Экспансия

— Вторую запускаем, Бер?

— Отставить. Рано.

— Если дать приблизиться, эта летающая бредятина просто пропашет весь остров брюхом. — настойчиво сказал Кайтер.

— Знаю, брат, знаю. — ответил командир несколько отсутствующе. Было похоже, что он разогнал 'центральный процессор' до предела и на внешние раздражители реагировал с изрядной задержкой.

— Штейн, — вдруг сказал он — видишь вот ту башенку? Окно наверху, где черный квадрат. Сможешь в него иглу вогнать?

Штейн задумчиво прищурился.

— На самой грани моих возможностей. Вокруг острова турбулентность, стрелять нужно над водой, по цели с большим превышением, да и расстояние... солидное.

— И все же — нужно попасть. Я прошу.

Это было так необычно, что Штейн какое-то время не мог ответить. Потом с необычайно серьезным видом тряхнул головой:

— Сделаем, командир.

И никто не обратил внимания, что Остап держал голову опущенной, а глаза плотно закрытыми — потому что в них сейчас цвела странная радуга, не вполне уместная в глазах человека.

Этот выстрел потребовал всего мастерства Штейна без остатка. Вторым номером лег рядом кто-то из бойцов — он даже не заметил, кто именно, так был поглощен процессом подготовки к выстрелу. Обычно он обходился без второго, современные прицельные комплексы позволяли это, но здесь требовалось максимально разгрузить мозг снайпера, чтобы он мог целиком сосредоточиться на главном.

Все окружающее словно подернулось матовой пленкой. Умный шлем отключил все звуки, броня зафиксировала тело в оптимальной изготовке, оставив свободными только указательный палец правой руки и кисть левой. Невидимо полыхнул дальномер ПК — тысячи лазерных импульсов в секунду, разной длительности и фокусировки, пронзили воздух и возвратились, неся бесценную информацию о плотности, влажности, скорости ветра на разных уровнях и собственных параметрах движения цели. Прочие датчики отслеживали температуру, различные углы, освещенность, износ ствола, изгиб, температуру заряда, отдельным каналом входили данные с радарного поста — и все эти лавины цифр перерабатывались процессором ПК в скупые значения поправок. В принципе, тяжелый снайперский комплекс позволял вносить поправки автоматически, но Штейн предпочитал все делать сам.

Удар! Длинная оперенная игла массой в двести тридцать граммов устремилась к далекой цели со скоростью два километра в секунду. Она взбиралась все выше и выше по кривой извилистой траектории, которую невозможно было рассчитать — а только лишь создать волей и мастерством прирожденного стрелка. И Штейн попал! Ему было невдомек, что именно произошло там, внутри башни, какую тонкую механику острова он нарушил своим увесистым 'подарком' — но в момент, когда в неимоверной дали серебристо-голубоватый снаряд разнес в стеклянные брызги крошечное окно, остров ощутимо вздрогнул и... остановился!

— Ты мастер, братка. — без выражения сказал командир. Бойцы напряглись — таким они видели его всего несколько раз, в самых сложных ситуациях, когда вот таким же лишенным эмоциональной окраски голосом он выдавал спасительные команды, единственно ведущие к выживанию и победе.

— Внимание, циркуляр — приготовиться к срочной эвакуации. Портал через десять минут.

Тут же в ДОТ ворвался всклокоченный научник отряда:

— Командир, портал через минут десять! Уже пошла синхронизация!

— Хорошо. Настроить самоликвидаторы оборудования. 'Капчар', на боеприпас А-2 признак 'Л', завести канал на мой ЗАС. Личный кодон...

— Бер, мы что, 'Носорожка' бросим? — отчаянно возопил Ооржак, командир расчета ракетчиков.

— Да. Так нужно. Все слушайте сюда. Броню — снять! — и, предупреждая вопросы и восклицания, поднял руку. — Броню долой, электронику отключить, прицелы в пассивный режим, оставить только оптику. Бегом!

