Театр под сакурой (первый роман трилогии "Под сакурой")

С остальными работали куда меньше. Гримёры подустали — над Ютаро после меня работала уже вся группа — да и легче с девушками было. Готон была весьма крупной барышней и легко превратилась в Тибальта. За Марину большую часть работы сделал костюм и собранный в конский хвост парик. Сатоми добавили только улыбочку с лёгкой безуменкой да закапали что-то в глаза, и они начали влажно блестеть, длинные волосы её также собрали в хвост. С Мидзуру и Дороши проблем, вообще, не возникло. Их даже старить особенно не стали, так только прибавили пару морщин.

Режиссёр Акамицу одобрила наш грим и распустила отдыхать. Ведь на дворе-то — смехом-смехом — стоял вечер. И работали мы на этот раз безо всяких перерывов на обед. Не знаю, как другие, а я вымотался, будто мешки таскал с самого утра. Однако я ждал ещё и визита таксомотора от Юримару, ведь у нас намечался ещё и допрос мёртвого Хатиямы.

Бог ты мой! До чего я докатился! Ведь ещё несколько месяцев назад я бы в лицо плюнул тому, кто сказал бы мне, что могу поверить в колдунов и волшебников, разговаривающих с трупами и сажающих их боевые машины. А вот теперь это для меня едва ли не обыденность, даже и такси от демонического Юримару, водителем же этого авто будет управлять полубезумный мальчишка, ездящий на безмолвном гиганте.

Я отбросил эти мысли и отправился вместе со всеми в столовую. Сразу после ужина, я услышал сигнал с улицы. Выглянув в окно, увидел там такси и, кивнув всем, направился на выход

— Снова, да? — поинтересовался Ютаро.

— Настойчивые, — усмехнулся я. — Весьма и весьма.

Я поспешил вниз, даже не озаботившись пистолет из комнаты забрать, и быстро нырнул в такси. Водитель — тот же, что и первый раз, или уже третий, не знаю — тут же нажал на газ и автомобиль покатил по улицам темнеющего города. На сей раз привезли меня прямо к разрушенному храму, когда же я вышел из авто, оно никуда не уехало, оставшись ждать меня. Водитель даже мотор заглушил. Я спустился в недра разрушенного храма, где меня ждала одна только Кагэро. Она сладко улыбнулась мне и, подхватив кимоно, поманила за собой тонким пальчиком с острым ноготком.

— Идёмте, Руднев-сан, — сказала она, — Юримару-доно ждёт нас внизу.

— А где Миура-кун? — поинтересовался я, следуя за Кагэро.

— Они с Дзиян'то отправились на охоту, — в своей обычной певучей манере ответила та. — Будут ловить агента "Щита", покуда мы станем допрашивать этого несносного Хатияму-кун.

Мы спускались, казалось, целую вечность, миновав все уровни и сойдя ещё ниже. Мне почудилось, что мы миновали ещё один из кругов ада, где моим Вергилием была очаровательно порочная женщина. На более высоких уровнях прибавилось тел на койках, кажется, в немецкой форме, а, может быть, это был и кто иной, в серой форме. Допотопных "Биг папасов" почти полностью сменили более новые, хотя и весьма устаревшие на сегодняшний день, модели с тем же названием, о них говорил мне Юримару. Над ними по-прежнему возвышался "Коммунист". А ещё двумя уровнями ниже весь пол был расписан странными символами. В центре сложной фигуры со множеством углов и ломаных линий лежало обнажённое тело Хатиямы, также украшенное символами и иероглифами. Рядом с ним сидел на пятках Юримару, держащий руки на рукоятках мечей. Он кивнул мне и поднялся на ноги.

— Не подходите к фигуре, — предупредила меня Кагэро, — это смертельно опасно.

Я и не собирался делать этого — все чувства внутри меня просто вопили о том, что задень я любую из линий хотя бы краем стопы, и мне конец. А меж тем Юримару принялся читать своё распевное заклинание: "Он сова хамба шуда сараба, тараман ва хамба сёдокан". Линии засветились чёрно-багровым, тело Хатиямы задёргалось и село. Юримару подошёл к нему и начал допрос:

— Почему ты предал нас, Хатияма-кун?

