Науфрагум: Под саваном Авроры - Том второй

— Увы, все еще хуже. Слышишь кашель и хрип в груди? Она хватанула легкими воды, когда мы сверзились в озеро, и теперь начинается что-то вроде нарушения газообмена или воспаления, точно не помню.

— ...Воспаление легких? Но это же очень плохо, так? От него и умереть можно! — тревожно сверкнула глазами Алиса.

— Еще бы. Нужны антибиотики, а еще хорошо бы... — я задумался, потом поднялся с колен и отряхнул брюки. — ...Так, возьму-ка я фонарик и пойду, пошарю в кладовке.

Тесный тамбур на выходе с ведущей из подземелий ГЭС лестницы, через который мы так быстро пробежали, стремясь к свету и свободе, хранил в себе неисчислимые и драгоценные для любого Робинзона богатства. Я вернулся, обсыпанный крупными хлопьями пыли, чихая и обливаясь слезами, но волоча за собой тележку с выкрашенным в голубой цвет длинным баллоном. Поставив его рядом с ложем инсургентки, я повозился с редуктором, устанавливая его на минимальную подачу, вставил шланг в маску противопылевого респиратора с проткнутым фильтром, подышал оттуда для проверки, кивнул и осторожно надел ее на лицо Софии.

— Импровизация, конечно, но лучше кислородной терапии ничего не найти. Всех нахлебавшихся водолазов так потчуют.

— И откуда ты только все это знаешь, Золтик? Не был бы таким грубияном, я б тебя похвалила, и даже умницей назвала, — прокомментировала Алиса, и обычное ехидство в ее голосе смешалось с легким уважением.

— А кто, по-твоему, участвовал в эпохальной археологической экспедиции на затонувший во втором рейсе 'Мейфлауэр'? Внутрь, под палубу забраться папашка не дал, ясное дело, но за штурвал на верхней палубе я подержался. Знаешь, сколько водолазных лекций пришлось ради этого выслушать? Декомпрессия, азотный наркоз, кислородные отравления, первая помощь — ты бы, радость моя, через полчаса померла от скуки. Падай, короче, ниц пред моим величием.

— Слушай, я даже упаду, — неожиданно заявила она, немедленно выполнив земной поклон. — О-о-о, великий Золтик, не обойди благоволением ничтожную рабу твою, снизойди и осчастливь... чем-нибудь полезным. Потом придумаю, чем.

— Ладно, восстань, дочь моя. Давай, я осчастливлю тебя заданием.

— Это каким?

— Притащи еще ящиков. Запалим костер, а то прохладно здесь. Да и кушать хочется. Снаряды вынуть, а ящики — сюда.

— Кушать?! Ты что, нашел что-то съестное? Где?!

— Хо-хо. Так тебе и скажи.

— Ну-у-у, не томи, колись скорее!!! — запищала она, теребя мой рукав.

— Сначала дрова.

— Вот зануда! — топнула Алиса, но все же направилась к платформам с боеприпасами. Весна дисциплинированно последовала за ней.

— Смотрите, не швыряйте снаряды об пол, аккуратнее! — крикнул я им вдогонку, залез на платформу и снял с крепления над гусеничной полкой висящий там топор. Несколько пустых снарядных ящиков в моем распоряжении уже имелись, и, разбив их на доски, я принялся быстро щепать пересохшее дерево на растопку.

— Вы нашли зажигалку? — поинтересовалась Грегорика, которая тоже не теряла времени даром: вытащив закрепленную в нише башни аптечку, продезинфицировала и перевязала ободранные локти и колени Брунгильды. Та порывалась что-то делать, хотя ее ощутимо шатало, но под давлением принцессы все же неохотно прилегла на брезент рядом с Софией и закрыла глаза, обведенные синяками. Сотрясение явно давало себя знать.

Закончив с растопкой, я поднял глаза на Грегорику.

— Нет, ваше высочество. Но теперь это не проблема.

— Вы собираетесь снова поджечь порох? Но в фонаре осталась всего одна лампочка, а совсем без света здесь, в тоннеле...

