Он задумался, потом так взглянул на Соболя, что тот сразу понял, что все — кончилось их совместное путешествие. Так и оказалось. Славуд повернулся к лейтенанту:

— Подготовьте наших лошадей, мы сейчас подойдем.

Тот понял, на что намекает инспектор и приказал своим людям возвращаться на дорогу. Сам отправился следом за ними.

— Ну что, Радан, начинается твоя самостоятельная работа. Раньше, чем я этого хотел, но что поделаешь, жизнь есть жизнь. Дело не сложное, надо добраться до Мастилана и передать одну штуку, я тебе сейчас отдам. Как я тебя уже учил — найдешь лавку с огненными забавами, дальше уже не твоя забота. Там же получишь дальнейшие инструкции.

Корад снял куртку, полоснул ножом по подкладке и достал сложенный вчетверо небольшой пергамент.

— Спрячь подальше. Очень важная штука, очень! — он посмотрел в глаза юноше и улыбнулся. — Можешь не смотреть, что там, все равно не поймешь. Сейчас я договорюсь, чтобы тебе дали двух солдат в сопровождение.

— Нет, не надо! — взмолился Соболь. — Я лучше один. Один я полстраны прошел и ничего, а с вояками, любой поймет, что мы везем что-товажное.

Славуд несколько секунд подумал и кивнул.

— Может ты и прав. Только, больше не вступай ни в какие драки.

— Я и на постоялые дворы заезжать не буду. Мне привычно ночевать в лесу, — ответил Радан, а про себя подумал: — 'Ну, а ночные гости, наверняка, были по вашу душу, а никак не мою'.

Лейтенант торопил и расстались они быстро. Отряд получил команду и через несколько секунд исчез за поворотом. Соболь снова остался один.

Следующие два дня, боги словно давали Радану отдохнуть — и погода была отличной, и приключений не было. На въезде в Мастилан его никто не остановил — стражник, сидевший под стеной у главных городских ворот, лишь открыл глаза, взглянул на него равнодушно и опять задремал. Что в Короварде, что здесь в Мастилане совсем не чувствовалось, что на мир надвигается большая война. Из всех встреченных в последнее время, только Корад был встревожен по-настоящему.

Остановив кобылу возле ряда торговцев, продающих всякую всячину на въезде в город, Соболь наклонился с седла к старушке, торгующей семечками. На его вопрос как проехать к рынку, та весело затараторила. В течение нескольких минут он выслушивал рассказ о всех городских новостях, с трудом вышелушивая оттуда сведения о расположении торжища. Наконец, он не выдержал и перебил:

— Матушка, а есть там лавка, где торгуют огненными забавами?

Этот простой вопрос мгновенно изменил словоохотливую торговку — она поскучнела, перестала болтать и погнала его прочь.

— Езжай отсюда. Не мешай торговле.

Она посмотрела на любопытно замолкших торговок и пробормотала:

— Понаедут всякие, потом нормальным людям покоя нет...

Удивленный резкой сменой настроения бабули, Радан пожал плечами, тронул поводья и направил лошадь в улицу направо, по рассказу выходило, что так проехать ближе всего. Проехав этой улицей, он свернул на другую и понял, что движется правильно — все больше становилось груженых и пустых телег, люди заполнили не только дорожки под стенами, но и проезд, мешая движению конных.

Появились первые лоточники, громкими криками расхваливавшие свой товар. Соболь спешился и вел кобылу в поводу, не желая обходить весь рынок, он остановил одного из торговцев, продающего с лотка сладости.

— Подскажи, как пройти к лавке, где огнем торгуют?

Паренек испуганно взглянул на него и, не отвечая, постарался спрятаться в толпу.

— Эй, ты что? Ты куда?

Соболь разозлился, он не понимал, чем мог так напугать торговца. Он оглядел себя — все нормально — повернулся к проходящим и громко спросил:

— Кто мне сможет объяснить, где тут лавка огненных забав?

