Путь Бонапарта. Кн.1. Корсиканец

— Количество уступило качеству, — напишет позже о этом сражении при Садрасе французский историк флота Луи-Эдуар Шевалье.

Из письма шефа д'эскадр Сюффрена Франции маркизу де Кастри.

— Шлю Вам, месье, полный отчет о событиях 17 февраля имевших возможность коренным образом изменить ход войны и определить дальнейшую судьбу Индии. Я должен был уничтожить английскую эскадру, не столько из-за превосходства в силах, сколько ввиду выгодности нашей позиции.

Атаковав арьергард Хьюза на своем 'Эро' в сопровождении 'Орьяна', 'Сфинкса', 'Ванжера' и 'Пти Аннибала', я с боем прошел вдоль всей линии англичан — вплоть до их шестого корабля. Три передних были нейтрализованы, и нас стало двенадцать против шести. Я дал сигналы трем кораблям зайти по другую сторону арьергарда англичан. Далее, всем остальным сблизиться с противником на пистолетный выстрел.

Будучи впереди, я не мог хорошо видеть то, что происходило в арьергарде. Я приказал г-ну де Тромелену дать сигнал кораблям, которые могли быть возле него, но он только повторял мои собственные, не обеспечив их исполнения. По другую сторону английской линии зашел лишь 'Брийян', но ни один из кораблей второго отряда не вступил с врагом в плотный огневой контакт.

Наступление темноты, перемена ветра и начавшийся дождь, но главным образом неисполнение вторым отрядом приказа вплотную подойти к противнику, вынудили меня дать сигнал о прекращении боя. Мое сердце разбито недостойным поведением тех, кто меня окружает. Упущена реальная возможность разгромить английскую эскадру.

Я решил не высказывать капитанам своего неудовольствия. Опасно было бы раздражать этих господ, избалованных чрезмерной добротой покойного месье д'Орва. Среди остальных офицеров эскадры нет никого, кто бы мог заменить их.

Наполеон с удивлением смотрел на бочки с водой привязанные между

орудиями и захламленную палубу 'л'Ористона', пройдясь по шкафуту своего первого приза, он вернулся к Мюррею, несущему уже вторую вахту.

— Через четверть часа изменить курс. Оставить только прямые паруса и

фор-марсель, — скомандовал первый лейтенант, взглянув на западную часть неба. Он хотел немного поберечь сильно потрепанный при захвате, изношенный долгими переходами рангоут.

— Есть, сэр, — ответил Наполеон. — Мистер Мюррей, не могли бы вы

научить тому выпаду, что показывали лейтенанту Хоупу?

— Смотрите Бонапарт, отводите клинок, обманным движением целите в

корпус, а когда противник парирует, подныриваете и бьете в бок.

— Понял, сэр.

— Дженкинс, абордажную саблю для молодого джентльмена!

— Вот это, мистер Бонапарт, средство продвижения по службе простого

моряка, — cказал Мюррей. — Только помните, клинок нужно держать пониже. В бою все кончится быстро, обычно никто долго не сопротивляется. Если переживете первые несколько минут, станете героем и тогда внимательно следите за пленной командой, в противном случае можете неожиданно оказаться во французской тюрьме.

Уже рассветало, когда внезапно налетевший шквал изменил направление

ветра с бейдевинда на противоположный и принес дождь. На шканцах находились только двое рулевых у штурвала и Бонапарт, несший вахту вместо спустившегося вниз Картера. 'л'Ористон' рыскнул влево от курса и привелся к ветру, резко заваливаясь на борт.

— Вот черт, — Наполеон цеплялся за кофель-нагель, стараясь не

скатиться с палубы. Паруса обстенились, сверху послышался треск, под напором ветра переломилась фор-стеньга, в падении увлекая за собой такелаж. Крен продержался, какие-то несколько секунд и вскоре корабль стал выравниваться.

Утомленная команда исправляла полученные повреждения, но думать об

отдыхе было еще не время. Сломанную фор-стеньгу опускали вниз, матросы топтались среди остатков такелажа, втаскивая его на борт.

— Мистер Бонапарт!