— Лампочки не потребуются, — прервал я, копаясь в сумке с инструментами, прихваченной у несчастного электромонтера.

— Как же тогда?.. А-а, думаете высечь искру железом! — с интересом предположила она.

— Тоже нет. Искрой можно поджечь разве что трут. Зато вот так, смотрите...

Вытащив пассатижи, я зажал в них небольшой гвоздь от ящика, взял оттуда же молоток и присел рядом с рельсами. Уложив гвоздь на рельс, покрутил в воздухе молотком и принялся часто и сильно стучать им по гвоздю.

Легкий молоток мелькал так, что расплывался в воздухе, частый звон бился в уши, один отзвук не успевал сменить другой. Прошла пара минут, и гвоздь, уже слегка расплющившийся, вдруг засветился красноватым оттенком. Механическая энергия перешла в тепло, раскалив сталь, и сунутый в сухие щепки гвоздь мигом заставил их затрещать и заняться живым огнем. Я отер пот со лба, бросил молоток и сжал-разжал закостеневшие пальцы.

Принцесса захлопала в ладоши.

— Удивительно! Никогда не слышала о таком!

Ее искреннее восхищение заставило меня покраснеть.

— Да ничего особенного, многие кузнецы умеют разжигать горн гвоздем. В общем-то, это даже не полезный навык, а так, трюк на публику.

— Но где вы ему научились?

— Однажды пришлось почти две недели просидеть в кузнице. Правда, это было давно, три года назад назад.

— Когда вам было шестнадцать? Но ведь вы... из дворянской семьи. Как так могло получиться?

— Мой отец — геолог, служит в Императорской горной комиссии, но сейчас в основном занимается археологией. Начал таскать меня в экспедиции лет с пяти, когда разошелся с матерью. Она была слаба здоровьем, сидеть со мной не могла... и не очень хотела. Вот так и получилось. Я много чего повидал, о чем не жалею, конечно. А тогда... я простудился, и отец оставил меня в лагере партии, разбитом на уединенной таежной заимке. Там была кузница, кузнец — добрый бородатый дядька... и его племянница. Дождь лил беспрерывно две недели, делать было нечего... ну, почти. В общем, за это время я стал заправским подмастерьем. Если вам потребуется наделать гвоздей и подков, починить кирку или закалить новые зубила, смело обращайтесь, ваше высочество.

— Обязательно, — улыбнулась она. — Теперь даже жаль, что мое собственное детство было слишком рафинированным. Выбор вещей, которым я могла научиться, был намного уже.

— Учиться никогда не поздно, не переживайте.

— Наверное... наверное, да.

— Вот сейчас мы вместе поучимся занятному ремеслу кулинара.

— Кулинара? Но какой может быть кулинар без продуктов? Это ведь не дома, где можно позвонить поставщику и заказать. Кто же их тут доставит?

— Наш с вами меткий выстрел, ваше высочество.

— Выстрел? Постойте, вы же не имеете в виду?..

Расширив глаза, она начала поворачиваться туда же, куда смотрел я.

— А что? Крабы, которых нам в полярной экспедиции приносили инуиты, на вкус были отменными. Кто сказал, что это насекомое? Запишем нашего гада в царство членистоногих и воздадим ему должное. Как вы на это смотрите?

Судя по легкому зеленоватому оттенку ее лица, принцесса не разделяла такого вольного подхода к биологической классификации.

— Я... я... не знаю, как смотрю. Вы дозволите определиться с отношением чуть позже?

— Безусловно. Да, сейчас смотреть необязательною. Чтобы не потерять аппетит.

Она сглотнула и послушно отвернулась. Я же, подняв топор, обошел танк и направился к поверженному противнику.

В самом деле, чего тут стесняться? Краб как краб, эка невидаль.

