В Адлере самолёт встречал лично Филёв. Он, как дирижёр оркестра, командовал сразу тремя автобусами у трапа: один из них должен был увезти родственников экипажа в пилотский посёлок близ аэропорта, а два других — забрать родственников пассажиров. Такова суровая реальность всех авиакатастроф: родственники погибших членов экипажа и родственники пассажиров не должны встречаться, потому что обычно они являются непримиримыми врагами — даже когда известны причины катастрофы и экипаж "ни при чём", у некоторых остаётся желание обвинить пилотов: "Это твой муж мою дочь убил".
Анатолия Андреевича и "замполитов" Филёв, похоже, ждал, а вот увидев нас с Игорем, аж позеленел от злости:
— А вы что здесь делаете? На хрена прилетели?
Мы попытались оправдаться — дескать, Наталья Валерьевна (Филёва то есть) нас отправила, но генеральный не слушал — он организовывал посадку в автобус.
Подавленные, мы с Игорем "прибились" к Анатолию Андреевичу и поехали в гостиницу "Москва" вместе с родственниками пассажиров. Расселением там командовал местный представитель авиакомпании, Олег Александрович, с ним я был знаком по моим летним командировкам в Сочи. Пропустив вперёд прибывших с нами людей, мы оформились в одноместные номера последними. Как и со всех остальных, с нас не потребовали ни единой бумажки — даже паспорта мы не показывали, просто сказали свои фамилии и получили ключи.
Я распаковывал вещи, когда в номер постучал Анатолий Андреевич:
— Спускайтесь с Игорем вниз, в кафе — Филёв зовёт разговаривать.
Я звякнул Игорю, чтобы он тоже поторопился, и побежал к лифту.
В Сочи был бархатный сезон: +25 и солнце. По причине "продолжения лета" все уличные кафешки, в том числе та, что располагалась около гостиницы "Москва", исправно работали. Владислав Феликсович сидел в пластмассовом кресле и пил главный сочинский напиток, кофе по-турецки, который здесь, естественно, называют "кофе по-армянски": консистенции белорусского киселя, с пенкой, очень крепкий и очень сладкий. Нам генеральный заказал такой же.
— Смотрите, парни, — сказал Филёв совершенно по-деловому, от его утреннего срыва не осталось и следа, — замполиты работают с родней экипажа, я тут в штабе, в основном. Андреич тоже туда пойдёт — с прокуратурой общаться, да и по другим юридическим делам. А вот родственниками пассажиров заниматься некому — вы будете.
Далее генеральный директор выдал нам ещё две "вводных" — он категорически запретил нам плохо отзываться о властях — как местных, так и федеральных, что бы те ни говорили и что бы ни делали, а также попросил не высказываться о пресловутой украинской ракете:
— Похоже, всё на нас валить будут.
Мы с Игорем принялись за работу. Прежде всего, нужно было понять, кто же всё-таки прилетел сегодня утром — с кем из родственников пассажиров придётся иметь дело авиакомпании при решении вопросов компенсаций, страховок, возможных судебных разбирательств — нужны были списки. Второе: всем, кто прилетел в Сочи рейсами чужих авиакомпаний, а таких было не мало — до Новосибирска рейсом из Израиля летели и барнаульцы, и красноярцы, и даже хабаровчане, — "Сибирь" пообещала компенсировать стоимость перелёта, соответственно, нам нужно было собрать эти билеты, "провернуть" их через компанейскую "бюрократию" и отдать людям деньги. Третье: мы должны были по мере сил помогать персоналу гостиницы с расселением всё прибывающих родственников, правда, основной аврал планировался на завтра, когда из Израиля должен был прилететь специальный чартер. Ну и, наконец, четвёртое: хоть мы и не были специалистами, нам поручалось оказывать всю возможную помощь находившимся в горе людям — лекарства, контакт с медиками, организация транспорта и прочие "мелочи".