Лицо Наполеона, с ровным оливкового цвета загаром, сейчас имело пепельный оттенок.

— Да отвечайте же, наконец!

— Сэр?

— Вы несли вахту?

— Сэр, мистер... он...

— Про 'он' мне известно, мистер Бонапарт. Вы несли вахту? Наполеон

упрямо сжал губы. Первый лейтенант Мюррей строгий, но не жестокий человек, сейчас был в таком бешенстве, что наотмашь влепил Бонапарту звонкую пощёчину. Удар оказался сильным и, подавшись в сторону, Наполеон рухнул.

— Встаньте, когда я к вам обращаюсь! Видите, эту стеньгу вы, сопляк! Знайте, когда у нас снова будет топ фок-мачты, следующее звание станете выслуживать там!

— Сэр, но мистер Картер...

— Давайте его сюда, Бонапарт и живо!

— Вот ведь мальчишка такого натворить! — раздался у трапа голос

Картера.

— Мистер Картер, вахта была ваша.

Мичман отвечал негромко, не желая, чтобы его слушали матросы.

— Бонапарт стоял...

— Вы болван! Есть приказ, запрещающий в открытом море оставлять на вахте

волонтера, — гневно ответил первый лейтенант.

— Но все так начинали, сэр. Как же еще их учить?

Мюррей повысил голос:

— Мистер Картер! Как только 'л'Ористон' положило на борт, я

выскочил на палубу, но вас там не было! Во время несения вахты осушить стаканчик в кают-компании, это преступная небрежность. Считайте себя под арестом.

Мысли о том, что произошло, были для Наполеона непереносимы, в

какой-то мере пощечина произвела отрезвляющий эффект и нервное напряжение отпустило.

— Ну, вот мистер Бонапарт, к вам вернулся прежний цвет лица — сказал

Мюррей. — Слава Богу, остойчивость 'л'Ористона' как у скалы, а крен он выравнивает по моим подсчетам, меньше чем за десять секунд и это при хорошем ветре. Происшедшее сегодня должно стать вам уроком и надеюсь, вы хорошо его запомните.

У вас отличные перспективы Бонапарт, — получили образование, уже опережаете в продвижении большинство молодых джентльменов c 'Монмута', да и мистер Гаскойн обещал сделать из вас настоящего моряка.

— Вроде Картера, сэр? — спросил Наполеон с сарказмом.

— Ну, Картер, — пожал плечами Мюррей. — Он не сдал экзамен на

лейтенанта дважды. Хороший моряк, но думаю, навсегда останется мичманом.

— А как насчет Ролстона, сэр?

Используя свои навыки и знания, тот постоянно находил какой-нибудь тонкий способ, когда они работали вместе сделать Наполеону небольшую гадость или блеснуть перед офицерами за его счет.

— Вот это настоящий валлиец! Мне жаль, что Ролстон никогда не

получит звание пост-капитана. Командир должен соответствовать стандартам, к которым призывает, быть твердым, но справедливым, последовательным в своих наказаниях и похвалах. Когда-нибудь, вам придется не только приказать людям делать что-то опасное, но и умирать.

— Есть, сэр, — ответил Наполеон.

— Теперь убирайтесь. Я слышу, как волки воют у вас в желудке мистер

Бонапарт.

— Есть, сэр.

Обед был вполне приличным, все еще имелось много фруктов и овощей,

мяса тоже хватало. За день до подхода к Цейлону Мюррей долго вглядывался в хорошо заметные на фоне темнеющего неба два светлых пятна, возникших на фоне темнеющего неба.

— Нагоняют, а 'л'Ористон' в теперешнем своем состоянии попросту беспомощен.

Барабанщик пробил сбор, матросы под холодными каплями дождя

молча стояли у орудий. Неизвестные корабли, хотя и не слишком резво, настигали транспорт. Его положение, почти без офицеров, с третьего личного состава было критическим. Напряженную тишину нарушил голос у одного из орудий на шкафуте.

— Это французские двухпалубники, эх и полетят от нас пух да перья!

— Эй, там молчать в тряпочку! — прикрикнул первый лейтенант. — Кого

из нас убьют, Царство Небесное, живым — слава!

