Кая отошла от стола, чтобы не мешать знахарке.
Обнажив рану, пожилая женщина покачала головой. Грино был прав: Михал больше нежилец. Только вот ошибся дракон в отпущенном графу времени для завершения пути. Какие там сутки, до полуночи бы парень протянул. Хоть бы еще заклинание не подвело: Марта совсем не была уверена, что прочтет его правильно, и оно подействует так, как нужно. Грино объяснил все быстро, как-то небрежно, и у знахарки сложилось смутное представление о том, что должно произойти с раненым в то время, когда она будет произносить магические слова. Но она поняла: посторонним будет тяжело вынести это зрелище.
— Вам нужна помощь? — поинтересовалась Кая.
— Нет. Я справлюсь сама, — заверила ее пожилая женщина. — А вам, девушки, лучше выйти: и, что бы тут не происходило, ни в коем случае не входить и никого сюда не впускать, пока я сама не разрешу.
— Пойдем, Кая. Не будем мешать, — произнесла леди Еланта.
— Но... — служанке не хотелось уходить.
— Раз Марта просит — значит так надо, — сестра графа Иверского подхватила подругу под локоть и вывела ее из комнаты.
Мирослав пришел в себя от боли. Он застонал и дернулся, пытаясь подняться. Последнее, что он помнил, — забрызганный кровью снег...
— Лежать! — рявкнул на него Грино и, хоть находился в обличии ребенка, подкрепил приказ драконьим рыком.
— Больно... — прошептал оборотень, успокаиваясь.
— Еще бы! — согласился дракон, прикладывая ладонь к очередной ране. — В тебе серебра застряло столько, что на кольчугу хватит. Мало того, наконечники стрел и, подозреваю, меч Михала были обрызганы особым эликсиром ... Тем, что заставил тебя помимо воли принять человеческий облик. Кстати, очень гадкая вещь... Как-то я залез в кладовую дяди и совершенно случайно подобный себе на лапу вылил...
— О-ууу! — снова простонал оборотень и тяжело задышал.
Мальчишка резко приподнял руку над раной, из которой вместе с куском обломанного древка выскочил наконечник стрелы и упал в складки одеяла.
— Седьмой, — радостно сообщил Грино и, быстро подхватив его, кинул к шести уже лежащим на столе.
— Оставь меня...
— Рехнулся?! Да ты ж никогда не оклемаешься, если их не вынуть!
— И хорошо... — хриплым голосом произнес Мирослав.
— Глупец!.. Так о чем я... Ах, да! Так вот подобный эликсир попал мне на лапу, вернее, на ногу, так я потом неделю не мог в дракона превратиться. Дядя сказал...
— А-а-а-а!
— Восьмой и девятый... Рядом вошли, потому так больно, — пояснил дракон и продолжил о своем: — Что я все-таки больше человек, чем дракон, поэтому и люблю пребывать в двуногом облике. А тот эликсир, как потом выяснилось, для меня приготовил. Для воспитательных целей.
— Плевать мне на вас с дядькой и на все эти демонские облики! Маренг все побери!
— Успокойся, еще штук десять осталось. Может, больше. Извини, но уменьшить боль, пока ты напичкан звездным светом, я не могу. Так что терпи. Ладно, отдохни немного.
— Где мы?.. — спросил оборотень. Взор словно застилала сероватая полупрозрачная пелена: сказывалось пагубное влияние серебра. Это ж надо, такую дрянь звездным светом назвать. Помешались драконы на звездах. — Плохо вижу...
— В твоем замке...
— Она... Она отвернулась... — Мирослав сомкнул веки и повернул голову набок, а в уголках глаз блеснули слезинки.
— Еланта пыталась тебя предупредить...
— Я убил ее брата! — мужчину не особо расстраивало то, что одним, по его мнению, гадом на свете стало меньше. Но осознание того, что им оказался брат Еланты, делало невозможным примирение с ней. А это самая страшная рана, которая будет постоянно напоминать о себе, причинять невыносимую боль и никогда не затянется.
— Ну, пока Мих...
— Исчезни, дракон! Все кончено... Больше не прикасайся ко мне... Уходи...
