Экспансия

Некто обмер, не в силах пошевелиться. Потом в страхе ударил кулаком в экран, разбив его вдребезги, заорал диким, нечеловеческим криком, страшно напрягся — и вдруг взорвался! Тело зомби-негроида, служившее ему временным пристанищем, клочьями разлетелось по сторонам, а на его месте осталось плотное черное облако. Тьма всклубилась и мгновенно приняла очертания некой отвратной крылатой твари, смоляно-черной, та дико оскалилась черной же пастью и стремительно вылетела в окно.

Деми наплевал на все законы мироздания, лично проявившись в собственном инфорете в персонифицированном облике черной крылатой твари, коий облик он когда-то украл в домене Демиурга по прозвищу Профессор. Черной молнией метнулся он к острову и со всей своей Силой ударил в мягкое золотое сияние полусферы. Та встретила страшный удар неколебимо, словно была выточена из цельного алмаза — но у человека в ее центре из носа потянулись две кровавые дорожки...

Еще удар, еще и еще... Тварь разрослась, преумножилась, черные крылья атаковали уже со всех сторон, полностью закрыв небо, но человек держался. Человек — держался против демиурга, пусть и с маленькой буквы! Остапу казалось, что из него живьем тянут кости, как когда-то казнили его знаменитого тезку, вытягивают жилы — все сразу, жгут плазменной горелкой и пропускают через него ток в миллионы вольт. Кровь текла уже отовсюду — из ушей, носа, рта, даже из уголков глаз и прямо сквозь кожу, — но он стоял, широко расставив ноги, и упрямо держал и держал медленно сжимавшуюся полусферу, а глаза его, когда-то льдисто-синие, теперь уже не скрываясь, полыхали многоцветным радужным сиянием.

Затем сквозь боль пробился укол браслета — такой слабый и незаметный, что сошел бы нынче за ласку, — и Остап снова улыбнулся. Время пришло. Он крепче сжал дискету широкой ладонью, и его губы прошептали всего одно слово:

— Алеф.

Мир исчез.

* * *

В свое время кто-то начертал на черной пластинке, врученной капитану, опрокинутую набок восьмерку, символ бесконечности. Бесконечная мощность, равно как бесконечный масштаб и бесконечная мудрость — суть атрибуты Большой божественности, даже не демиуржества, поэтому абсолютно бесконечно мощным взрыв дискеты быть все же не мог, но в данном конкретном инфорете, в данной Вселенной и при текущих обстоятельствах — взрыв нес тень какого-то из аспектов Бесконечности. И эта тень, вкупе с отдачей нарушенных законов Большой Реальности, разодрала пленку отчуждения, сняла маскировочный полог, на который местный деми тратил больше половины ворованных сил, и ярким маяком высветила положение инфорета на Древе Миров, позволив явиться на сцену иным Силам и Сущностям.

Небо, застывшее в остановленном мгновении собственным негативом, расколол черный клин, в котором засияли точки иных звезд. Длинная полоса Млечного Пути, Магеллановы облака и облако Туманности Андромеды — а на их фоне проявилась исполинская Кошка, что странным образом сочетала в себе безумие ненависти и свет божественной любви. По сторонам от Кошки сияли иные грозные лики, описать которые затруднился бы и гений поэзии, но вот выражение на них было однозначным.

''Ург-Дэмор, братья, вы решили?'' — легкой рябью всколыхнул пространство мелодичный дивный Голос, что был слышен не ушами, а ощущался самой сутью внимающего.

''Они в твоей власти, Королева. Навсегда.'' — ответный хор суровых Голосов прозвучал... обрекающе. 'Навсегда' — словно захлопнулась каменная крышка саркофага.

Тварь внизу, в мире, завыла в неизбывном страхе, бросилась к границе домена, закрутила хитро афедроном, пытаясь исчезнуть, расточиться во мраке Войда — но границы более не существовало. Вокруг — везде, несколько хватало зрения деми, отныне простиралась Она. Королева.

