Экспансия

________________________________________________________________________

Затем Остап негромко произнес:

— Послушай, Анна, и прими к сведению. Ты зря расходуешь свое красноречие, детские нападки никого не заинтересуют. Я запретил снимать с тебя путы, потому что вокруг весьма хрупкое и нежное оборудование, а ты можешь повредить его.

— Я тоже хрупкая и нежная! — Анна повела плечиком и насколько могла, выгнула стан, отчего верхняя грудь почетче обрисовалась под одеждой. Ее врожденные женские инстинкты уже распознали присутствие рядом сильных мужчин и начали действовать, исподволь влияя на сознание.

— Не перебивай. Понимаю, что тебе неудобно и страшно, но как раз поэтому в твоих интересах не пытаться раздражать людей, а наоборот, затихнуть и привлекать как можно меньше внимания. От того, что тебя не убили после допроса, ты начала думать, что не убьют и дальше. Так вот — это не так. Первичный допрос снят, в рамках текущей операции большой ценности ты не представляешь. Если мы сможем доставить тебя на базу — соответствующие специалисты тебя изучат. Нет — невелика потеря.

От прозвучавшего очень просто и буднично слова 'изучат' Анна покрылась гусиной кожей. За ним таилась бездна... Не в силах вглядываться в нее, она вскинулась, на свой лад находя спасение в атаке:

— Хоть бы изнасиловали, что ли! А еще мужики называются! Поди висит у всех на полшестого, а у тебя вообще стручок давно отсох — рожа страшная, ни одна девка не даст!

Спокойное выражение лица Мирошниченко ни на йоту не изменилось. Он немного склонил голову набок, словно натуралист, изучающий свежепойманное диковинное насекомое.

— В этом нет необходимости. Если бы тебя захватили возле населенного пункта, то перед ликвидацией — да, провели бы половое сношение, чтобы в случае обнаружения туши делом занималась милиция.

Анна замолчала, не находя слов. Этот человек был словно монолитный кусок железа, десятки раз прокованный молотами пока не осыпалась вся окалина, и безжалостный, беспощадный блеск глаз придавал особенную убедительность его словам.

— А теперь помолчи, 'сестра по морали'. В дальнейшем разговоре не вижу смысла. Шторм начинает стихать, и скоро мы сможем выйти из машин. — и с этими словами командир вновь лишил Коненкову возможности разговаривать.

* * *

После шторма остров выглядел на удивление обычно. Умчались к горизонту ворчливые угольно-черные тучи, а умытое небо засияло глубоким синим оттенком, выцветая до белесой голубизны возле яркого солнца. Слегка изменилась береговая линия, да волны набили небольшие песчаные валы и выбросили на берег сколько-то водорослевых клубков, перевернутых крабов и разноцветных рыбок. Радужные птицеящеры возбужденно гоготали над неожиданной пищей и споро растаскивали рыб по норам.

В оплывших, осевших капонирах стояли грозные даже в неподвижности силуэты боевых машин. Их затянуло песком до середины корпуса, на выступающих частях висели водоросли, и белые разводы соли кое-где пятнали камуфляж.

С легким шипением на крыше одной из машин открылся люк. Оттуда ловко выпрыгнул человек, утвердился на крыше и вдохнул свежий воздух полной грудью. Огляделся. Пальмы стояли, как и прежде, трава под ними тоже плевать хотела на прокатившееся ненастье.

На песок стали спрыгивать остальные бойцы. Нет, что ни говори, а кондиционированный воздух в машинах, даже многократно фильтрованный, пропущенный через ионизатор Чернецкого и насыщенный кислородом — совсем, совсем не то по сравнению с открытым.

Коротко провернув траки, машина радарного поста легко выбралась из песчаного наноса. Распахнулась задняя аппарель, и несколько человек бережно вынесли раненого взрывом бойца. Контузия у него вышла преизрядная, фактически, жизнь ему спасла только умная броня. Его почти непрерывно рвало — притом, что не было сил даже повернуть голову набок. Следом появились радарщики со своими переносными пультами, сноровисто вскрыли бронированный лючок на корме машины, воткнули в хитрый разъем толстый черный кабель и потянули к ДОТу.