Все затягивало серой пеленой дождя. похожей на дым, лишь изредка

проглядывало такое же серое море.

— Проклятие! Будем надеяться, что это англичане, — сказал Картер.

— Бом-брамсели белоснежные, как дамский платок, думаю французы.

Это, разумеется, спасет вашу карьеру мичман, и я рад за вас, но черт бы побрал их всех, — ответил Мюррей. — Когда покажут опознавательный, если сигнал не будет отвечать коду, тогда сблизимся и откроем огонь. Мы корабль флота Его Величества и сделаем все, что в наших силах.

Мистер Бонапарт, возьмите запальный шнур и не меньше десяти мешочков с порохом, выйдет отличный фейерверк. Сквозь туман, вместе с выстрелами пушек, это создаст впечатление полного бортового залпа и возможно заставит врага уйти, потому что выглядеть наш 'л'Ористон' будет грозно.

Наполеон смотрел туда, откуда подходили неизвестные корабли, их

темные корпуса вставали из тумана точно скалы. Корабли развернулись и легли на параллельный курс, оказавшись того же ранга, что и 'Монмут'. Среди снастей идущего первым 64-пушечника, вспыхнули огни — два белых, с красным посередине, что-то прокричал первый лейтенант, появились ответные вспышки — два белых огня и один голубой. Наполеон, щуря глаза, переводил взгляд с одних огней на другие.

— Кто вы? — спросил Мюррей, назвав себя и выругав чертов туман.

— Корабль его величества 'Магнаним', капитан Чарльз Вулсли, три

месяца и десять дней как из Плимута, — крикнули в ответ, и оба вновь растворились во мгле.

21 февраля французская эскадра бросила якоря в Порто-Ново. Сюффрен

вступил в переговоры с навабом Майсура Хайдаром Али и достиг соглашения о снабжении продовольствием и обеспечении безопасности высадки войск. В городе нет арсеналов и морских складов, но несмотря на это шеф д'эскадр приводит корабли в порядок.

Из его письма губернатору Иль-де-Франс месье де Суйяку.

— У нас такая нехватка канатов, что две-три дюжины их кажутся

сокровищем. В экипажах недостает шестьсот человек. Я купил в Транкебаре тридцать кафров за семьдесят пагод, собираюсь нанять ласкаров — туземных моряков. Но все это лишь полумеры. Пожалуйста, пришлите людей: матросов, солдат, волонтеров, негров.

Несмотря на желание Сюффрена атаковать Негапатам, бригадир

Дюшмен 10 марта высадил свой экспедиционный отряд к югу от Порто-Ново и двинулся на Куддалор, сдавшийся 4 апреля. Вице-адмирал Хьюз пришел в Тринкомали 24-го февраля, делал все возможное для ускорения абсолютно необходимого ремонта своих кораблей.

Глава 4

Наполеон был счастлив подняться на борт ставшего ему родным

'Монмута', увидеть знакомые лица и, сняв шляпу, отдать честь второму лейтенанту.

— Добро пожаловать домой, мистер Бонапарт, — приветствовал его

Гаскойн.

По прибытии из Англии 64-пушечный 'Магнаним', названный в честь

взятого у французов приза, и 74-пушечный 'Султан' имели ограниченную боеспособность из-за бушевавшей среди экипажей цинги. Эскадра была занята ремонтом и ранеными, но уже 4 марта 1782 года Хьюз, снова вышел в море и через восемь дней вернулся в Мадрас.

Из письма шефа д'эскадр Сюффрена морскому министру Франции маркизу де Кастри.

— Ни в коем случае нельзя даже ненадолго оставлять Восточное побережье. Как мне стало известно, Хьюз получил недавно в подкрепление два линейных корабля и у нас примерное равенство сил. Эскадра не уйдет зимовать на Иль-де-Франс. Я обещал это навабу, и сдержу слово. Необходимость занятия Тринкомали и Негапатама, а может быть и всего Цейлона должно заставить нас желать генерального сражения.

— Милый друг. — писал Пьер-Андрэ графине де Сейян. — Я вновь в море. Рад буду вскоре сообщить тебе добрые вести, но для этого нужно отыскать англичан, вновь сразиться с ними. В эскадре двенадцать линейных кораблей, а операции идут у побережья протяженностью свыше полутора тысяч лье.