Вечером состоялась первая встреча штаба с родственниками. После ужина в гостиничном ресторане людей попросили остаться. В импровизированном "президиуме" сидели глава штаба по расследованию катастрофы, секретарь Совета безопасности России Владимир Рушайло со своей помощницей, замгубернатора Новосибирской области Виктор Косоуров, прилетевший тем же рейсом, что и мы, мэр города Сочи Леонид Мостовой и гендиректор "Сибири" Владислав Филёв. Говорил в основном Рушайло. Он вновь озвучил официальную позицию правительства России, сказав, что комиссия рассматривает только три версии: теракт на борту, ошибка экипажа, техническая неисправность. В зале раздались голоса:
— А что вы скажете про учения украинских ПВО?
Похоже, вчерашние новости по НТВ смотрели не мы одни — про украинскую ракету, как потом выяснилось, знали все присутствующие.
Секретарь Совбеза ответил, что версии случайного попадания ракеты штаб не рассматривает. Началась перебранка.
— Вы про "Курск" врали, теперь про самолёт врёте? Вы вашего друга Кучму выгораживаете? — кричали из зала.
Но чиновник был непреклонен — только три версии.
После встречи я вышел из гостиницы перевести дух и выпить кофейку в уличной кафешке. Рядом сидели и курили парни в костюмах. Это были следователи-дознаватели из местной прокуратуры — я их видел сегодня несколько раз в гостинице, они ходили по номерам и допрашивали родственников пассажиров тель-авивского рейса.
— Слышь, ты же из "Сибири"? — обратился ко мне один из них.
Я подтвердил сей факт.
— Скажи, а чо вы все сюда-то припёрлись, в Сочи? Он же под Новороссийском, считай, упал! — скорчив страдальческую гримасу, спросил вдруг парень так, будто выбор места для работы штаба по расследованию катастрофы зависел от меня. — Мы тут жили — не тужили, а сейчас нам геморрой такой!
Я не знал, что отвечать работнику прокуратуры — я тоже не был счастлив оттого, что у нас упал самолёт, и тоже предвидел, что несколько ближайших дней у меня будет "геморрой" из-за этой катастрофы — только я дурацких вопросов никому не задавал в этой связи. А тоже мог бы...
С первого же дня мой 653-й номер как-то сам собой превратился в неофициальный штаб авиакомпании в гостинице. На той же первой встрече с родственниками Филёв представил нас с Игорем как тех "двух парней, к которым можно обращаться в любое время дня и ночи по любому вопросу", поэтому люди обращались. Мы, опираясь на списки гостиницы, начали составлять свои списки родственников пассажиров, спускались на ресепшен, когда приезжал кто-то, дабы отметить в своих списках и понять, кому из погибших и кем он приходится, помогали человеку поселиться, собирали билеты у тех, кто прилетел не рейсом "Сибири". С билетами мы бегали в наше представительство, сканировали и отправляли их по электронной почте на адрес финдиректора в Новосибирск. Получив скан с подписью, получали в кассе деньги и сразу же бежали назад — отдавать деньги людям. Всё это происходило безо всякой волокиты и, насколько я помню, даже без расписок — я, например, раздал людям под сотню тысяч рублей компенсации за перелёт. Сколько выдал Игорь, даже не знаю.
А еще к нам шли люди со своими проблемами — у кого-то закончились лекарства, а в Сочи таких не было. Мы звонили в Москву нашему тогдашнему представителю Андрею, и тот отправлял их ближайшим рейсом. По ночам прокуратура вызывала людей на опознание тел, и мы решали, где взять машину до судебной экспертизы и назад, дозваниваясь до нашего сочинского представителя или на круглосуточный телефон мэрии. Первую ночь в Сочи я, вообще, провёл, провисев на телефоне — одна женщина из Красноярска, потерявшая в катастрофе мужа, весь день падала в обморок — врачи, дежурившие в одном из гостиничных номеров, несколько раз бегали приводить её в чувство. В конце концов, они попросили меня вызвать в Сочи кого-нибудь из её родственников. Единственным человеком, которого хотела видеть женщина, был друг её мужа, проживавший в Омске. Сначала я дозванивался до него, чтобы сообщить о том, что его здесь ждут, потом будил посреди ночи омского представителя "Сибири", чтобы тот сделал билет по маршруту Омск — Москва — Сочи, потом перезванивал дядьке сообщить, как ему завтра лететь и где получить билеты... Одним словом, рутина.