Неугомонный Кайтер уже унесся к центру острова, и вскоре оттуда раздался его недоумевающий вопль:

— Командир, здесь песок совсем сухой!

Остап пожал широченными плечами. Продемонстрированный местным деми уровень компетентности не оставлял места удивлению подобными несуразностями. Его наметанный глаз уже вычленил еще парочку — например, оплыли только капониры для техники и расположенные поблизости окопы. Те, что находились поодаль, стояли совершенно нетронутыми.

— Проверить ДОТы! Проверить ходы!

Закипела привычная, знакомая до мелочей работа. Направлять никого не требовалось, каждый сам знал, что ему делать. Сыро оказалось только в одном ДОТе, остальные нисколько не пострадали.

Вдруг Мирошниченко напрягся. Какая-то опасность привлекла его внимание — краем глаза он заметил некое движение на горизонте. Там скользила одинокая черная точка, быстро приближаясь. Он гаркнул во все горло:

— К бою! Цель на семь часов, одиночная, надводная! Надир, статус!

Короткое движение, и все опустело. Бойцы изготовились к отражению атаки, замаскировались. Памятуя о тыле, двое отправились вести наблюдение назад.

— Бер Надиру. Цель на радаре отсутствует, захвачена через ТОВ и ГСС. Оптический и тепловой каналы наведения стабильны. Скорость сто, курс ноль. Фиксирую в районе цели слабые кильватерные следы, близкорасположенные, в количестве шести-восьми штук.

— Что это?

— Цель не опознается. Даю картинку. — голос оператора был странно напряженным.

Увидев это, капитан понял, почему. Больше всего оно походило на гигантскую водомерку, с размахом лап метров пятнадцать. Их количество сосчитать было невозможно, тонкие суставчатые лапы мелькали так быстро, что сливались в подобие размытых вееров. Поддерживаемый ими, жучиный корпус водомерки примерно тридцатиметровой длины несся над волнами со скоростью сто километров в час. Корпус имел продолговатые обтекаемые очертания, радужный хитиновый отблеск и несколько продольных гребней, как на днище лодки. Венчала его насекомьего вида голова с фасеточными глазами и зазубренными горизонтальными жвалами. По обеим сторонам от головы на корпусе имелось по два выпуклых звездообразных пятна цвета тусклого алюминия.

Сложная система ремней фиксировала на спине сверх-водомерки похожее на трон сооружение из невероятного переплетения кабелей, трубок, трубочек и прозрачных сосудов, в которых плескалась ядовито-зеленая, слегка опалесцирующая жидкость. На троне охлябь развалилось крупное, изрядно обрюзгшее существо неизвестного науке вида — но, несомненно, из породы кошачьих. Оно почти сплошь поросло красноватым плюшевым мехом в желтую полоску, сзади высовывался толстый длинный хвост, а когтистые лапы бережно держали две больших книги, скорее даже толстенных фолианта — первый в переплете странно плывущего, неопределимого цвета, второй — совершенно черный.

Спустя несколько минут водомерка приблизилась до пяти километров. Стало видно, что все эти сотни трубочек от трона выходили прямо из головы существа, и порой по ним скатывалась вниз очередная тягучая зеленая капля. Плюшевый наездник держал в нижней лапе подобие вожжей из колючей проволоки. Ее ржавые нити тянулись вперед, к железным костылям, вбитым в панцирь водомерки сразу за звездчатыми бугорками. Наездник натянул вожжи, и водомерка встала на дыбы, бешено замолотила передними лапами по воздуху, жвала широко раскрылись в беззвучном вопле. Видимо, костыли были вбиты в нервные центры огромного насекомого. Средняя пара лап безвольно повисла, словно парализованная, стало возможно разглядеть их поподробнее. Длинные многосуставчатые конечности, подобно швабре, оканчивались перпендикулярно установленными цилиндрами, по нижней стороне которых шла продольная щель. В щели непрерывно пульсировал голубой огонь, и из нее вырывались полупрозрачные веерные ударные волны. При соприкосновении с водой они разбрызгивали ее в молекулярные капли, практически испаряли, отчего из-под лап водомерки непрерывно били струи пара. В сочетании с собственным движением лап это и удерживало всю химерическую пару над поверхностью воды.

