Науфрагум: Под саваном Авроры - Том второй

— Карантин... — в голосе Грегорики звучала усталая горечь. — ...Звучало гораздо лучше, пока я не задумывалась о том, что он значит в действительности. Но это же страшно несправедливо. Люди пережили чудовищную катастрофу, говорят практически на том же языке, что и мы — а к ним относятся как к зачумленным.

— Что вы хотите, ваше высочество, бывшие враги. Хотя мир изменился, лозунг 'горе побежденным' все еще витает в головах. Многие наши сограждане, когда случайно вспоминают о Науфрагуме, говорят, что упрямые жители старого света получили по заслугам. Но большинство просто не вспоминает. Не зря же наши парламентарии ведут себя так, словно второго континента и не существует вовсе. Нет людей — нет и проблем.

Девочки давно угомонились, и усталая хозяйка прикорнула на краю лавки. Уютно скрипел сверчок, пристроившийся за печкой, потрескивали догорающие угли, сновали над ними последние синеватые язычки огня.

В устремленных на них зрачках Грегорики, лежащей ничком, положа подбородок на ладони, светились красноватые отражения. Молчание длилось долго-долго, так что я уже подумал, что она так и заснула, с открытыми глазами. Но принцесса вдруг повернула голову и посмотрела на меня в упор. Нас разделяло не более фута, так что я опять почувствовал ее нежное дыхание. Но в произнесенных четко и раздельно словах неожиданно зазвучал металл:

— Пусть это звучит слишком самонадеянно, но я клянусь исправить эту несправедливость. Всей своей жизнью.

Она замолчала. Я тоже лежал молча, чувствуя странный холодок под вздохом. Нельзя сказать, что я понимал в тот момент, какие мысли движутся за этим чистым высоким лбом, но самый толстокожий человек услышал бы твердые шаги по мосту через Рубикон. Если принцесса решила, она не отступит. Но какой же одинокой и хрупкой она выглядела перед лицом равнодушного, сытого мира, не желающего замечать несправедливости! Мои губы, словно сами собой, произнесли в ответ:

— Если вы позволите, ваше высочество, я постараюсь помочь. Толку от меня немного — но уж как сумею.

— Благодарю вас. Это намного больше, чем я заслуживаю, — совсем по-другому, мягко, ответила Грегорика. А ее глаза, казалось, глядели мне прямо в душу. Не знаю, сколько это длилось, но, наконец, она опустила голову и смежила длинные ресницы. — Спокойной ночи, Золтан.

Так, опять 'Золтан'. А 'господин Немирович' снова куда-то пропал. Что бы это значило?

Прошло несколько минут, но я не замечал их течения. Принцесса почти сразу задышала спокойно и ровно, а я не мог оторваться, любуясь тонкими чертами безмятежного лица... пока не спохватился, устыдившись своей бесцеремонности.

Каково это — поставить себе ясную и четкую цель, и положить все силы на то, чтобы добиться ее? До сих пор я не задумывался об этом. Я привык смирять свои желания, даже слегка гордясь тем, что мне нужно немногое; что жадность и зависть к другим мне чужда. Но не получилось ли, что я слишком рано успокоился и позволил течению жизни стремиться мимо — без меня? Аскетизм благотворно влияет на душевное спокойствие, но все же, достойно ли посматривать свысока на остальных, жадно преследующих свои цели, пусть даже сиюминутные и суетные? В любом случае, сейчас я увидел совсем другую целеустремленность. Уверенность такой силы, что перед ней захотелось выпрямиться в полный рост и сделать что-то... ну, просто, чтобы потом не было стыдно.

Дребезг стекла в оконном переплете вырвал меня из странного и не очень приятного сна. Поначалу там все было хорошо — я нашел дорогу среди сплетений подводного леса, и устремился к свету, среди переливающихся пузырьков. Впереди мелькал серебристый плавник ведущей меня проворной рыбки. Но потом... потом, дрожащий, струящийся сквозь толщу воды свет начали сдавливать с двух сторон громадные зубчатые клешни... или створки захлопывающейся раковины-тридакны? Я не успел понять.

— Баба!.. Баба Вадома! Отчини, это я, Ромика!.. — отчаянно звенел за окном детский голосок.

— А?.. Чтось? — в темноте брякнуло, чиркнуло, зажегся огонек керосинки. Хозяйка, протирая глаза и наспех повязывая платок, наклонилась к оконцу. — ...Внуча, ты? Пошто же, середь ночи?..

— Беда, бабуня, беда! Лихие люди набежали... мамка велела... на хутор... А тятьку-то убили!..

— Убили?! Ой, да боже ж ты мой!..

Крик заставил проснуться и девушек, лежавших рядом со мной. Я не успел и глазом моргнуть, как стройная тень с грацией пантеры соскользнула с полатей, и замерла внизу у двери, угрожающе положив руку на эфес шпаги. Брунгильда была готова встретить любую опасность лицом к лицу.

Хозяйка сбросила засов и впустила беловолосую девочку лет десяти в одной холщовой рубашке, понизу мокрой от ночной росы и продранной на плече, словно когтистой лапой. Ткань усеивали страшные темные брызги. Захлебываясь прерывистыми рыданиями, девочка упала на пол — ноги уже не держали. Еще бы, ведь ребенку пришлось пробежать от деревни добрые полторы мили.

Брызжа слезами и судорожно, словно пойманная рыбка, дергаясь в руках бабушки, Весны и Грегорики, девочка выкрикивала:

— Набежали... сами с хвостами... на конях... свищут, визжат... колют всех и тятьку... тятьку прямо на пороге... он на их с топором...а они!..

Стукнула дверь, и из сеней донесся холодный голос Брунгильды:

— Горит.

Выскочив из избы, я увидел, как с северной стороны горизонта на подсвеченном красным небе прорисовались верхушки берез. Хотя до рассвета было еще далеко, над деревней вставало отчетливое зарево. Среди шелеста ветвей перекатилось едва слышное эхо: треснуло раз, другой — точно ломались сухие веточки, в такт торопливым ударам наших сердец.

— И не только пожар, но и стрельба, — выговорил я, прикусив прыгающие от волнения губы. — С-судя по всему, напала целая банда. В деревне человек пятьсот, это сколько же должно быть разбойников?

— Много, — лаконично ответила Брунгильда.

— Вот и здорово, что они нас вчера прогнали, — вмешалась Алиса, и в ее голосе звучало мстительное удовлетворение. — Пусть и из вредности, но получилось у них доброе дело. А то бы и нас в деревне застали. Давайте, скорее, заводим танк и бежать — а то ведь разбойники и досюда могут добраться...

— Ой, лишенько!.. Ой, беда! — донеслось из избы стонущее причитание, сопровождаемое ревом разбуженных малышей. — Доченька моя, доченька!..

Хозяйка, босая, с безумными глазами выскочила на крыльцо, схватила стоящие в углу вилы, споткнулась на ступеньках и упала на колени в грязь.

— Детки!.. — провыла она, протягивая руки в сторону зарева. — Детки же мои!..

Грегорика, тоже босиком, сбежала по ступенькам следом, остановилась над рыдающей крестьянкой. Тонкая, высокая, прямая. Лицо обращено навстречу растущему зареву, очертившему ее силуэт тонкой кровавой каймой.

— Вот черт... — слабым голосом выдавила Алиса. Умоляюще оглянулась на меня. — Слушайте, ну не будем же мы?.. Эти хамы на нас наплевали, выгнали, пожалели нам куска хлеба...

— А вот бабушка Вадома не пожалела, — заторможено возразил я, бесцельно шаря по карманам. — Так, куда же я задевал...

— Ну да, батрачить заставила! Что же теперь, за это голову подставлять? Нет, я все понимаю, сочувствую, детишек мне тоже жалко... эй, вы что, опять драться хотите? Мало нам тот клоп едва головы не пооткусывал?!.. Зачем? Кто они нам?! — теперь Алиса почти визжала, вцепившись в сюртук и тряся меня, как погремушку.

— ...Погоди, — пробормотал я. — Да отцепись ты!..

Ее истерика странным образом помогла мне собраться с мыслями. Вырвав у Алисы лацканы сюртука, я быстро застегнул пуговицы и повернулся к Брунгильде. Ее взгляд был прям и остер, словно готовая к выпаду шпага. Чтобы ответить на него... чтобы ответить, нужна была смелость — вся, что у меня еще осталась. Это было ощущение, возникающее на перегибе ледяной горки: чуть перенесешь вес вперед, качнешься — и возврата уже не будет.

— Надо помочь, — сказал я, решившись.

— Не уверена, — ответила телохранительница, переводя взгляд на неподвижный силуэт принцессы. — Может быть опасно.

— Да. Но не пойти... как-то неправильно.

— Подвергать опасности госпожу нельзя. И винтовка всего одна.

— Но есть танк... броня, гусеницы, фары. Да они разбегутся, скорее всего. Та же картечь, на худой конец.

— Одного железа мало. Ты — готов?

Брунгильда нашла правильный момент, чтобы впервые обратиться ко мне на 'ты'. Обманывать бессмысленно, она все прочтет на моем лице. Ответить, что я понятия не имею, готов ли убивать людей? Телохранительница спрашивает прямо. Вероятнее всего, если я откажусь, она даже не станет думать обо мне хуже, чем думает сейчас. Черт возьми, но я делаю это вовсе не для того, чтобы повыпендриваться перед девушками.

— Н-наверное. Все равно деваться некуда.

Брунгильда кивнула.

— Именно. Когда госпожа прикажет — рассчитываю на тебя, Немирович.

— Спасибо за... э-э-э... честь.

Уж не знаю, какие заключения там сделала для себя эта валькирия, но, кажется, на первую ступеньку в ее глазах я все же поднялся.

Естественно, все произошло так, как предвидела Брунгильда — да и было бы удивительно, если бы она ошиблась. Служа принцессе с младых ногтей, она видела хозяйку насквозь.

Грегорика обернулась к нам и посмотрела так, что мне невольно захотелось вытянуть руки по швам. Брунгильда тоже выпрямилась и напружинилась. От нее так и веяло готовностью по первому слову броситься в огонь. Принцесса положила руку на трясущееся плечо крестьянки и произнесла коротко:

— Мы поможем.

На мокром лице бабушки Вадомы появилась сумасшедшая надежда. Мелко крестясь, она протянула, было, дрожащую руку, но не осмелилась дотронуться до принцессы. Брунгильда, не ожидая лишней секунды, бросилась к стоящему на выгоне танку. Мне нужно было вернуться за оставленными в избе туфлями, и я уже повернулся, но меня остановил визгливый крик Алисы.

— Да вы все тут с ума посходили! — на грани истерики кричала она. — Там головорезы, бандиты, а вы — студенты-второкурсники, школяры-теоретики, девчонки — с ними собираетесь драться?! Как?! Может, проще сразу повеситься?.. Мне тоже жаль детишек и все такое, но кидаться своей жизнью?.. Не желаю!!! Меня не заставите!..

— Я не собираюсь вас заставлять, Алиса, — совершенно спокойно ответила принцесса. Вместо гнева в ее голосе почему-то звучала печаль. — Вы правы, все вольны сами распоряжаться собственной жизнью. Мы отправимся втроем.

— Постойте!..

Это вдруг подала голос Ве́сна, на которую в суматохе никто не обращал внимания. Она шагнула с крыльца к Грегорике и остановилась, просительно сложив руки.

— Пожалуйста, ваше высочество. П-понимаю... это опасно, но я... я могу хоть как-то... помочь...

Грегорика смерила ее взглядом и кивнула.

— Я хотела оставить вас с Алисой, ведь нужно позаботиться о Софии и бабушке с внучками. Не буду скрывать: не знаю, чем все это кончится. Но если вы уверены в себе, госпожа Госпич... хорошо. Благодарю вас от всей души.

Принцесса обернулась к Алисе. Та стояла на крыльце, тяжело дыша и судорожно цепляясь за потрескавшиеся резные перильца. В ее глазах плескалась паника и злость, смешанная со стыдом. Вспоминая вчерашнюю свою истерику в танке, пощечину и унижение, которое испытала, она явно ждала продолжения и готовилась из последних сил отбиваться, заранее выставив колючки. Рядом на ступеньку бессильно опустилась София, приложив к губам платок.

Как ни стыдно было слушать скандал, который устроила Алиса, смотреть, как принцесса размажет ее по земле, мне не очень-то улыбалось. В конце концов, я привык воспринимать ее такой, какая она есть, никогда не считал отважной воительницей, и не ждал от нее особых геройств. Трудиться же и перевоспитывать ее... хммм, а на что мне это сдалось? Надо полагать, принцесса, с ее чувством долга и ответственностью, смотрит на трусость и слабость еще строже, и моей снисходительности ждать от нее едва ли придется. Бедная Алиса... похоже она и сама понимает, что сейчас произойдет. Кулаки сжаты, набычилась, словно уже готова изо всех сил отругиваться...

— Алиса, вас я попрошу выполнить задачу, с которой никто не справится лучше, чем вы, — тон, которым заговорила Грегорика, оказался совершенно не таким, какого я ждал. Нет, он не был мягким. В словах принцессы все равно чувствовалась сталь, но почему-то направлена она была отнюдь не против взъерошенной Алисы. — Бандиты могут прийти и сюда, поэтому нужно как можно скорее забрать детей, взять одеяла, еду и укрыться в лесу. Бабушка Вадома и София вам помогут. Не уходите слишком далеко, лучше спрятаться на опушке, чтобы видеть дом и нас, когда вернемся. Если же... если этого не произойдет — бегите как можно дальше. Полагаюсь на ваше благоразумие и стойкость.

Поразительно, принцесса говорила ровно, словно это не Алиса только что выкрикивала ей в лицо обвинения в сумасшествии. Ни следа злости или раздражения. Так мог бы говорить бывалый, опытный офицер, ставя задачу необстрелянному новичку, у которого неудержимо дрожат коленки. Откуда у принцессы столько уверенности и терпения?

Стиснутые пальцы Алисы — точно готовые царапаться когти — вдруг разжались. Она провела рукой по глазам, ответила дрожащим голосом:

— Х-хорошо. Мы... мы сейчас уйдем. Но только... только... и вы возвращайтесь, ладно?

— Конечно, — кивнула Грегорика.

— ...И ты, слышишь, Золтик? — обернулась Алиса ко мне.

— А? Что? Ты что-то сказала?

— Брось дурачиться, идиот.

— Да я и не думаю, — бросил я, ныряя обратно в сени.

Обувшись и снова выскочив на крыльцо, я застал Грегорику расспрашивающей хозяйку.

— ...Просека поворачивает направо? А куда она выходит? Далеко от окраины деревни или от геодезиков? Я имею в виду, от куполов?

— Та не-е, милая, просе́ка-то пряменько идет, тамотко своротка с ней, токмо заросла, поди, боярышником-то. Толь втора, толь третья, запамятовала уж, старая, — тыкала пальцем в сторону темного леса бабушка Вадома.

— Как же нам узнать поворот? Есть там что-то приметное? — не отступала принцесса.

— А в чем дело? — спросил я. — Разве мы не по железной дороге вернемся к деревне?

— Бабушка говорит, что есть путь намного короче. Через лес — как бежала девочка. Кроме того, нападающие не будут ждать контратаки с этой стороны, потому что защитники деревни могут появиться только от железнодорожной магистрали. Только бы нам не заблудиться по дороге, — объяснила принцесса, хмурясь и нетерпеливо покусывая губы. Ого, стратегическое планирование операции в разгаре. Ей-богу, ей невероятно идет этот сосредоточенный и строгий вид.

— Дозвольте, я покажу!.. — вдруг выбежала вперед беловолосая внучка. Как ее назвали, Ромика? Когда она потянула Грегорику за руку, на остреньком личике выразилась решимость, какую редко увидишь у ребенка. — Поспешайте токмо скорей, а то ж там мамка и братики!

Принцесса в сомнении сдвинула брови, но я напомнил:

— Проводник здорово пригодится, а в танке ей мало что может угрожать.

— Хорошо, — согласилась принцесса и кивнула остальным. — Не медлите здесь, скорее в лес. Веди нас, Ромика.