Вскоре весь отряд остался только в старом добром тканевом камуфляже. Броня грудой пластин лежала у ног, от нее взяли только шлемы с просветленными забралами, а оружие утратило качества непрямого прицеливания и стрельбы по ненаблюдаемой цели.

— До портала восемь минут. — и, безо всякого перехода — Ложись!

Эту команду во всех армиях всегда исполняли без раздумий, просто по факту ее озвучки. Старое правило не подвело и на сей раз.

Каменная махина вдалеке внезапно окуталась знакомой белесой дымкой псевдо-ударной волны. Она почти мгновенно добралась до острова и, подобно исполинской рукавице из кожи ската, смела в океан все пальмы, кусты, вообще всю растительность, до половины засыпала ходы и отозвалась в силипласте ДОТов долгим затихающим гулом.

Там, вдали, где завис на одном месте летающий остров, на последнем этаже башенки лежал искореженный металлический экзоскелет. Удар иглы отбросил его от окна в центр комнаты, а вокруг сверкающие брызги стекла перемешивались с красными и белыми брызгами плоти. В экзоскелете раньше помещалось существо, похожее на трехлетнего изродка с характерными фенотипическими признаками свиньи, наиболее востребованного маточного репликатора комми, однако теперь от тщедушного тельца буквально ничего не осталось — тяжелая гиперзвуковая игла разорвала его на мельчайшие кусочки. От удара о металл плакировка иглы содралась, осмиевая пыль мгновенно спирофорила, воспламенив все вокруг, и наполнила комнату ядовитым дымом тетраоксида осмия. Словом, по совокупности поражающих факторов на месте изродка-свинуара не сумел бы уцелеть даже мамонт — только вот смерть биологического контейнера для одного из Неизвестных Отцов более не являлась серьезной помехой.

В родильном чане вскипела белесая жидкость, и в толстое прозрачное стекло ударила огромная растопыренная пятерня. Готовых собственных тел у владельца острова не было, последнего клона только что разобрал на части вражеский снайпер — и как только попал с такого огромного расстояния! — и Неизвестного Отца душила неистовая злоба. Легко нарушив собственный 'незыблемый' запрет (а что, ввиду сложившихся обстоятельств...), он перевел матрицу сознания в почти дозревшее тело будущего зомби.

Кроме злобы, его заставляло поторапливаться еще одно давно забытое, казалось бы, чувство. Это был страх. Нет, не так. СТРАХ. Вторгшиеся враги при всей своей смехотворной численности обладали ядерным оружием (кто только посмел вручить столь крошечному отряду боеголовку!), и ему пришлось далеко не по вкусу попадание такой ракеты в его остров. Слава Хозяину — он сумел обуздать буйство атомной энергии и ослабить его раз в двадцать, иначе от летающей горы уже бы ничего не осталось. А если это была не последняя ракета?

Идти вперед не хотелось — какой идиот будет стремиться превратиться в хорошо прожаренную отбивную? Засевшие на острове враги наглядно доказали, что разбираются с проблемами гораздо профессиональнее и радикальнее, нежели все это мнящее о себе невесть что быдло с наганами. Как он ненавидел этих надутых, спесивых, отмороженных на всю голову пятнадцатилетних комми! Редкий комми-бандит доживал до двадцати пяти-тридцати, в основном стреляли свои же, по разным надуманным поводам. А как презрительно они смели глядеть на него, одного из основателей их общества, когда высаживались на его остров!

Он до сих пор помнил в мельчайших подробностях, как предводитель одной из банд, мосластый подросток лет семнадцати с двумя наганами на бедрах, подошел к нему, взял за грудки и заглянул ему в глаза. 'Слышь, инжинер, у тебя тут места много, а буренка всего одна. Непорядок. Будешь на опчество маток разводить'. Он попытался было трепыхнуться, вякнуть что-то полузадушенно — но выражение глаз подростка тут же заставило его замолчать. Плескалась там страшная жажда — жажда убийства, бандит очень хотел, чтобы он продолжил сопротивляться, хотя бы и на словах — и тогда можно было бы... нет, не застрелить — наганы были для своих — с наслаждением выпустить ему кишки! Кишки он опорожнил сам, пока отползал на карачках и старательно соглашался — на все, хотя в жизни ничего кроме ручки и циркуля, в руках не держал. Хоть на коров, хоть на коней и свиней, лишь бы эти ушли сейчас — он потом возьмет их к ногтю, он был умнее их всех, вместе взятых, все-таки образование Там еще получал, забесплатно. Как он кинул ту страну, когда вовремя и грамотно свинтил со всеми секретами!

Конечно, потом он дернул за ниточки, подстроил так, чтобы того подростка-бандита пристрелили свои же. Они так и управляли, Неизвестные Отцы, первопопаданцы, те, кто основал это старательно пожирающее само себя общество — натравливали друг на друга стаи и банды, следили, чтобы никто не возвысился, не сплотил вокруг себя других, промывали мозги — как сразу при клонировании, так и при помощи единой Сети, и — лгали, лгали, лгали.

Определенно, идти вперед он не хотел. Но тот, кто мнил себя кукловодом, на деле сам был куклой, опутанной нитями другого, гораздо более крупного игрока. Тень, всегда незримо присутствующая на краю сознания, вдруг загустела до беспросветной черноты, нить внимания Хозяина разом превратилась в толстый канат. Легко смяв судорожно выставленные барьеры, в сознание вторглась чужая властная Воля. Она по-хозяйски вломилась в разум Неизвестного Отца, натянув его, как перчатку на руку, и овладела — в который раз — всем, и сознанием, и телом.

Подломились ноги, все тело внезапно стало словно бы ватным и безвольным кулем рухнуло на сырой пол. Тело била крупная дрожь. В глазах Неизвестного Отца пропало всякое осмысленное выражение, изо рта потянулась ниточка слюны, а помертвевшие губы бесконечно шептали одно и то же: ЖРАТЬ, СРАТЬ, ДРАТЬ, РЖАТЬ, ЖРАТЬ-СРАТЬ-РЖАТЬ, ЖРАТЬ-ДРАТЬ-РЖАТЬ, ЖРАТЬ-СРАТЬ-РЖАТЬ...

Затем откуда-то пробилась удушливо-чадная мычль: 'Что, зассал, урод? Придется самому. Как всегда — все сам, все сам... Что? А мне все равно, убьют-то тебя, если что. Я себе влет другой гондон найду, не волнуйся. Такие дела'.

Некто, занявший тело кукловода, неторопливо поднялся с пола и огляделся по сторонам. До мелочей знакомая обстановка помещения с родильным чаном, открытая металлическая дверь, каменный коридор, каменный же пол, собственные ступни, попирающие грязно-белый известняк... Стоп! Некто оглядел свое новое тело и с отвращением сплюнул, после чего громко и злобно выматерился. Ступни были черными — как и все остальное, розовели сквозь черноту только подошвы, ладони и вздутые вывернутые губы. Мышцы были крепкими, они бугрились на теле округлыми валунами — но кое-какая деталь, размерами которой издавна славились особи с таким же цветом кожи, отсутствовала как класс. Видимо, была ликвидирована за ненадобностью для рабочей скотинки.

— Нет, ну какой урод! Ты что, не мог несколько нормальных клонов подготовить? Залез в этого негрилу черномазого, да еще и кастрата...

Некто в сердцах послал запороговый болевой импульс в сознание кукловода, отчего оно фрустрировалось и свернулось в точку где-то на периферии. Хмыкнул, снова вслух:

— И кто тебе доктор?

Затем, как был голышом, добрался до комнаты управления и первым делом фуганул генератором ударных волн по острову. Иным зрением он видел область нормальной физики, подобно опрокинутой чаше накрывающей остров. Ударная волна, дойдя до нее, мгновенно изменилась, превратилась в псевдоударную, но даже и так была столь сильна, что смела с поверхности все, что торчало больше чем на дециметр. Удовлетворенно понаблюдав за полетом переломанных пальм, некто вновь обратился к острову — и опять громко заматерился. Из полузасыпанных ходов выбирались люди в пустынном камуфляже и с оружием, по виду — целые и невредимые. Они начали целенаправленно стекаться к центру, а потом посреди острова внезапно засиял широкий молочно-белый овал портала.

— Нет! Не уйдешь! — хрипло закричал некто. Изо рта обильно полилась пена, скрюченными пальцами он разодрал на себе рубашку, галстук, затолкал его в рот и начал судорожно жевать. И то и другое появилось на нем только что, подобно странному дежа-вю, но в припадке священной ярости некто этого не заметил. Другой рукой он снова вжал кнопку запуска генератора, но тот ответил протестующим писком — еще не зарядился. Тогда некто схватился обеими руками за толстый штырь громоотвода, идущий от верхушки башни до нижней стороны острова, где размещался генератор, и пустил туда поток своей Силы.

С громким треском волосы на теле негроида встали дыбом и засияли, все тело оделось сеточкой молний, которые начали стекаться к штырю и впитываться в него. Глубоко под ногами глухо завыл генератор. Провернулся транспортер, и в разрядную камеру упал очередной бочонок с газом.

Генератор ударных волн являлся верхом инженерной мысли Неизвестных Отцов. В специальные осиновые бочонки закачивался газ в критическом состоянии, когда сжимаемость его была бесконечной. Таким образом, в средний пятидесятилитровый бочонок помещалось почти полтора кубических километра газа. В разрядной камере мощным электрическим разрядом бочонок разрушался, газ начинал стремительным домкратом расширяться, попадал в резонатор, где проходил через экраны с отверстиями различной формы, в основном щелевидными, и уже в виде сформированной ударной волны вырывался наружу.

Эта простейшая конструкция, собираемая любым школьником в гараже на коленке в течение пары часов, уже доказала свою эффективность в расправах комми над аборигенами. Сверхмощное оружие, от которого не было защиты — волна приходила сверху и затекала в любые укрытия, в окопы, ямы, блиндажи, вышибала двери герметичных убежищ и выворачивала их наизнанку. Разумеется, бочонки самим своим существованием опровергали атомарную теорию строения вещества, но кого это волновало в инфорете?

Сила негроида, преобразованная в электричество, в доли секунды запитала генератор, и из-под брюха 'летающего айсберга ПВО' вырвалась очередная мутная волна.

Но что это? Полусфера нормальной физики над островом резко сократилась в размерах, сжалась почти в пять раз — и пропорционально усилилась, засияла в ином зрении так, что на нее стало больно смотреть. Волна, дойдя до нее, смогла только лишь повалить людей на песок, тогда как за ее пределами удар снес, наверное, метр песка в воду.

Некто зашипел раздавленной змеей, и еще крепче сжал штырь громоотвода. Генератор выл, не переставая, бочонки сыпались в камеру один за другим, и вылетающие волны били и хлестали несчастный остров, на глазах уменьшая его, выедая в нем огромную полулунную каверну, которая стремительно заполнялась водами моря.

Под защитой полусферы люди в камуфляже, падая и вновь поднимаясь, смогли-таки добраться до портала и стали исчезать в нем по одному. Шедший последним внезапно остановился, бросил в портал свое оружие, а следом какую-то белую коробочку. Коробочка при соприкосновении со срезом портала дала ослепительную зеленую вспышку — и портал мгновенно закрылся. Человек медленно обернулся.

Некто непроизвольно дал увеличение, желая разглядеть лицо обреченного. Этот теперь в полной его власти и ответит за все! Ух, как он с ним позабавится, какие устроит ему ощущения — медленно сотрет об асфальт, сварит в гудроне, разм...

Человек скупо улыбнулся. Капитан Остап Мирошниченко — а это был, разумеется, он — не торопясь расстегнул ворот своей ладно обмятой формы и достал плоский кожаный мешочек. Развязал его и вытащил оттуда квадратную бархатно-черную пластинку.