Остановив 'скакуна', фелиноид на троне приветственно взмахнул правой лапой — той, в которой был зажат фолиант черного цвета. Затем ткнул себя в грудь и указал вперед, в сторону острова, после чего неспешно тронул водомерку вперед.

В канале раздался голос оператора:

— Бер, цель в захвате. 'Носорог' к пуску готов. Шибанем?!

— Погодим. Оно явно напрашивается на переговоры — и я даже знаю, кто это.

— Опять секретность, Бер?

— Нет, просто логика. Деми, как бы низко он ни пал, просто не в состоянии везде вмешиваться лично. Стабилизация инфоретов может осуществляться не только и даже не столько централизованно, сколько путём ограниченного воздействия младших и средних сознаний. Ну и вторичных проявлений ментальной активности, сиречь богов, в данном случае близких, пожалуй, к тому, что у Уилсона ласково прозывается "паразитами мозга". Я прямо-таки уверен, что вон та субстанция в сосудах — пресловутый конденсированный 'сок моска'.

— По-твоему, это Субдеми?

— Скорее, Субкомми. Пашистов насчитывается несколько миллионов — следовательно, совокупное давление их эгрегора при попустительстве хозяина инфорета уже способно на разные интересности. В частности, те же прыг-палки могут работать так, как работают, именно потому, что пашисты свято верят в их работоспособность. Эффект Джейаны. Кто-то, когда-то...

— А это, выходит, эмиссар эгрегора?

— Думаю, так.

— И что ему может быть нужно?

— То же, что и нам — потянуть время.

— Ему-то зачем?

— С континента нас взять нечем, прыг-палочников мы можем настругать по количеству патронов, дисков — раз в десять меньше, но тоже дофига. Они должны подогнать что-то помощнее.

* * *

Гигантская водомерка замерла, немного не доходя до берега. Наездник слезать не спешил, он внимательно рассматривал вышедшего ему навстречу командира. Сплошь черные глаза без белков казались кусочками полированного гагата. Это были глаза зверя, разумного — но все-таки зверя, человеческой светлой искры в них не имелось. Фелиноид смотрел долго и внимательно, по сторонам от шейных жаберных щелей то и дело прокатывались волны вздыбливающегося меха, такие же волны вставали на загривке. Он чуял, что стоящий напротив человек опасен, как никто встреченный ранее.

Капитан Мирошниченко в свою очередь 'прокачивал' пришельца. На вид килограмм сто двадцать, брюшко, рост около метра восьмидесяти — точнее не сказать, пока сидит. Видимого оружия не наблюдается. В ближнем бою не опасен. Впрочем, трудно было бы ожидать от представителя пашистов нападения врукопашную.

Вибриссы существа настороженно шевелились, коротко стриженые когти выбивали сложный ритм на зажатых в лапах священных фолиантах. Текуче-бесцветный оказался какой-то 'Азбукой софиста', а аспидно-черный имел вычурное название 'Девять тезисов кольценосцев'. Наконец, фелиноид буркнул:

— Привет!

Человек молчал.

— ЗдорОво, говорю, смертный! Что, язык проглотил? А, ты, поди, дважды майора испугался? Не бойся, он смирный, не кусается. Видишь? — и наездник дернул за вожжи.

Огромная тварь взвилась, во все стороны полетели брызги, раздался страшный, ни на что не похожий крик. Человек снова не пошевелился, только автоматически захлопнулось забрало шлема, примыкая так плотно, что шлем казался монолитным. Фелиноид раздосадованно поджал губы и стегнул по трону хвостом. Он снова набрал воздуха, но ничего сказать не успел.

