Экспансия

Здесь будет про диски и про паровые самолеты. Если поможете. Нужен сок мозга.

Бред, бред и бред — более ничего сказать нельзя.

— Очень хорошо, Кайтер. Ну, кто-нибудь понял, что к чему?

Повисло долгое молчание. Парни скрипели мозгом, пытаясь уместить в сознании всю кучу несуразностей, с которыми им пришлось столкнуться на этом задании. Того не могло быть, этого — но оно, тем не менее, было. Потом боец со странным позывным Аннит О. торжествующе воскликнул:

— Инфорет! Это инфорет!*

Бойцы разом загомонили. Все согласились с высказанной точкой зрения, но касательно параметров инфорета возникли жаркие споры.

________________________________________________________________________

* Инфорет — есть МАТЕРИАЛЬНАЯ вселенная или выделенная реальность, отличающаяся от "обычной" вселенной тем, что значительная часть природных процессов — напрямую зависит от Воли и Представления (либо достаточно "умной" механики, запущенной Предтечами, либо ещё каких-нибудь искусственных факторов). Чем инфорет отличается от виртуала, понятно: объекты виртуала не материальны, хотя и могут, конечно, материальность имитировать в той или иной мере.

________________________________________________________________________

— Тогда Демиург должен тратить массу сил и энергии на поддержание столь дремуче-бредового мирка!

— Где баланс, где нормальный комплекс законов?

— Какой вообще в этом смысл? Столь несбалансированный мирок все время норовит развалиться, вмешательство Демиурга требуется повсеместно и постоянно, причем на таких низких уровнях, что постеснялись бы и мелкие бесы! Там подчисти коню подхвостье, тут палке энергии подбрось... Таким макаром не до любования своим творением — как бы не сколлапсировало в любой момент.

— Может, первые шаги? Ком блином, так сказать?

— Да нет, не может быть. Я читал сводный отчет группы Мринна — деталировочка слишком уж для начинающего. Кое-что ведь работает, к примеру, гравитация есть, луна бегает, хоть и на полярной орбите... Видимо, передрал у более успешных Демиургов, но кривовато. А главное — не пытается хоть как-то улучшить ситуацию. Не понимаю.

— Но тогда остается только один вариант — сам данный Демиург... ущербен?

— Ущербен? Почти наверняка!

— Но как? Демиург — и вдруг... того?

— Как Квитаг. Отчет Ириды Харрингтон о встрече ее бабки с Высшей Риоко.

— Не очень похоже. По человеческим меркам здесь скорее может быть врожденная шизоидная циклотимия и акцентуированная агнозия.

Новый виток баталии мозгового штурма. И вдруг сосредоточенно молчащий Штейн медленно произнес:

— Эй, народ, погодите, выходит, командир все знал?

Взгляды обратились к Мирошниченко. Остап невесело усмехнулся.

— Верно, парни. Вам доведено в части касающейся — как обычно.

— Не пора ли раскрыть карты, командир? Мы уже в заднице обеими ногами по самые помидоры.

Волк хохотнул:

— Крутишь местного Деми на ботинке, Штейн?

— Ага, как пропеллер на черене пехотной лопатки.

— Смотри, будь осторожен — с твоим сорок последним размером задница Деми может и лопнуть.

— Разойтись по швам, ха-ха, по сварным.

— Так, народ, хватит, разошлись, понимаешь. Вам только дай зубы поскалить. Командир, давай, колись, чоуштам.

Мирошниченко помолчал, хмуро поглядывая на своих людей. Постепенно улыбки на лицах сменились настороженным вниманием. Затем Остап мрачно произнес всего два слова:

— Нова Спес.

Штейн помолчал в раздумье, потом поднял на командира взгляд. В глазах Остапа светилась нечто, название чему он затруднился бы дать. Холодное хищное ожидание? Гигантское предвкушение яростного пира? Нет, не то. Он знал, что командир потерял всю свою семью во время атаки на Нову Спес. Тогда Империя лишилась не только одиннадцати миллионов своих граждан — был уничтожен зародыш уникального человеческого сообщества. В этом мире проводился масштабный социальный эксперимент по построению солидарного общества, эксперимент вполне удачный, ростки которого осторожно укоренялись далее по всей Империи, открывая поистине небывалые перспективы. По сути дела, глава Новы Спес Василий Векшин открывал новую страницу в истории человечества, непохожую ни на что бывшее ранее.

Если отбросить многословные разъяснения, основная суть замысла была такова: в мирах, расположенных в окрестностях перегиба констант, явственно ощущается дыхание чужих законов. Физика 'плывет', и заметную роль начинает играть компонент -пси. Становится возможным существование различных пси-эффектов, пси-феноменов, в том числе и эгрегоров. Эгрегор людей, объединенных общей идеей, способен напрямую влиять на мир. И наоборот, духовные усилия членов эгрегора не пропадают втуне, а увеличивают его возможности. По достижении определенной суммы усилий, мощи эгрегора, духовного развития и солидарности людей, происходит качественный скачок и становится доступно подключение к потокам ферхо, высшей и величайшей творящей силы. Ферхо значительно повышает творческий и интеллектуальный потенциал народа, открывая новые горизонты для дальнейшего роста. И так далее, со все возрастающим ускорением.