Вокруг него тотчас образовалось пустое пространство. Люди жались по сторонам и старались быстрее пройти мимо. Они прятали глаза, стараясь сделать вид, что не слышали вопрос. До Радана начало доходить, что дело скорей не в нем, а в том, что он спрашивает. Ну и дракон с ними, — решил он. — Сам найду. Он запрыгнул на лошадь и покрикивая на толпившихся зевак, стал пробиваться на главную площадь рынка.

Через некоторое время людской поток вынес его на большую площадку — Соболь понял, что это центр торжища. Во все стороны расходились узкие торговые улочки. Лавки, навесы из ткани, а то и просто столы из грубых досок, заваленные товаром, все это пыталось показать себя и вылезти на пешеходную часть. Поэтому улочки, когда-то отмерянные ровно, сейчас выглядели кривыми и неряшливыми.

Радан высмотрел коновязь возле большого трактира, подъехал, спрыгнул и закинул поводья на шест. Расслабил ремень под седлом и погладил кобылу по шее.

— Постой, Сойка, я ненадолго.

Он выбрал первую попавшуюся улицу и направился туда — пойду слева направо так и буду одну за другой обходить.

Соболь прошел только две улицы, а уже устал отбиваться от торговцев, нагло пытавшихся затащить его в свою лавку или всучить товар прямо на улице. Он свернул на третью, и уже прошел почти половину, когда понял, что тут что-то не так — людской муравейник терял здесь свою многолюдность и суету. Торговцев становилось все меньше, а голоса их звучали все тише.

Наконец, он понял в чем дело — поредевшая толпа совсем пропала и Радан увидел, что дальше улицу оцепили воины городской стражи. Он хорошо помнил предыдущую встречу с городской охраной в Короварде и совсем не хотел повторения. Он уже совсем почти собрался развернуться и уйти, но тут его глаз зацепился за что-то, там за оцеплением. Соболь вгляделся — точно! Возле лавки, в виде круглого шатра, стоял шест, наверху бился флажок со знаком, который он сразу узнал. Перевернутый треугольник в круге, такой же знак был на верхней большой пуговице плаща Корада. Радан даже не сомневался, что это и есть та лавка, которую он искал. Теперь в какой-томере, было понятно поведение тех, кто не захотел отвечать на вопрос о злополучной лавке. Что же там случилось?

Соболь был на распутье — ему не хотелось лезть на глаза к городской страже, но уйти просто так, не выполнив приказ Славуда и даже не попытавшись узнать, что случилось, он тоже не мог. Он, решился и направился к оцеплению. Стражники угрюмо смотрели на него и уже издали начали предупреждать:

— Уходи. Не положено.

Радан сделал вид, что не заметил злости охранников и весело полюбопытствовал:

— А что случилось? Украли что-то?

Однако, ответить ему не успели — сзади раздался крик:

— Держите его!

Соболь сразу понял, что это про него, никого другого рядом не было. Он обернулся — к нему бежали несколько воинов в форме городской стражи. Впереди, крича и показывая на него, мчался бесцветный мужик в простом сером плаще.

— Держите! Он искал Огненную лавку!

Соболь успел заметить, что в толпу за бежавшими шмыгнул тот самый торговец сладостями, которого он спрашивал первым.

Ему даже в голову не пришла мысль, добровольно отдаться страже. Вольный дух горца, помноженный на предыдущее знакомство со стражей, все это сразу подтолкнуло его к побегу. Воины, стоявшие в оцеплении, еще не успели среагировать, как Соболь, пригнувшись, рванул в сторону.

Он хотел нырнуть в толпу, обойти облаву по другой улочке и добраться до Сойки. Сначала все у него так и получилось. Торговцы и покупатели не любили стражу — похоже, это общая болезнь всех городов — они расступались, пропуская Радан, и тут же смыкали ряды. Так что охране приходилось силой пробиваться сквозь толпу, терпя насмешки.