(1) 11 сентября застало меня в Кемерово. 12 сентября из этого областного центра должен был вылететь самолёт "Сибири" с миллионным в 2001-м году пассажиром нашей авиакомпании. В связи с этим за день до знаменательного события мы собрали в Кемерово новосибирских и московских журналистов, провели шикарный банкет, и, только разбредясь пьяными по номерам пансионата, где должны были переночевать перед утренним "юбилейным" рейсом, узнали о событиях в Нью-Йорке. Было ясно, что жизнь человечества меняется на наших глазах. Я на всю жизнь запомнил свои ощущения тогда — я почувствовал, как на всех нас дышит История, и её ледяное дыхание вызывало ужас. Наверное, что-то подобное должны были чувствовать советские люди 22 июня 1941-го...
(2) В авиакомпаниях до сих пор замов по персоналу в летных и технических службах по-военному зовут "замполитами".
Часть 2. Грёбаный совок
Наш самолёт погиб страшно. Ракета С-200 — умная, предназначенная для поражения крупных воздушных целей — транспортных самолётов и бомбардировщиков. Даже если натовский "Геркулес" будет лететь в сопровождении лёгких истребителей, она "выберет" "Геркулес". Украинские пэвэошники, по одной из версий, "упустили" ракету, по другой — изначально её не "вели". Умный продукт советского военпрома проигнорировал учебную цель и "выбрал" пассажирский самолёт. Для усиления поражающей силы ракета устроена так, что в нескольких метрах от цели она разрывается, и в самолёт уже летит шрапнель — несметное количество металлических шаров, которые, по замыслу конструкторов, должны просто изрешетить и разломать фюзеляж. Даже с пробоиной иногда можно продолжить полёт, С-200 же не оставляла самолёту никаких шансов.
Пилот летевшего эшелоном ниже Ан-24 армянской авиакомпании, видел взрыв над собой и видел падающие куски нашей несчастной "тушки" — никаких киношных пикирований и "заваливаний" самолёта — в море падали обломки.
Ещё страшнее погибали люди — у тел, найденных в море, отсутствовали головы, они просто оторвались во время внезапной остановки самолёта на высоте в одиннадцать километров. То, что смерть всех пассажиров была мгновенной, и люди не мучались, было единственным утешением для несчастных близких.
Катастрофу в небе видели на судне "Капитан Вакула". Сухогруз сразу же отправился к месту падения, где моряки собрали с поверхности воды всё, что можно было собрать: как именовали в официальных документах, четырнадцать тел и один фрагмент (говоря по-простому, нога), части и оборудование самолёта — куски обшивки фюзеляжа, дверь, тележка из-под горячего питания, а также множество личных вещей пассажиров. Собственно, прибывшим через какое-то время спасателям МЧС спасать было некого и практически нечего — дальше, в общем-то, был какой-то не ведомый никому ритуал: вертолёты, тралы, корабли. Глубина Чёрного моря в том месте приличная, а на дне — сероводород, так уж море это устроено, поэтому всё, что попало на дно, скорее всего, за несколько часов просто разложилось.
* * *
На следующий день в Сочи прилетели израильтяне. Вместе с нашим чартером прибыл израильский военный самолёт, на борту которого находилось оборудование для идентификации останков тел. Тем же самолётом были доставлены какие-то официальные чиновники, направленные для работы в штабе.