Чтобы отделить одну из членистых ножек, пришлось поработать топором минут пять — панцирь оказался крепким. Тем не менее, я не собирался сдаваться. Наконец, утерев трудовой пот и кровавые брызги, я поднял вырубленный кусок толщиной в мою собственную ногу. С торцов толстой роговой трубы выглядывало плотное розовое мясо, действительно напоминающее крабовое. Хорошо, потому, что я действительно опасался найти внутри какую-нибудь черную насекомью дрянь. Хотя, с другой стороны, едят же сушеных кузнечиков? Акрид? Со вчерашнего обеда во рту маковой росинки не было, и живот подтянуло к позвоночнику — так стоит ли привередничать и воротить нос?

Решившись, я направился к костру. Доски прогорали быстро, но для того, чтобы получить достаточную кучу углей, их было маловато. Надо бы помочь девчонкам. Но сначала — добыть воды. Красное ведро с пожарного щита из той же волшебной кладовки оказалось как нельзя более кстати, и я быстро зашагал к выходу из тоннеля.

Сощурившись от яркого солнечного света, я осмотрелся. Тоннель, как легко можно было предположить по доносящемуся от портала гулу, выходил на высокий железнодорожный мост, пересекавший ущелье в полумиле ниже плотины гидроэлектростанции. Рельсовый путь уходил на другую сторону через пробитую в красном граните береговых утесов выемку, густо заросшую торчащей между шпал малиной и бузиной. На громадном быке, сложенном из гранитных блоков, обнаружилась уходящая вниз цепочка скоб, огражденных трубой из металлических прутьев. Не могу сказать, что лазанье на высоте входит в мои любимые занятия, но пробираться вниз через темные затхлые потерны и тоннель, завешанный слизистыми коконами, было бы еще неприятнее. С другой стороны, спускаться по скобам, с ведром в руках, а потом лезть ярдов пятьдесят обратно — самый последний вариант, к которому я прибегнул бы. К счастью, проблема решилась проще. Перейдя мост, я буквально через пару десятков шагов нашел стекающий по покрытой густым мхом выщербленной гранитной стенке прозрачный ручеек.

Полчаса спустя, потирая все еще красное ухо, я ворошил угли, нагребая жар на запекающееся прямо в панцире мясо. Божественный аромат, разносящийся по всему тоннелю, лучше любых аргументов убедил всех собравшихся вокруг костра в моей правоте. Алиса, немного виновато поглядывая на ухо, продолжала:

— ...Он же и сам нас хотел съесть, правда? Так что это просто восстановление справедливости.

— Конечно. Ешь, или тебя съедят. Раз не получилось, не обессудь.

— И, вообще, креветок же мы едим?

— Едим.

— Крабовые ножки тоже в салат кладут. Значит, и крабов едим.

— Едим. И еще раков — с пивом.

— Ну тебя, Золтик! Помню я, какой ты возвращаешься после пива. Ракообразный весь такой. Со шнурками на штиблетах справился только, когда ножницы нашел.

— Вот какая у тебя злая память, оказывается. Говорят, излишний холестерин на нее вредно влияет. Не стоит, наверное, тебе большую порцию отрезать.

— Ага, правда глаза колет! Шантажируй, шантажируй, свободное слово не задушишь.

— Ты мне скажи потом, в какую газету пойдешь работать, чтобы заранее редакцию спалить... о-о, протыкается хорошо. Ну, то, что горелое, то не сырое. Сочтем кулинарную процедуру завершенной.

Выкаченное из углей толстое обугленное полено с хрустом лопнуло вдоль от удара обухом, и открыло сочное, испускающее пар мясо. Еще раз вытерев о рукав складной нож, найденный среди инструментов в подсобке, я принялся нарезать... м-м-м — окорочок? — на толстые ломти, выкладывая на досточки от разбитого снарядного ящика, послужившие вместо тарелок.

— Но он точно не ядовитый? — глотая слюнки, уточнила Алена.

— Давай проверим. Хотя это не показатель: ядовитая зверушка вроде тебя сама кого хочешь отравит.

— Ну тебя. Давайте тогда по маленькому кусочку... м-м-м... мням.

— ...И вправду, мням... вылитый крабовый салат.

— Запах немного другой... и вкус.. мням.

— Так извини — ни соли, ни перцу.

— Резиновый немного.

— Как креветки, чего ты хочешь?