— Ты кто такой, кошак?

— А ты кто? — немедленно откликнулся фелиноид.

Человек лишь слегка склонил голову набок, этак насмешливо, и его визави отчетливо покраснел, даже сквозь редкий плюшевый мех. Потом сплюнул вбок, немного поерзал, но пауза становилась совсем уж нестерпимой, и волей-неволей он ответил:

— Я — персонификация семантического пространства эгрегора коммунаров. Доступно?

— Поли или моно?

Кошак снова удивился:

— Моно, конечно. Полисемантика — удел вшивых маргиналов.

— Ясно. Короче говоря, центровой болтолог. Пси-блоггер, так сказать. Имя-то есть?

— Ражий КОТ я.

Капитан усмехнулся в усы. Кое-где 'котами' называли лиц совершенно определенной профессии, и в местах не столь отдаленных они пользовались повышенным спросом.

— Капитан Мирошниченко, осназ ГРУ ГШ, Империя человечества.

— И чего вы к нам вперлись? Своих дел мало?

— Вперлись как раз вы, осквернители доменов. Что, снова идеи закончились?

Ражий КОТ никак не ожидал подобной осведомленности от собеседника. Продуманный, выверенный план разговора раз за разом ломался и отправлялся в помойку всего парой фраз странного человека в устрашающе-хищном боевом снаряжении. Нужно было что-то делать. И опять ему не дали сказать первым.

— За дела гнилые ответ надо держать.

Фелиноид взбеленился:

— Перед кем — перед тобой, что ли? — и как-то по-особенному взмахнул хвостом. Жидкость в сосудах взбурлила, часть склянок полопалась, оттуда вырвались ядовито-зеленые струи и мгновенно собрались в витой жгут. Этим жгутом, как кнутом, Ражий КОТ с оттягом хлестнул капитана. Кнут взвился в небо и со свистом рухнул вниз. Он вытянулся метров на сто, разметал песок пляжа и прорубил в нем глубокую дымящуюся траншею — но человеку нисколько не повредил. Лишь еще холоднее стали глаза Остапа, когда кусок жгута испарился смрадными клубами, немного не долетя до шлема.

— Хотя бы и передо мной. Знаешь, что стокилограммовая стержневая БЧ делает с живым существом? — и в подтверждение этих слов из-за пальм метнулся красный лазерный лучик, мгновенно обмахнул водомерку и фелиноида и вновь погас.

Кошак выглядел совершенно обескураженным неудачей своего проверенного оружия. Сок мозга моносеманта в обычных условиях инфорета легко разрушал самые прочные материалы — но жгут не смог даже коснуться человека! По мере того, как слова собеседника доходили до него, Ражий КОТ бледнел, словно выцветая под солнцем прямо вместе с мехом. Неосознанным движением он вжался в седло, словно трон водомерки мог защитить от ракеты 'Носорога', и протестующе вкинул руки:

— Эй, эй, погорячился, с кем не бывает! Давайте начнем сначала. Меня зовут Ражий КОТ. Я здесь, чтобы выяснить, какие у вас претензии к коммунарам и урегулировать спорные вопросы.

— А какие у вас полномочия? Документик какой-нибудь предъявите.

Вопрос поверг фелиноида в ступор. Раньше никто и никогда не подвергал сомнению его полномочия — просто потому, что сам факт его существования означал наличие определенных ранга и должности.

— Это... Я же персонификация одного из аспектов эгрегора — поэтому я сам себе документ.

— Это понятно. Но бумага-то где? С печатью. И подписью вышестоящего руководства. — продолжал тупенько допытываться капитан. В ухе тихо хохотнуло по тактической: 'Ну ты и тролль, Бер! Тонкий тролль! Так его!'

Последнее произнесенное слово, очевидно, запустило наиболее знакомую ответную реакцию, поскольку фелиноид невпопад ответил: