнали, застроив ценнейшую землю неоновыми высотками, оставалось неизвестным. Селились тут не буржуины, но люди при достатке, со специфическим отношением к жизни и комфорту. В том числе и 'японка' по прозвищу Кицунэ.

Небольшой 'дом' Ки стоял на окраине участка и представлял собой шесть блоков, соединенных углом. Кухня, она же гостевой зальчик, располагалась в центре композиции, на изломе. Бес даже засмущался, чувствуя себя не в своей тарелке посреди идеальной чистоты в ботинках, собравших, казалось, всю грязь осенних улиц Хабаровска. Но Кристина быстро разула гостя, выдала тапочки в виде котиков с ушками, а затем началось чаепитие. Благо кибернетик на чай не поскупился, взял настоящего и черного, никакой травы с индийских плантаций. В прошлой жизни Бес немного поработал в Индии, поэтому хорошо знал, что легенды о диких условиях выращивания индийского чая, вплоть до переработки на компост мертвых сборщиков, на самом деле ни разу не легенды.

Бес облизал ложечку, понимая, что через пару часов его жестоко скрутит от избытка сахара в организме — электронные рецепторы воспринимали это состояние как перегрузку батарей и шли вразнос. Но все это потом. А сейчас он пил хороший чай в обществе симпатичной молодой женщины в платье с драконами, закусывая вкуснейшим вареньем, которого не ел много лет и с большой вероятностью не попробует еще столько же.

Ки между делом ненавязчиво попросила о небольшой помощи. Ее сводный брат завис в Иркутске, проходя известные, рекомендованные, популярные, крайне эффективные (и, разумеется, дорогостоящие) курсы в стиле 'будь агентом!'. После их завершения адепту выдавался красивый диплом, именная пуля и рекомендации к поступлению в корпоративные службы безопасности. Бес не удержался от кривой улыбки, поскольку эту кухню он знал отлично. Во времена совсем лютого безденежья, только переехав на ДВ, даже какое-то время работал за еду и ночлег наглядным пособием кибернетического бойца на таких вот курсах 'тренировки идеального воина'.

Агенты, арбитры — это было модно, перспективно и очень денежно. Про них писали шлягеры, снимали фильмы, сериалы. Мальчишки и девчонки всего мира хотели стать крутыми, стильными, носить черные плащи из баллистической ткани, получать расчет в драгоценных камнях и золоте. Чувствовать значимость, силу и власть. Разумеется, энергия массового устремления прекрасно монетизировалась.

Немногочисленные подвижники, кстати, Проныра Бля в том числе, срывали глотки, пытаясь объяснить романтическим мальчикам и девочкам простое правило 'одной сотой'. Из ста желающих 'стать агентом' до настоящего оружия и военизированной корпоративной службы дойдет лишь один. В свою очередь из сотни таких счастливцев статус настоящего агента 'агрессивного арбитража' получит лишь один. Какой процент из них сможет выйти на пенсию при бонусах, живой и относительно целый — оставалось неизвестным, институт был еще слишком юным. Но Бес подозревал, что и здесь соотношение один к ста окажется довольно близким к истине. Умрут на самом деле немногие, основной отсев пойдет по линии профессионального травматизма, устаревания аугментаций и переводов на вахтерские должности с крошечными пособиями.

— Я помогу, — коротко пообещал он. — Поговорю с парнем, прочищу мозги.

В чудесном домике, который чем-то походил на уютную пещеру из сказки, было тепло, хорошо, уходить не хотелось. И варенье было чудесным. И Кристина очень милая.

И...

Бес помрачнел, положил маленькую позолоченную ложку на блюдечко. Фарфор тихонько звякнул.

— Тебя что-то гнетет? — участливо спросила Кицунэ. Как и положено хорошему психологу-практику, она сразу почувствовала смену душевного настроя Беса.

— Да, — негромко сказал он после паузы секунд на десять. — Гнетет.

— Хочешь, расскажи, — она подлила темно-коричневый напиток в чашку, расписанную под старый Китай. — Или не рассказывай. Посидим просто так.

— Я...

Бес задумался. Машинально выпил чай, как воду, не чувствуя вкуса, лишь горечь. Горечь на языке и в сердце.

— Я плохой человек, Ки, — неожиданно сказал он. Неожиданно в первую очередь для самого себя, потому что каждый знает — откровенничать с проституткой все равно, что мутить дела с наркоманами или кибернетиками на дешевых заменителях иммуноблокаторов. Но в эти мгновения Бесу было наплевать на мудрость, проверенную годами. Ему стало очень плохо и очень погано.

— Правда?

Бес отметил, как девушка подобралась, сложила руки, машинально, как человек привычный к опасной жизни.

— Я очень плохой человек, — повторил он. — Я занимался... дурными вещами.

— Ты все-таки бисенен, — через силу изобразила улыбку девушка. — Правильно? Как лоли, только парень... мужчина? Хотя нет, не хочешь, не говори, я не выспрашиваю.

— Я не бисенен, — сказал Бес, глянув ей в глаза. — Их не существует. Я был арбитром. Не тем, которые приходят с калькуляторами, а... другим.