''Я ждала тебя, милый. Я так тебя ждала. Ты будешь самым любимым моим наложником, Возлюбленным Королевы Боли... Иди ко мне!''

И мятущаяся, завывающая тень, для которой отныне не было ни спасительной смерти, ни столь же спасительного безумия, в окружении темных точек сущностей своих миньонов — Ражей Коши, водомерки и прочих, рухнула в бездну, раскрывающуюся навстречу все шире и шире, чтобы предложить им самые глубокие, самые изысканные, доселе никому не ведомые наслаждения...

* * *

Эпилог

На полигоне было шумно. Сердито стрекотали 6,5 мм 'весла' пехоты, раскатисто вели разговоры ротные и крупнокалиберные пулеметы, нестерпимо ревели 'стеногрызки', а из-за коробки здания огненно-штурмовой полосы иногда совсем уж монструозно рявкала 'Истра'. Шел второй день совместных учений, и бойцы в разнообразной форме ревниво следили за успехами коллег. Рвались взрывпакеты, лязгала гусеницами техника, и в таком бедламе обычными техническими средствами подслушать разговор было совершенно невозможно — ну а всяким ушастым, кто в качестве прослушки мог применять каналы субмикронного сечения, заниматься этим никакого резона не было, они и так знали все и даже больше.

На краю полигона, укрывшись в тени обшарпанной и испещренной оспинами попаданий коробки, сидели двое.

— Не подумай, что я не рад — но все-таки, как вышло, что никто не погиб... кроме командира?

Собеседник криво усмехнулся.

— Тут следует, как сделал и ты, начать из-за печки. Во-первых, не факт, что Бер погиб. Да, дискета была активирована, но небезызвестное письмо Горчакова показывает, что выход есть всегда, а герои не пропадают бесследно. Известно ли тебе, что за подразделение было задействовано в операции?

— Разумеется. Это всем известно. Какая-то группа из ОРО-1 ГРУ ГШ ВС Империи.

— Ну, со 'всеми' ты малость перегнул. Просто у нас допуск категории АА, вот и кажется, что весь мир — это люди в погонах. На деле же, о самом факте проведения этой операции знает человек пятнадцать от силы. Но я не об этом — ты знаешь, что рота имеет прямое подчинение Самому?

— Знаю.

— А о том, что штатно-должностное расписание особой роты утверждается совместным указом Императора и Правительствующего Сената?

Первый присвистнул.

— Нет. Нифига себе. Так вообще бывает?

— И что за все время существования ОРО-1 штатка ни разу не была заполнена до конца?

— Почему?

— Все дело в критериях отбора. В сущности, ОРО — это целое отдельное Управление, под них та-акой процент бюджета заложен — закачаешься. И вся эта махина заточена под одну-единственную роту. Понимаешь?

— Не совсем еще.

— По мнению сената, этот личный ювелирный инструмент Императора слишком опасен, чтобы ему можно было дать возможность расширения. Мол, дубинок Государю и так хватает. Его вынудили ограничиться одной ротой, пусть и весьма усиленного состава.

— Кажется, доходит. Ты хочешь сказать, что из всех двенадцати миллиардов населения Империи...

— Мы не можем набрать трехсот человек в ОРО-1. Да, именно так. Это особые люди. Подготовка каждого из них стоит столько же, сколько постройка фрегата. Некоторые сенаторы считают, что так и следовало бы сделать. К сожалению, нельзя послать фрегат освободить заложников, тихо вырезать предводителей противника или противостоять магам черноглазых. Но даже деньги не являются ограничением. Дело в том, что число людей, способных пройти то всеобъемлющее обучение и подготовку, с которой они столкнутся в особой роте, ограничено самой природой.