Грино проворчал себе под нос о том, что он Мирослава предупреждал о затее Михала, и продолжил извлечение стрел. Оборотень больше ни слова не произнес, лишь стонал, когда из его тела выходил очередной серебряный наконечник...
Закончив читать заклинание, Марта перепугалась: тело Михала дрогнуло, выгнулось дугой и зависло над столом. Голова графа откинулась, веки приоткрылись, и знахарка заметила, что зрачки его закатились. С губ раненого сорвался то ли тихий стон, то ли последний выдох. Какое-то время волшебная сила удерживала в воздухе молодого человека, окутывая его красновато-оранжевым светом, а затем бережно опустила на прежде место. Оказавшись на столешнице, хозяин Иверы глубоко вдохнул и открыл глаза. По устремленному на нее взгляду пожилая женщина поняла, что он в сознании и узнал, кто находится рядом. Неожиданно Михала затрясло, дыхание стало тяжелым, лоб и грудь покрылись капельками пота, пальцы судорожно сжались, словно пытаясь вцепиться в невидимую простыню. Он вскрикнул, когда из раны вышли два обломка кольчужных колец, и затих: веки сомкнулись, а дыхание стало спокойным и ровным.
— О, Создатель! — услышав крик, Кая ворвалась в комнату.
— Марта просила не входить! — пытаясь удержать подругу, Еланта едва успела схватить ее за руку. Но та, более рослая и сильная, втянула ее в графскую спальню.
— Отпусти! — служанка освободилась и бросилась к графу. Увидев, что он лежит с закрытыми глазами, и, ожидая самого худшего, испуганно спросила: — Что... Что с ним?!
— Он теперь спит... — ответила знахарка, устало опускаясь в кресло. — Рана очистилась... Думаю, все теперь будет хорошо...
— Спасибо вам, — Кая погладила Михала по руке и легонько сжала его пальцы.
— Дождемся утра... Еланта, помоги мне перевязать рану, — попросила Марта, нащупала в своей суме горшочек с приготовленной Грино мазью, но доставать его не спешила. — Нужна теплая вода.
— Да, конечно, — согласилась леди. Заметив нерешительность знахарки и, догадавшись, что та хочет ей что-то рассказать без свидетелей, тут же распорядилась: — Кая, сходи на кухню за водой.
— Но эта еще не остыла, ее ведь недавно принесли, — запротестовала подруга, не желая покидать любимого.
— Сходи за новой, — повторила Еланта. — Поторопись!
Служанка нехотя отпустила руку графа и поспешила на кухню.
Марта достала мазь и сказала:
— Это мазь на крови дракона и жире эбернака. Не спрашивай, откуда она у меня, не скажу. Будешь брату через день делать с ней перевязку.
— Но... но это безумно дорогое средство. Когда Михал поправится, он тебе заплатит. Я...
— Не надо. Прими это, как дар...
— Спасибо...
— Как извинения... Я пыталась уберечь тебя от всего этого, поэтому и сообщила графу Иверскому, где ты. И не могла сказать правду о Мирославе.
— Он мог сам рассказать!.. — Еланта не сумела скрыть горечь обиды. — Мог! Он не доверял мне... Обманывал... Я не хочу о нем говорить! Не сейчас, — на самом деле ей безумно хотелось спросить, что с оборотнем, жив ли, но гордость не позволила: она чуть с ума не сходила после каждого видения, как оказалось, магических штучек Мирослава, и уж слишком много было разрешено псу. Сестра графа потянулась за бинтами. — Давай лучше займемся перевязкой.
Знахарка немного поколебалась, размышляя надо ли говорить девушке, что Мирослав жив, и, все-таки решившись, произнесла:
— Серебро смертельно для обычного оборотня, но Мирослав проклят и не может умереть.
— Мне все равно... — пошептала та и почувствовала, что обманывает не только пожилую женщину, но и саму себя. Один рулончик белой ткани выскользнул из ее рук и, разматываясь, покатился по полу...