В конце марта Сюффрен ведет эскадру к Цейлону, Хьюз тоже вышел в море с войсками и военными снаряжением для гарнизона Триномами. 8-го апреля с английских кораблей увидели на северо-востоке эскадру Сюффрена, как и они идущую к югу. При слабых северных ветрах Хьюз остается на прежнем курсе в этот и последующие два дня. К вечеру 11-го открылся берег Цейлона в пятидесяти милях к северу от порта Тринкомали, а следующим утром британцы вновь увидели на северо-востоке идущую под всеми парусами французскую эскадру.

В этот день у островов Всех Святых в Вест-Индии Джордж Родней одержали решительную победу над французским флотом вице-адмирала де Грасса, готовящего вторжение на Ямайку. Ветер благоприятствовал британцам, обе колонны сходились встречными курсами. После часовой перестрелки, используя внезапное, создавшее разрывы в строю противника, изменение ветра, они в двух местах прорезали линию неприятеля.

Страдающие от интенсивного огня со всех сторон, четыре сильно поврежденных французских линейных корабля арьергарда спустили флаги. Пятым сдался 64-пушечный 'Ардент' идущий на помощь своему адмиралу. Все попытки де Грасса восстановить линию закончились неудачей.

В конце концов, его поврежденный флагман, 110-пушечный 'Вилль де Пари', оказался окружен авангардом Сэмьюэля Худа и после многочасового боя прекратил сопротивление.

Худ просил разрешения продолжить преследование к тому времени наступила тропическая ночь.

— Хватит, мы и так неплохо поработали, — ответил старый и больной Родней. После этого сражения французский флот уже не помышлял о захвате инициативы в Атлантике.

В девять часов утра, когда стало ясно то, что несколько кораблей

британской эскадры не в состоянии уйти от преследования противника, та же причина побудила к сражению де Грасса, вице-адмирал Хьюз решает принять бой. Он выстраивает боевую линию с интервалом в два кабельтова, курсом на запад в сторону Цейлона.

Сюффрен, находившийся на расстоянии шести миль и занимавший наветренное положение, формирует параллельно английской линии свою и, в пятнадцать минут пополудни, поднимает сигнал 'Поворот все вдруг. Атаковать каждому своего противника'.

Около часа пополудни передовые корабли Хьюза открыли огонь по

впередиидущим 'Ванжеру' и 'Артезьену'. Те немедленно привелись в бейдевинд, за что получили сигнал Сюффрена требующий подойти вплотную к противнику.

Французы плохо сохраняют свои места. Их строй образовал кривую, где ее авангард 'Артезьен' и 'Ванжер', а в арьергарде 'Бизар', 'Аякс' и 'Север' находящиеся очень далеко от соответствующих кораблей противника. Сюффрен, хочет решительного боя. Его 'Эро' и следующий за ним 'Ориент', спускаются на пистолетный выстрел к 'Сьюпербу'.

В половине второго на грот-мачте французского флагмана взвился сигнал открыть огонь. В ярком солнечном свете Олмс стоящий на юте 'Монмута', идущего впереди 'Сьюперба', видел блеск эполетов французских офицеров. Враг приближался, на дистанции в сто ярдов корабли окутались дымом первого бортового залпа и 'Монмут', вздрагивая от попадавших в него ядер, ответил по 64-пушечному 'Сфинксу'.

— Отлично! — крикнул Мюррей. — Ну-ка зададим им!

Запаздывая обстенить марсель, 'Эро' прошел дальше, перебитые в начале боя брасы помешали ему остаться возле 'Сьюперба', и французский флагман удержался только на траверзе 'Монмута'.

Раньше Наполеон никогда не обращал внимания, насколько отрезанной от остального корабля может быть нижняя батарейная палуба, но сейчас его мысли заняли мрачные предчувствия. Ему казалось, что время ускорилось, грохот бортовых залпов 'Монмута' не смолкал ни на минуту, перекрывая треск ломающегося дерева, вопли и крики раненых.