Они должны обладать сочетанием качеств, которые встречаются в одном лице настолько редко, что даже трудно представить. Во-первых, у них должны быть экстраординарные физические данные — скорость реакции, сила, выносливость... и другие. Все сразу. Какие-то из них можно развить, натренировать — но основа должна быть врожденной. Затем ум. Их интеллект должен быть настолько высок, насколько это вообще возможно. В-третьих — 'инстинкт убийцы', как это называют недалекие журналисты. На самом деле, я бы сказал 'инстинкт преодоления препятствий' или 'инстинкт воина'. Эти люди должны применять оружие без сомнений и колебаний, мгновенно — и максимально, убийственно эффективно.

Теперь смотри. Мы берем человека, который уже изначально, от природы, превосходит любого из сорока миллионов себе подобных. Затем мы долгие годы развиваем и шлифуем его таланты — тщательно и всесторонне, упорно и терпеливо. Он получает самое лучшее снаряжение, обучается по самым-самым методикам, его тело изменяется при помощи последних достижений медицины и переносит такие нагрузки, которые гарантированно убили бы даже бойца осназа из другой части. Абсолютная память, невероятные физические кондиции, подобный скальпелю разум, вооруженный научным методом познания и иезуитской хитростью — и весь накопленный Империей военный опыт... Кем, по-твоему, его можно назвать по отношению к простым смертным? И при всем этом — мы должны быть в них уверены. Это точно такая же ситуация, как с поиском командиров для подводных лодок со стратегическими ядерными ракетами.

— Ну ты хватил!

— Ничуть. Каждый из этих людей столь же опасен, как такая подлодка, если не более. Ракеты могут испепелить целый континент — но один боец ОРО в состоянии совершить на этом континенте революцию, полностью уничтожить все руководство, коренным образом изменить общественный строй, воодушевить население какой-либо идеей, распространить собственноручно сочиненную религию... Результат можно считать тем же самым.

Поэтому требования к психике бойцов в десятки раз выше обычных. Им вверено то, что гораздо страшнее атома — ключи от кладовых незримой силы, изменяющей мир по их воле. Фигурально выражаясь, они должны поражать драконов, но оставаться при этом людьми.

Двадцать шесть человек против целого мира? Я скорее удивлен, что свинуарам вообще удалось кого-то зацепить. 'Неизбежные на море случайности'...

— Кстати, о птичках. С маргариновым деми и его прихлебателями понятно, но куда Держатели дели быдлопашистов?

— Не знаю. Один наш союзник, он тебе еще привет от какого-то Криминала передавал, очень странно улыбается в ответ на этот вопрос. Думаю, им там не сахар...

* * *

День клонился к концу, когда толпа замерзших, ободранных и голодных существ добралась до опушки леса. Чьи-то бесстрастные черные глаза, притаившиеся в удобной развилке огромной раскидистой ели, четко видели три фенотипа среди существ. Искаженные лица одних напоминали плоские свиные пятачки, другим воображение так и норовило дорисовать кривые рога, ну а третьи то и дело ржали так, что гадать об их предках не было ни малейшей нужды. Невидимый в ветвях наблюдатель гадливо поморщился и подумал: 'Аристодема на вас нет!'

В отсутствие направляющей воли Неизвестных Отцов комми немедленно передрались между собой и почти сразу разделились, сбились в стаи по фенотипам. Этот процесс сопровождался такой цветастой руганью, что хоть топор вешай, страшными взаимными угрозами и несколькими случаями мордобоя. Что характерно, статусные цацки никто использовать не спешил — все сообразили, что первый же выстрел приведет к взаимному уничтожению или существенному ослаблению всех трех стай.

Постепенно холодало перед долгой зимней ночью. Подгоняемые морозом, толпы двинулись в случайно выбранном направлении, ибо навыков следопытства никто из них не имел. Наблюдатель беззвучно скалил зубы в кривой усмешке — было очень смешно видеть, как все идущие неосознанно жались друг к другу, уже невзирая — конь перед ним, свин или вовсе бычок, но при этом продолжали мужественно осыпать друг друга площадной бранью и твердить, что остальные две группы ни к чему, выживайте, мол, сами.