Соболь ужу почти добрался до коновязи, но тут его ждало разочарование — как только он выскочил на площадь с десяток стражников окружили его. При этом сразу три арбалета были направлены ему в грудь. Биться или сдаться? — Про то, чтобы убежать мысли уже не было. К этому времени на площадь выскочили преследователи, теперь против него было уже не меньше двух десятков воинов.

Он потянулся за плечо, но только взялся за торчавшую рукоять сабли из толпы вышел офицер в плаще армейской расцветки.

— Не дергайся, сынок! — слова седоусого капитана звучали веско. Сразу было понятно, этот слов на ветер бросать не будет. — Медленно вытащи клинок и положи на землю. Нож, если, есть — тоже.

Соболь и хотел сделать именно это — пока пропадать в безвыигрышной схватке резона не было. Все-таки, как ни крути, он пока, кроме побега от стражи, ничего противозаконного не натворил. Как только он положил саблю на землю и похлопал руками по поясу, показывая, что больше оружия нет, к нему побежали двое. Мгновенно, десятки раз отработанным движением, заломили руки назад и стянули тонким сыромятным ремнем.

Для толпы, собравшейся вокруг ради зрелища, он сразу стал пострадавшим — люди сочувствовали, пожилая торговка даже слезу пустила — за что же такого молоденького? Тех, кто, радовался и кричал, что поймали вора, оказалось совсем немного. Но Соболь не обольщался, он был хоть и молод, но уже научен жизнью — настроение толпы может измениться в любой момент. И те люди, что сейчас жалели его, через пять минут могут кричать, чтобы его отправили на костер.

Острые мозги и способность к анализу, не раз помогали ему и в горах, и в этом путешествии. Он не знал, что человек, которого он звал Корад Славуд, заметил в нем это и, именно, эти черты, а не его умение стрелять из лука, сила и выносливость, стали главными поводами для приглашения.

— Лошадь обиходьте! — крикнул Радан, когда его повели с площади. — Она-тони в чем не виновата.

— Заберем, не переживай, — ответил все тот же седоусый капитан. Соболю показалось, что он услышал в его голосе скрытое одобрение.

Радан ожидал, что его отведут в кутузку городской стражи, где собирали задержанных со всего города, и держали в ожидании решения старшины городской стражи. Однако, его повели сразу в городскую тюрьму, он понял это из разговоров стражников, бредущих вокруг. Пока они шли погода испортилась — небо затянулось и заморосил мелкий противный дождик. Как это бывает осенью, теплый день мгновенно превратился в холодный, казалось, даже руки начали мерзнуть. Стражники вполголоса ругались, поглядывая на покрытых плащами всадников-офицеров. Камеры городской стражи были гораздо ближе, и некоторые откровенно роптали, что этот пацан мог бы посидеть, ожидая своей участи и там.

Капитан слушал все это, не меняя выражения лица, но потом, ему это надоело, и он прикрикнул:

— Вы забыли, за что мы его взяли? Так что помалкивайте, здесь государственной изменой пахнет.

При этих словах Соболь сразу пожалел, что не попытался еще раз сбежать. Изменников в Королевстве он уже видел. Даже два раза. И оба раза на деревьях, что стояли на развилках дорог. В обоих случаях на трупах висела деревянная дощечка с лаконичной надписью — изменник.

После всех положенных процедур — обыска, изъятия ремня и даже осмотра лекаря, меланхолично заглянувшего Соболю в глаза и в рот, его завели в камеру, явно рассчитанную на несколько человек — на полу у дальней стены, лежали в ряд шесть соломенных тюфяков. Вместо двери в обычном понимании была дверь из грубой кованной решетки. Огромный замок, похоже, сделанный в той же кузнице, что и решетка громко щелкнул, когда мощный толстошеий охранник провернул ключ.