Со стороны это выглядело как увеличение количества гениев по сравнению со среднестатистическим, повышение пассионарности, и, например, ничем внешне не обусловленное снижение (отсутствие) коррупции, преступности, вообще негатива. Люди совершали преимущественно этически корректные поступки. Скатиться вниз отдельным неустойчивым индивидам мешало влияние эгрегора, так сказать, совести народа. И вот ЭТО было безжалостно раздавлено неведомой силой. Как выяснилось — только до поры неведомой.

Почерневший от горя Остап не сломался, только замкнулся в себе, да улыбка теперь стала редкой гостьей на его лице. Вскоре он подал рапорт на перевод в особую роту, которая, как всем было известно, сыграла немалую роль в обороне Джардии. Потом были самые разные задания в разных мирах, но неизменным оставалось одно — там, где проходили люди капитана Мирошниченко, живых черноглазых не оставалось. На его счету была даже операция за Барьером перегиба констант, где начинались владения Урр-Казад, чудовищно рискованная, практически самоубийственная операция, возврат с которой оценивался штабом как 'крайне маловероятный'. Мирошниченко одним из первых вызвался добровольцем — и вернулся.

— Выходит, это были не черноглазые?

— Верно, братишка. — свистящим шепотом ответил Остап, — перед выходом мне было доведено кое-что. В общем, тогда наши так и не смогли выяснить точно. Вроде те, а вроде бы и нет. Записи со спутников, сделанные в одно время, значительно различаются, материальные следы не дают однозначного ответа, да и сам характер... операции — голос его на миг прервался, перехватило горло, — наводит на размышления. А недавно удалось связаться с д... э-э, кое с кем, и было выяснено, что дело гораздо глубже, чем казалось раньше. Это было не просто массовое убийство — на Нова Спес произошло перезаконие. Объем на некоторое время был вырван из власти Держателей, чуждая Сила вторглась в него и... порезвилась. Большинство населения по каким-то причинам было признано ею... негодной. Подсчет тел выявил, что не хватает порядка пяти процентов, в абсолютном большинстве — детей младших возрастов. Ничего не напоминает?

У Штейна перехватило дыхание. А потом, подобно горелке плазмореза, в его глазах медленно зажглось белое пламя ярости.

— Во-о-от оно что... И инфорет этот -...

— Вотчина врага! Держатели искали долго, по их меркам — тысячелетия, но такие преступления срока давности не имеют. В конце концов, след нашелся. Это плавающий инфорет, не привязанный к какой-то определенной ветви Древа Миров. По словам источника, он напоминает одновременно вирус и раковую опухоль — почти так же прилепляется к границе домена — творения какого-либо нового Демиурга, проникает на периферию, собирает его лучшие находки и страшно извращает их, до неузнаваемости.

— Но зачем?

— Потому что демиург он только формально. На деле, подключения к потокам ферхо враг не имеет. Когда-то было, как и у всех — да порастратил себя, распродал душу по мелочам. Животворящее Начало, источник всякой радости — ему нынче недоступен. Вот и вынужден... воровством пробавляться. Что найдет, тем и питается. Украденные идеи без творческой подпитки быстро обращаются в самую свою противоположность, ну а то, что генерирует сам враг, иначе как тошнотворностью, Ург-Дэмор не называют.

— Что Они решили?

Остап ответил вопросом на вопрос:

— Как думаешь, зачем мы здесь?

Штейн издал странный звук, словно хотел поперхнуться, но передумал. Затем он тоже медленно улыбнулся, и улыбка его была столь же ужасна, как и выражение лица командира.

— Мы, люди, были избраны для совершения справедливости над врагом, да будет имя его забыто навсегда.

— И... как это будет?

Вместо ответа капитан вынул небольшой мешочек, висевший у него на шее на прочном шнурке, развязал и достал оттуда что-то.

— Помнишь?

Штейн помнил. Он был одним из трех уцелевших вместе с Мирошниченко и вернувшихся из той невероятно дерзкой вылазки за Барьер. Задача была поставлена — проверить на практике теоретически вроде бы доказанную возможность работы самого мощного оружия человечества в условиях чуждой физики. Это вызвало недовольство и последующее вмешательство тамошних Держателей, Урр-Казад, а на своей территории они были практически всесильны — и притом ограничены в волеизъявлении совсем не в той мере, нежели рациональные Ург-Дэмор. Из всего отряда выжило трое, но задача была выполнена.

И теперь Штейн видел перед собой то самое, ради чего когда-то отдавали жизни его товарищи — небольшая квадратная пластинка, бархатно-черная, чем-то похожая на древний носитель информации, магнитную дискету.

— Сколько?! — выдохнул он.

Остап молча повернул дискету. На другой стороне Штейн с содроганием увидел четыре белых знака, складывающихся в короткую надпись: '10 Мт'. Надпись была зачеркнута косой белой чертой, и поверх нее чьей-то рукой летящим почерком была нарисована ровная восьмерка, правда — почему-то опрокинутая набок. Штейн неверяще помотал головой, словно его ударили обухом топора по лбу.