Огонь бушует и набирает все больше силы. Языки пламени так и норовят лизнуть голую спину, опалить плечи. Едкий дым раздражает глаза, сушит веки. Жмуришься, стараясь выдавить хоть одну слезу, но ничего не получается. Пот ручейками стекает по телу. Бежать некуда. Вокруг лишь ревущее огненное море, стремительно подбирающееся к босым ногам. Внезапно возникшая, полыхающая волна всей мощью обрушивается сзади и накрывает с головой. Вспыхиваешь, подобно щепке. Корчишься в конвульсиях от боли. Кричишь, но вместо своего крика слышишь лишь хрип. Неожиданно среди огненных всполохов видишь очертания женской фигуры и думаешь, что твой путь уже завершен. Но Судьба не спешит забрать жизнь, а с любопытством смотрит на твои мучения, загадочно улыбаясь. Ты ждешь, что вот-вот она,легким кивком головы позовет за собой и уведет за порог вечности. А богиня протягивает руку и тихо говорит: "Держись. Ты нужен мне". Хватаешься, с силой сжимаешь ладонь, не веря в спасение, закрываешь глаза, и тебя вырывают из лап разъяренной огненной стихии.
Огонь... Он не отпускает, сосредотачиваясь в животе. Его жар уже невыносимо терпеть. С губ срывается стон, а пальцы с удвоенной силой стискивают спасительную руку. Она так тонка... хрупка... Понимаешь, что причиняешь боль, но не можешь отпустить. Чувствуешь прикосновение чего-то мягкого ко лбу, а затем на пересохшие губы падает капелька воды... Жадно слизываешь ее, ощущая привкус соли... С трудом размыкаешь глаза и в ореоле скудного света свечи видишь богиню... Она тут, рядом... Не важно, что это твоя бывшая служанка, что ее веки припухли от слез, и лицо выглядит усталым... Для тебя она всегда самая прекрасная на свете... Вспоминаешь, что не успел ей сказать что-то важное... Даже если перед тобой всего лишь предсмертное видение... Она должна знать...
— Кая... — Михал не узнал свой голос.
— Тише... Тебе нельзя говорить... — девушка одной рукой отжала в тазик лишнюю воду с тряпочки и потянулась лицу молодого человека.
— Я дол...жен... Мож...ет... быть... поздно... — юноше каждое слово давалось с невероятным усилием и болью.
— Молчи, береги силы, — прохладная влажная ткань скользнула по потному лбу.
— Важно... Про...сти... я... Письмо... — мысли путались.
— Потом. Молчи.
— Нет... Я сжег... письмо... Слы...шишь?
— Да, Михал. Я слышу.
— Ты... гра... графиня... Энтор...ская, — лорд с трудом сглотнул подкативший к горлу комок. — Пить...
— Тебе нельзя. Потерпи...
— Письмо... Это прав...да... — Михалу показалось, что она ему не верит. Его пальцы еще сильнее сжали руку девушки.
— Знаю.
— Не пони...маешь... Ты дворянка... Сво... бодная... — молодой человек удивился, откуда она может знать, и решил, что она просто соглашается с умирающим. — Боял...ся ска... сказать... Ду...мал уйдешь...
— Нет. Никогда... — она поцеловала горячую щеку, покрытую двухдневной щетиной.
— Хотел... восстановить т-твои пра...ва... Не успел...
— Ты все успеешь, — Кая провела пальцами по его влажным от пота волосам.
— Нет... Скажи Ельке... пусть о...на...
— Я скажу. Обязательно передам, — пообещала девушка.
— Прости... Я... Я... был...жесток... Я не дол...жен... был так... с тобой...
— Я прощаю тебя, Михал. Молчи. Береги силы... Они тебе нужны... — по щекам Каи покатились слезы. Марта заверила, что все прошло, как надо, и граф Иверский поправится. Уже идет вторая ночь после его ранения. О, Создатель, как тяжело видеть некогда полного сил любимого человека слабым, изможденным и беспомощным!
— Не плачь... Я не достоин... тебя... — смотреть стало невероятно тяжело, и молодой человек сомкнул веки.
— Я люблю тебя таким, какой ты есть. И всегда буду любить.
— Не оставляй... меня... Прошу... — Михал почувствовал, что силы покидают его. Уже погружаясь в забытье, он услышал:
— Никогда не оставлю. Никогда...
26.