Стоило впереди забрезжить просвету в казавшихся бесконечными буреломных завалах, как раздался ликующий вопль переднего существа. Откуда только силы взялись! Живая лавина потекла вперед, расплющивая и стесывая о шершавую кору лиственниц зазевавшихся неудачников. С неимоверным треском проломившись сквозь густейший подлесок, толпа вывалила на опушку — и потрясенно застыла...

Когда несколько тысяч комми неизвестным образом оказались посреди дремучей гиблой тайги, где стоял лютый мороз, градусов двадцать, не меньше, воцарилось глубокое молчание. Никто не решался пошевелиться, даже не переминался с ноги на ногу. Лес слепо глядел на пришельцев дуплами деревьев, изгибы корней кривились в подобии ухмылок, белые снеговые наносы смотрелись погребальными саванами. Потом наваждение схлынуло, и сбоку раздался тихий вкрадчивый треск.

Кто был ближе к краю толпы, увидел за толстенными деревьями столь же громадного и толстого медведя, но стрелять не решился. Палец, не раз с легкостью посылавший пули в беззащитных аборигенов Земли-2, застыл на спусковом крючке, будто прихваченный к металлу морозом. Медведь понимающе осклабился десятисантиметровыми клыками, встал на задние лапы и небрежно чиркнул когтями по стволу гигантского кедра. После чего с достоинством удалился, презрительно помахивая толстым коротким хвостом.

Спустя минут десять ожесточенных препирательств толпа комми вытолкнула из себя одного субъекта. На подгибающихся ногах свинуар подошел к дереву и попытался дотянуться до глубоких засечин. Не тут-то было. Борозды проходили на высоте больше четырех метров, что означало, что в топтыгине было никак не менее тонны живого веса. Кодиак, да и только. Сразу стало ясно, что никакие статусные наганы и ТТ здесь не помогут. Чтобы завалить такого мишку, требовался, по меньшей мере, штуцер, а лучше — пулемет.

Как-то само собой решилось, притом очень быстро, что нужно идти искать людей. Это было привычным — найти аборигенов (а у них, разумеется, копья и каменные рубила), загнать в стойло, пардон, указать на их место и влезть на шею.

Вдруг сзади послышались ужасные крики, затем беспорядочная пальба. Новые крики — и новая пальба. Не выдержав зловещего молчания леса, все свинуары поголовно выхватили оружие и начали посылать пулю за пулей в малейшую померещившуюся тень. Впрочем, довольно быстро стрельба стихла — патроны в барабанах и магазинах закончились, а новых не было, разве что у некоторых завалялось в карманах россыпью.

Под стоны раненых и молчание убитых своими же сзади начали передавать вести. Оказалось, из-за ствола дерева внезапно выскочил кто-то очень худой и высокий, весь покрытый оленьим мехом, выскочил настолько быстро, что они даже толком не разглядели его, оглушительно свистнул и воткнул короткое копье в живот одному из свинуаров. Широкий однолезвийный наконечник проделал огромную зияющую рану, сквозь которую виден был срез чисто перерубленного позвоночника. Почему свинуар все еще был жив, оставалось решительно непонятным. Нападавший исчез в зарослях столь же быстро, раньше, чем кто-либо успел опомниться.

После того, как закончилась пальба, из-под темных ветвей пополз едва слышный зловещий шепоток:

— Чучунаа...

— Чучунаа Адычи...

— Умр, чучунаа пойг-ын умр...

У кого-то из комми не выдержали нервы, и он разрядил весь барабан своего нагана в шепчущий лес. В ответ оттуда вылетела окровавленная пальма и, войдя чуть пониже пупка, пригвоздила незадачливого невротика к стволу ели. Больше никто стрелять не осмелился. Настороженно поводя стволами наганов, свинуары начали продвижение вперед, и как только впереди идущие сообщили, что опушка близка, устремились к спасению бегом. Несколько последних не добежали, но это уже никого не волновало...