— Отрежь еще.

— На, держи. Только не переусердствуй. А то вырастут у тебя, к примеру, клешни.

— Не боюсь. Пойду, открою модный парикмахерский салон. И тебе буду во сне являться и клацать — а то ведь тебя туда можно загнать, только когда косы начинают заплетаться.

— Ужас. Лучше не являйся.

— Вот такой ты злосердечный, значит, да? Не ценишь единственную добрую душу, что о тебе заботится и велит идти стричься.

Должное запеченной крабовой ножке воздали все, исключая Софию. Она снова пришла в себя, но оказалась так слаба, что не могла пошевелить и пальцем. Алиса и Грегорика с трудом, поддерживая голову, заставили ее выпить пару чашек (изготовленных из старых консервных банок) горячего бульона из того же мяса. Брунгильда, которая морщилась от головной боли — хотя и старалась это скрыть — не капризничала, а съела все и попросила добавки. Видимо, даже жестокое сотрясение не смогло вывести ее из строя.

Тепло костра и приятная тяжесть в желудке манили прилечь и подремать, но я жестоко задушил это желание. Перед глазами вновь и вновь вставала картина бесчисленных полупрозрачных сталактитов, полных отвратительных зародышей. Кто знает, когда пожалует следующий панцирный гость? Терять время сейчас мы позволить себе не могли. Поэтому я оставил девушек сонно клевать носами у костра, а сам полез на танк. Предстояла большая работа.

Пытаться завести танк, простоявший полвека — почти сумасшествие, которое могло оправдать только наше отчаянное положение. Чтобы выбраться из глуши, в которую нас забросило крушение 'Олимпика', требовалось добраться, по крайней мере, до западного побережья материка, где могли быть какие-то научные или военные посты Либерии. Ведь следят же там за обстановкой на безлюдном материке, в конце концов? Но это означало бесконечные мили — сотни, складывающиеся в тысячи. Пройти их пешком — просто нереально. Стоит нам встретить еще одного панцирного гада, и путешествие закончится в его желудке быстро и бесславно. В принципе, можно было бы попытаться сплавиться по реке, но вот беда — мы находились в центре материка, и все реки этого бассейна текли совсем не на запад, а на север, во внутреннее море. Развитая сеть железных дорог Гардарики, конечно, могла помочь, если найти что-то вроде дрезины, как поступил в свое время император Траян. Но я помнил, что уже непосредственно после катастрофы пути оказались в сотнях мест загромождены остановившимися и сошедшими с рельс поездами, а теперь к ним наверняка прибавились рухнувшие мосты и столбы, засыпавшие пути оползни, подмытые и перекосившиеся рельсы и тысяча других препятствий. Транспортное средство на колесах или гусеницах могло их избежать, а танк в этом плане попросту идеален — у него отличная проходимость, а броня и пушка позволят чувствовать себя в полной безопасности, какие бы чудовища-мутанты не встретились... но только при условии, что удастся стронуть его с места.

Показания манометров воздушных баллонов давали основания надеяться, что система воздушного пуска двигателя заряжена, и струя сжатого пятьдесят лет назад воздуха способна прокрутить коленвал и завести двигатель без участия электрического стартера. Но для этого необходимо было убедиться в том, что топливо исправно поступает к форсункам в цилиндрах. Вопрос: что стало с соляркой за прошедшие полвека? Страшно представить, как забили фильтры и детали топливного насоса выпавшие в осадок загустевшие смолы и прочие тяжелые фракции. А главное, найдется ли солярка где-то поблизости? Цистерны в конце состава давали основания надеяться, хотя поручиться было нельзя. С этого и стоит начать — иначе все будет впустую.

Посвечивая фонариком, я вернулся к хвостовым цистернам. Из наспех открученного Брунгильдой сливного крана капала вязкая черная жидкость. Мазут. Жаль, что танк — не паровоз. Во второй цистерне было то же самое. Мало того, жидкая струйка, брызнувшая из отвинченного крана вместо мощной струи, показала, какую проблему представляют многолетние отложения смолы и прочей дряни на дне цистерны.