— Но там ведь не работало?

— Здесь — сработает. Мы как раз для этого тут сидим четвертый день. Посмотри на парней — да плевали они на Деми. Наше осознанное присутствие размывает власть Деми над этим местом, и согласно второму закону термодинамики реальность приходит в нормальное равновесное состояние на минимальном энергетическом уровне — а это означает соблюдение фундаментальных законов физики и отсутствие нарушений причинно-следственных связей. Собственно говоря, ты сам поэтому и жив до сих пор.

Штейн ощупал продолговатую вмятину на грудном сегменте, даже не вмятину, а царапину, и согласно кивнул. Кто-то из самых резвых прыг-палкистов успел в него выстрелить, метров так с пятисот, и попал. На допросе Лацитис пояснил, что не находит в этом ничего удивительного, мол, коммунары на такой дистанции почти всегда попадают в цель, а пистолетная пуля ТТ-1929 пробивает свыше двадцати сосновых досок. Понятия ветрового сноса, деривации, абсолютного и относительного снижения траектории были для Лацитиса темным лесом. Иначе как схематичностью вырожденного, искусственно упрощенного мира (читай — тупостью демиурга) объяснить это было невозможно.

— Когда?

— Как стихнет шторм. Будет портал, и перед уходом я активирую пластину.

Что-то не понравилось Штейну в голосе командира, резануло чуткое ухо. Какая-то непонятная нотка мелькнула в нем, и тренированное чувство беды тут же начало пощипывать мозговое вещество надпочечников. Штейн недоверчивым взглядом ощупал спокойное лицо Остапа, но не найдя никаких признаков... чего-либо, вынужден был свернуть разговор.

— Хорошо. Думаю, недолго уже осталось.

Теснота нисколько не действовала на нервы бойцам. Тем, кто мог по трое суток вести наблюдение, угнездившись в ветвях какого-нибудь дерева, пережидать шторм в 'теплюте и уе' удобной, надежно бронированной машины было настоящим отдыхом. В 'Носороге' пели под губную гармошку, в зенитке играли в города — что было делом мало не бесконечным ввиду эрудиции личного состава, ну а в наиболее просторной машине радарного поста ожидание неплохо скрашивала пленная.

— Развяжите меня сейчас же! Десяток здоровых мужиков испугался одной девушки? Горе-воины! Герои хреновы! — шипела она и бросала испепеляющие взгляды по сторонам.

— Успокойся. Пластиковые путы нигде не пережимают кровоток, пролежней у тебя тоже не будет, я прослежу, поэтому просто молчи и не отсвечивай. — невозмутимо ответствовал Док.

— А то что? Кляп мне снова вставишь? В гробу я видала вас и ваше тухлое железо! — а далее следовал тот невообразимый поток красноречия, на который способны только взбешенные женщины. Анна хлестала и громила словом, лупила наотмашь и вперекрест, по извечной женской привычке упорно пытаясь найти у окружающих болевые точки, за которые она могла бы уцепиться и уязвить побольнее.

Ее внимательно слушали. Нельзя сказать, чтобы все и неотрывно — люди занимались своими делами. Кто-то даже сейчас учил очередной язык, кто-то дописывал тезисы научной работы, собираясь по возвращении на предзащиту, кто-то листал техническую документацию на некий сложный агрегат. Но краем уха народ принимал трансляцию. Голос Анны становился все громче, в нем начали проскальзывать визгливые нотки — и тут к ней, наконец, наклонился командир. Он смотрел на беснующуюся в путах пленную около минуты, а потом... улыбнулся.

Анна мгновенно замолчала — будто вырубили звук у динамиков. Эта улыбка сказала ей столь многое, что продолжать ор никакого смысла не было. Она видела перед собой человека настолько уравновешенного, сильного и взрослого, что все ее потуги зацепить его чем-либо представлялись поистине ничтожными. Люди, прошедшие огонь, войны и вздутые трупы редко обращают внимание на вопли вчерашних школьников, пусть даже 'изобретателей' сапфировых лампочек. А главное, с невольной дрожью поняла она вдруг, этот человек не только не воспринимал ее, как равную — он не считал ее представителем рода хомо сапиенс сапиенс вообще! Одна спокойная улыбка — и холодные синие глаза, озера жидкого кислорода, вселили в нее первобытный страх, хотя ее никто ни разу даже не ударил. Именно так знаменитый генерал Куракин 'колол' до донышка убежденных идейных террористов, давно уже похоронивших себя заживо.*

________________________________________________________________________

* Куракин Владимир Дмитриевич — генерал-лейтенант ГРУ ГШ, заместитель начальника специального отдела, руководитель сводной оперативной группы особого назначения 'Обвал'. Обладал невероятной силой воли и очень тяжелым гипнотическим взглядом. По свидетельствам очевидцев, генерал мог войти в комнату с матерым преступником, пробыть там десять минут и уйти — а преступник начинал рассказывать без остановки. Выдержать взгляд необычных желтых глаз генерала могли очень редкие люди.