— Понимаю, — тихо вымолвила Кицунэ. — Понимаю...

— Я был плохим человеком, — снова повторил, как заклинание, Бес. Будто ставил преграду между собой и прошлым, готовым догнать, поглотить снова. Кибернетик еще немного помолчал, бездумно глядя на оранжево-белые стены пластмассовых 'кубиков'. От времени прежние цвета потускнели, стали неяркими, как у старой игрушки, забытой на много лет в чулане.

— Я не знаю, что делать, — неожиданно сказал он. — То есть знаю... Только делать этого не хочется.

Кицунэ снова наполнила его чашку. Молча, не спрашивая, достала из шкафчика над электроплитой бутылку таллинского бальзама. Накапала в чай.

— Полезно. И нейтрально для твоего... никеля.

Бес отметил, что девушка правильно использовала жаргонизм, 'никелем' обычно именовались именно боевые аугментации.

— Спасибо.

На этот раз кибернетик отпил совсем чуть-чуть, считай, губы намочил, будто стараясь растянуть чашку на долгие часы.

— Я на перепутье, — вымолвил он тихо, едва ли не шепотом. Негромко пристукнул хромированной ладонью о пластмассовый столик под вязаной салфеткой-скатертью.

— Можно рискнуть. Все на кон. Ничего за спиной. И посчитаться. Со старым должником. Он много задолжал. Очень много.

Он говорил быстро, отрывисто, армейски-рублеными фразами.

— Убьют. Скорее всего. Но можно и выиграть. Шансы есть.

— Что же мешает? — с успокаивающей теплотой спросила Кристина.

Он уставился на нее целым глазом и провалом пустой глазницы. Девушка вздрогнула — так мало Бес походил на человека, лицо кибернетика показалось уродливой маской робота с плохой, резиновой имитацией кожи.

— Я был плохим человеком, — сказал он в третий раз. — Но чтобы рискнуть... чтобы выиграть. Чтобы просто сделать ставку... мне надо будет стать еще хуже. Намного хуже. И боюсь, возврата уже не будет. Надо решать. Сегодня, завтра. Потом уже поздно.

— А другая возможность?

— Можно оставить все как есть. Жизнь пойдет дальше. Может, будет чуть лучше. Может быть, и нет. Возможно, погибну в очередной перестрелке, скорее всего, нет. Поднимусь в кооперативе, буду при Василе решать вопросы. Накоплю на регрессивную операцию, чтобы вытащить старое боевое железо. Пока не сгнил вместе с ним. Поставлю обычный цивильный хром. Буду инвалидом, но бодрым и живым. Много чего можно сделать, много чем заняться.

— Неплохое будущее, — очень серьезно и очень тихо сказал Ки. — Не лучшее. Но все-таки неплохое. Бес...

Она положила узкую, теплую ладонь поверх металлического протеза сталевара. Кибернетик прикусил губу и сдержался, не отдернул руку, превозмогая рефлексы военного, для которого вторжение в ближнюю зону означало агрессию и смертельный риск.

— Я не знаю, что с тобой случилось. Но знаю, что ты вышел из ада. Многое там оставил... Но вышел. Пусть не целый, но живой. Может пора остановиться?

— Это совет? — скрипнул дребезжащим, ломким голосом Бес.

— Да, — Ки посмотрела в его единственный глаз прямо, не отводя взгляд. — Ты говоришь, что был плохим. Верю. Не осуждаю и верю. И что это дало тебе? К чему привело?

Бес отвернулся, будто пытаясь заслониться, спрятать от девушки глазницу без камеры.

— Ты хочешь повторить. Снова рискнуть. И мне кажется, это плохая затея. Очень плохая.

Ки взялась за твердый металл протеза двумя руками, чувствуя едва заметное тепло от работы аккумуляторов.

— Не надо становиться... хуже...

Она умолкла, осекшись. Бес поглядел на 'японку' с молчаливым вопросом, и девушка ответила, так же безмолвно. Так они и сидели, может минуту, может десять, а может и все полчаса, в молчании, стремясь продлить момент единения, разделить немного участия и душевного тепла. И каждый думал о своем, но в то же время друг о друге.

— Я пойду, — сказал Бес. — Надо еще... тут...

— Приходи еще. Как-нибудь...

— Обязательно.

Он ушел, не прощаясь, а она проводила его, ничего не сказав в напутствие, потому что слова здесь были не нужны и даже вредны. На улице снова пошел снежок, переходящий в дождевую морось. Бес немного постоял, подняв лицо к темному небу, что казалось экраном для света и голограмм. Вода каплями стекала по коже, оставляла на губах горький железистый привкус, похожий на кровь. Со стороны могло бы показаться, что кибернетик плачет, кривясь от боли в сердце.

— Я плохой человек, — прошептал Бес. — И могу стать еще хуже. Намного хуже. Остался один шаг. Только один...

Он шагнул, направляясь к остановке трамвая. Впереди ждала еще одна забота, последняя в этот долгий и непростой день.