Организовывал внеплановый рейс в Сочи представитель "Сибири" в Израиле Феликс, проведший первые сутки после катастрофы на безжалостном допросе израильских спецслужб только потому, что упавший самолёт за день до рейса в Тель-Авив успел слетать в Арабские Эмираты. Эмираты, хоть и не граничат с Израилем, формально находятся с еврейским государством в состоянии войны. Версия теракта (причём какого-то очень изощрённого теракта: самолёт вернулся из Дубаи в Новосибирск, улетел в Тель-Авив, и только на обратном пути был взорван хитроумными арабами), похоже, была актуальной и в Израиле.
Мы с Игорем стояли с не привычной для нас стороны стойки гостиничного ресепшена и ждали автобусов с пассажирами чартера.
Израильтяне, казалось, вошли в гостиничный холл все разом и заполнили собой всё пространство. Они были гораздо более шумными и раскованными, чем "наши" — многие приехали с детьми, которые бегали и кричали. В отличие от "наших", израильтяне неохотно стояли в очереди к ресепшену, поэтому постоянно выкрикивали что-то типа: "Когда закончится это издевательство?"
Виновниками "издевательства", конечно же, были я и Игорь. Около часа мы с ним и с девчонками из гостиницы крутились, как белки в колесе — документы мы, как обычно в эти дни, ни у кого не просили, но всё равно процедура оформления человека в номер занимала какое-то время. Фамилия, сколько человек в номер, выбор номера по таблице, ключ в руки, фамилия, сколько человек в номер, выбор номера по таблице, ключ в руки, фамилия, сколько человек в номер... Мне казалось, это никогда не кончится.
Мы старались всё делать быстро, но нам постоянно мешали умудрявшиеся нарушать даже не оформившуюся толком очередь израильские журналисты и так называемые "социальные работники". "Запрессованный" Феликс, собирая чартер, был тих и покладист — помимо родственников пассажиров, он выписал билеты на самолёт и этой несметной братии. Теперь они, вылезая откуда-то из-под мышки очередного заплаканного родственника, вкрадчиво спрашивали нас:
— Простите, молодой человек, я журналист русской радиостанции "Голос Израиля", вы мне можете дать одноместный номер?
Я старался не обращать на них внимания, но иногда все-таки срывался, в грубой форме сообщая им, что журналистов мы не вызывали, и моя задача поселить родственников пассажиров. Обиженные представители масс-медиа и "социальные работники" фыркали и кричали мне в лицо что-то про "грёбаный совок" — все они когда-то пожили в Советском Союзе, иначе откуда бы знали это словечко. Мне было всё равно, что они там орут. "Грёбаный совок", по-моему, это когда лезешь без очереди и норовишь протиснуться "на халяву"...
Когда я, наконец, вышел на улицу, то увидел Филёва, ругавшегося с израильским представителем по мобильному:
— Феликс, ну, твою мать, на х..й ты этих сюда отправил? Мне они здесь не нужны — ни журналисты твои, ни собес этот ваш... Кто платить за них будет?
Я вдруг понял, что платит-то за всё "Сибирь"! До этого момента я даже не задумывался, "за чей счёт банкет". Оказалось, за наш. Авиакомпания как "виновница торжества" (я думаю, что "виновницей трагедии" компетентные люди её сразу не считали) щедро платила за всё: гостиницу и полное содержание людей, авиаперелёты, чартеры, "гробовые"... Даже счёт от МЧС за проведённые спасательные работы был выставлен на реквизиты "Сибири".
Закончив разговор с Тель-Авивом, генеральный повернулся ко мне:
— Много их прорвалось?
Я ответил, что, похоже, кое-кто всё-таки проскочил — документов мы ни у кого не требовали, а далеко не все из них сообщали, что не являются родственниками пассажиров.
— Так, я за этих платить не буду. Установить всех "левых" и сообщить им, чтобы шли на ресепшен и оформлялись в гостиницу сами, как положено, — сообщил мне новую задачу Филёв.