— Не балуй тут... — напутствовал он Соболя и побрел к двери в конце коридора. Дверь хлопнула и Радан остался один. Окон в камере не было, единственным источником света днем служило отверстие в двери в коридоре. Свет, падающий оттуда, едва освещал сам коридор, а в камеру попадало уже совсем мало. Соболь знал, что через какое-то время глаза привыкнут к сумраку — дома в горах его всегда хвалили, видел он как сокол — поэтому, чтобы обдумать свое положение и приглядеться, присел на угол тюфяка.

— Не садись, сожрут! Там вшей больше, чем солдат у Короля Дубовика.

Радан вскочил.

— Кто тут?

Предупреждение прозвучало из камеры через коридор, напротив дверей камеры Соболя были такие же решетчатые двери. Голос был звонким и мелодичным — явно, молодая девушка. Он подошел к двери и вгляделся — точно, в дверях напротив, схватившись за решетку, на него смотрела молодая женщина. Если брать во внимание, то, что всех людей старше сорока Радан считал стариками, то термин молодая женщина он относил к тем, кому за двадцать.

— Что не видишь? Ведьма с Запретных Гор, — расхохоталась она. — А ты кто? Эльф или, может, орк?

Соболь не принял её шутки и переспросил:

— Я серьезно — кто ты? И за что тебя тут...?

— А ты кто такой? Подсадили, чтобы меня расспросить? — она перестала улыбаться. Но через секунду не выдержала, и опять расхохоталась.

— Не, не похож ты на подсадного. Похож на деревенского простофилю, укравшего поросенка у старшины стражи.

Радан всерьез обиделся.

— Я в жизни, ничего не украл. А посадили меня, совсем не понятно за что. Просто искал лавку, где продают огненные забавы.

Он потрогал засунутый за отпоротый обшлаг рукава пергамент — все на месте. Обыск был так себе — искали лишь оружие.

— Ах, ты! — теперь соседка стала действительно серьезной. — Так ты политический?

— Какой политический? — удивился Соболь. — Я обыкновенный, хотел искрящих звезд сестре младшей купить. А меня сюда.

— Ты придумывай быстрей что-нибудь правдивее, а то в это даже я не верю. Ты в город один приехал?

— Да.

— Наверное, еще и вооружен до зубов?

— Нет, как обычно, сабля и вещи.

— Еще и сабля! Точно вражеский гонец. Наши с мечами ходят.

'Кто она такая? Об оружии, о политике рассуждает. Неужели простая воровка?'

— Может, ты мне все-таки скажешь, кто ты? И почему в камере? — перешел в наступление Соболь.

— Кто я, тебе знать не обязательно. А забрали тоже за ерунду, оказалась не в том месте, и не в то время...

— Не хочешь, не говори... — вздохнул Радан. — Здесь хоть кормят?

Потом добавил:

— Меня Соболь зовут.

— Имя не наше, — отметила девушка. — А кормить, кормят, но только раз в день. Ты попал вовремя, если бы после обеда, тогда голодовал бы до следующего дня.

— Ты устал? — вдруг сменила она тему.

— Нет.

— Тогда, давай, расскажи мне что-нибудь, а то я здесь уже с тоски помираю. А еще до ночи, целая куча времени. Только на матрасы не садись, я тебе серьезно говорю. Они насквозь провшивели.

Она прошла в глубину своей камеры и принесла стул, усевшись и закинув ногу на ногу, девушка предложила:

— Ну, давай, начинай.

Глаза Соболя уже привыкли к темноте, и он разглядел то, что не мог заметить сначала — собеседница была очень красива. Рыжие пышные волосы до плеч, были удивительны — даже в сумраке они казались золотыми. 'На свету должны просто гореть, — подумал он. — Интересно, какого цвета у неё глаза? Наверное, зеленые'. Белое, как обычно у рыжих, лицо правильной без единого изъяна формы, большие глаза и вдруг — темные, почти черные, тонкие дуги бровей. Небольшой ровный нос и пухлые губы под ним. Только рот чуть-чуть подкачал — он был великоват. Но это совсем не портило, наоборот небольшой диссонанс придавал лицу изюминку, некоторую необычность.