Еланта сидела в кресле возле окна с корзинкой для рукоделия на коленях и перекладывала хранящиеся в ней нитки, подбирая цвета для вышивки. С улицы послышался счастливый смех. Девушка поставила корзинку на стол, выглянула в окно и улыбнулась, увидев во дворе парочку: брата и Каю. Михал одной рукой обнимал бывшую служанку, и они медленно шли к тренировочной площадке. Передвигаться самому без опоры графу пока было сложно, но уж слишком часто этой опорой служит подруга сестры. Еланта подозревала, что брат просто пользуется случаем, чтобы лишний раз потискать любимую, уж слишком вид у него довольный в такие моменты. Да и Кая уже не стеснялась, когда Михал открыто проявлял свои чувства. Еланта, конечно же, была рада и за брата, и за подругу, хотя с обоими у нее все еще были натянутые отношения. Леди понимала желание брата защитить своих людей от нечисти, порождения Маренга, но Кае она никак не могла простить то, что та скрыла правду о Черном. Если бы она заранее знала, кто на самом деле ее пес, возможно, все сложилось бы по-другому. Если бы Мирослав сам во всем признался! Но он предпочел обманывать, не доверяя ей. Разве кто-то может легко простить обман?
Вот уже месяц пролетел после поединка между Мирославом и ее братом. Столько всего за это время произошло! Благодаря своевременному появлению Марты Михал выжил и довольно быстро поправлялся. Он сильно изменился, стал уравновешеннее и терпимее. Куда-то подевалась вся спесь, и эхо больше не разносит по замку его рявканье и крик. Возможно, когда граф окончательно выздоровеет, все вернется на круги своя, но пока в Ивере царят тишина и покой.
Спустя неделю после поединка в крепость заявился барон Дортон под предлогом попрощаться с умирающим другом. И кто ему только успел донести, что граф Иверский при смерти?! Конечно же, барон был неприятно удивлен, что ранение Михала хоть и очень тяжелое, но отнюдь не смертельное. Однако это не помешало ему навязчиво добиваться благосклонности сестры соседа. Марек Дортон зачастил с визитами в Иверу, пытаясь убедить Еланту выйти за него замуж. Хорошо, что капитан Болеслав во время его посещений постоянно находился возле сестры хозяина, не давая наглецу перейти к более активным действиям.
На счастье леди и к большому неудовольствию наглого Марека, в замок приехал наследник барона Антарского с выкупом за пленных. Увидев друга в таком тяжелом состоянии, Всеслав расстроился и решил задержаться на некоторое время. Он и положил конец сватовству барона Дортона.
Разговор был короток.
— Еланта, ты хочешь выйти за него замуж? — поинтересовался Всеслав.
— Нет, — не раздумывая, ответила девушка.
— Ответ понятен? — спросил наследник барона Антарского у Марека Дортона.
— Ты не имеешь права!.. — стал возмущаться тот.
— Приедешь, когда Михалу станет лучше, — перебил его Всеслав. — А пока...
— Но...
— Если ты не согласен, я готов принять вызов!
Марек, разумеется, был не согласен, но у него хватило ума не ссориться с лучшим другом соседа. Ничего, он приедет позже, когда этот белобрысый вернется в Антару. Барон смерил Всеслава гневным взглядом, кивнул Еланте и ушел.
Всеслав пробыл в Ивере почти две недели. Много времени проводил с другом и, к разочарованию всех служанок, которых ранее одарял вниманием, ночи коротал один. Наследник барона Антарского уехал, когда убедился, что Михал в состоянии подниматься с постели без посторонней помощи.
Когда у графа Иверского спал жар, капитан напомнил ему о Радеке, про которого в свете последних событий все позабыли. Все, кроме Болеслава. Оказалось, к двадцати ударам плетью, что Михал приказал отпустить пленнику, капитан добавил еще и от себя тридцать. К тому же, палач с усердием выполнил свою работу, и спина Радека превратилась в кровавое месиво. Необработанные раны неудачливого похитителя загноились, ко всему этому добавилась простуда, полученная после обливания ледяной водой и лежания на холодном полу подземелья после порки. К моменту, когда о парне вспомнили, он был уже скорее мертв, чем жив.