* * *

В квартире Оружейного Гнома ничего не изменилось, впрочем, как обычно. И три технологических мудреца тоже не изменились, разве что Бирюк снова переоделся сообразно погоде. Он был помешан на сбережении тепла, хронически не доверял органам чувств и одевался не просто так, а по сложному алгоритму, руководствуясь показаниями наручного прибора, который походил на часы, однако измерял температуру, влажность, давление и еще с десяток параметров.

— Прикиньте, Ми-40М выставили на торги, — заметил Гном, сгорбившись над лупой.

По левую руку чертежника всегда стоял, не выключаясь ни на минуту, небольшой телевизор, подключенный к сети 'кругов'. Селектор тщательно выбирал информацию, окружая хозяина белым шумом новостей. Как говорил сам инженер — 'создавал иллюзию насыщенной социальной жизни'. Гном не любил ни людей, ни одиночества, поэтому несколько близких товарищей, телевизор и сплетни Графомана полностью закрывали все потребности чертежника в обществе.

— Ага, противотанковый. С консервации, полный набор, вплоть до вооружения, — кивнул Бес. — Проныра вопил с утра, что уже вертолетами боевыми торгуем вразнос. Машину вывезли как антиквариат, коллекционный образец, никаких сертификатов пользователя. И все проглотили.

— Это не вертолет, — назидательно проговорил Гном, не оборачиваясь и не отрываясь от лупы с мощными фонариками подсветки. — Это винтокрыл. Второго поколения, когда наши перестали, наконец, маяться дурью с десантным отделением. Освободившееся пространство забили электроникой да снарядными коробами для пушки, стало хорошо. Как 'Шайенн', только лучше.

— Не знал, — пожал плечами Бес. — А с виду просто большой вертолет.

— Кому-то поплохеет, — заметил Гном, по-прежнему не отрываясь от работы. — Машинка до сих пор страшная, главное электронику заменить, оригинал устарел. И добронировать хотя бы поликарбонатом.

— Ага, — согласился Бес для поддержания беседы.

Пока Гном доводил до ума небольшой приборчик под лупой на кронштейне со строенными лампами, Бирюк и Крокер снова заспорили. Толчок диспуту дал милевский винтокрыл, а также тема электроники восьмидесятых годов вкупе с продолжавшей греметь в 'кругах' историей утопления 'евовского' танкера.

— Я тебе говорю, сейчас это попрет со страшной силой! — обычно флегматичный Крокер немного разгорячился и помахивал очередным чертежом на мятом листе. — Особенно после такого бенефиса. Будущее за роботами. Не сразу, не завтра и не послезавтра, но думаю, лет за десять агенты и прочие арбитры вымрут как мамонты. Люди не нужны!

— Да не верится как-то, — поморщился Бирюк. — Сколько на это денег потратили, сколько КБ занимались. Работы велись серьезные, причем с обеих сторон, что наши, что мируканцы, даже инглези отмечались с прочими европцами. И запрос был, и элементная база уже позволяла. Но автоматики не пошли. И сейчас не пойдут, все-таки разовый успех это не правило.

— Все верно, — неожиданно согласился Крокер. — Не пошли. А теперь пойдут, ибо звучат волшебные слова — 'селекция целей'!

Бирюк сморщился еще больше, ведь именно распознаванием образов он занимался не один год.

— А сейчас что, лучше стало? Электроника, конечно, сделала пару шагов, но принципы дистанционного управления те же самые.

— А сейчас да, лучше, — Крокер постриг воздух двумя пальцами. — Ножницы! С одной стороны прогресс электроники и связи. А с другой, снижение требований к действиям в разных интересных условиях. Типа высотных ядерных подрывов.

— Так... Вот это уже интереснее... — Бирюк поправил на шее толстый платок в бело-желтую клеточку, намотанный едва ли не по самые уши. — Вот над этим уже можно подумать. Намекаешь на снижение интенсивности боевки?

— Именно, — Крокер триумфально улыбнулся. — Две сближающиеся тенденции. Нужная электроника стала компактнее, система глобального позиционирования и связи через спутник работает лучше. Но главное — больше не нужно задаваться неприятными вопросами вроде 'а если красные рванут Бомбу, оно как летать будет?' или 'когда буржуи снесут наши спутники глобального позиционирования и связи, что делать будем?'. Как следствие — ощутимое падение требований к технике. И в этой вилке уже можно хорошо крутиться, и верхи могут, и низы хотят.

— Так, надо думать, надо думать... — Бирюк постучал друг о друга кончиками пальцев, качнул подбородком, пряча его в складках платка. — Ну да, вышибание связи с командными центрами после множественных ядерных ударов, оно, падла, сурово и безжалостно.

— Во, — поднял палец Крокер. — Ты догоняешь вопрос. Чего хотели от автоматиков, почему не взлетело ни в восьмидесятые, ни в девяностые, хотя у военных ручонки от хотения тряслись, а башмалы было немерено? Хотели, чтобы шайтан-арба прилетала в нужный квадрат, находила цель, кидала в нее бомбочку и верталась взад. И все автономно, потому что мирный атом, радиоэлектронная борьба и никакой связи на поле боя. Если о высотных взрывах еще спорили, то, что спутники зачистят первым же делом, про это вообще сомнений не было.