— Вы — продали нашу империю западным варварам из Германии и России, — ледяным тоном, как положено мертвецу, ответил Хатияма. — Вы желаете пробудить зло Синсэнгуми, чтобы уничтожить Токио.

— Кто рассказал тебе об этом? — быстро спросил у него Юримару. Было видно, что последняя фраза ему совсем не понравилась.

— Татэ-сан, — коротко ответил Хатияма.

— Кто он такой? — тут же бросил Юримару. — Только не говори, что он — агент "Щита", это мы знаем и без тебя. Говори всё, что знаешь о нём. Как он вышел на тебя? Что он тебе говорил? Что хотел от тебя?

Хатияма молча пялился на него. Похоже, мёртвый мозг его просто не мог справиться с таким потоком вопросов. Юримару сделал несколько быстрых пассов — символы на полу загорелись ярче, по стенам заплясали разноцветные всполохи. Потолка же я так и не увидел, пандус, по которому мы спустились сюда, просто уходил куда-то в темноту.

— Я не знаю, кто он такой, — ответил Хатияма, — кроме того, что он агент "Щита". Он встретил меня на улице, представился и предъявил удостоверение. Предложил переговорить и рассказал мне, что Мадзаки-тайсё в сговоре с Тухачевским-гэнсуй и Беком-тайсё желает предотвратить грядущую мировую войну, в которой наша империя обретёт величайшую славу и невероятную мощь, подчинив себе весь восток. А вы творите чёрное колдовство, разрушая тонкую материю столицы, чтобы пробудить великое зло Синсэнгуми.

— Заканчивай с этим, Хатияма-кун! — отрезал Юримару. — Говори, что он от тебя хотел?

— Он хотел, чтобы я передал ему все, что знаю о "нашем деле", — ответил Хатияма, — а после передал всю значимую информацию.

— Обычное дело, — пожал плечами я, надоело молчать в этом мрачной атмосфере, от мертвенного голоса Хатиямы меня передёргивало на каждой фразе. — Банальная вербовка.

— Не мешайте Юримару-доно, — одёрнула меня Кагэро. — Мертвец должен слышать только его голос. Это очень важная часть ритуала.

А сама-то как распространяется. Или на Кагэро это правило магии не работало. Такое тоже вполне возможно.

— Как и где вы должны были встречаться? — задал вопрос Юримару, хотя, по-моему, толку от него было немного. Не станет же этот Татэ приходить на место встречи, назначенное Хатияме, после событий-то прошлой ночи.

— Он сказал, что будет время от времени выходить на меня, — сказал Хатияма, — но не реже чем раз в неделю.

Юримару прочёл своё заклинание, кажется, наоборот, и тело Хатиямы осело на пол, знаки стали медленно гаснуть. Кагэро потянула меня за рукав к пандусу.

— А как же?.. — недоумевающе обернулся я на Юримару, севшего обратно в центре фигуры. У меня к нему накопилось очень много вопросов, а, выходит, задать их возможности нет.

— Нет-нет-нет, — решительно произнесла Кагэро. — Сейчас Юримару-доно трогать решительно нельзя. Возвращайтесь к себе в театр, у вас же, кажется, завтра премьера. Мы с Юримару-доно там обязательно будем. Не можем же мы пропустить ваш дебют, — рассмеялась она, ловко уходя от темы.

Продавец магических амулетов и оберегов катил свою передвижную лавку. Вечерние улицы были пусты и никакого навара ему, похоже, сегодня не светило. Но молодой человек, не терял бодрого расположения духа. Он катил свою лавку на колёсах в сторону Европейского театра, слегка прихрамывая при ходьбе. Лица его не было видно из-под большой соломенной шляпы, деревянные тапки нестройно выбивали ритм по булыжной мостовой. На улицах передового, почти европейского Синдзюку продавец амулетов и оберегов со своей лавкой на колёсах смотрелся несколько архаично, однако и такой уж редкостью не был. Не он один мерил шагами эти улицы, распространяя аромат благовоний, окружённый перезвоном десятков колокольчиков, приносящих удачу и монеток с дырочками, сулящих богатство. Многие из них останавливались перед Европейским театром в дни премьер и просто удачных спектаклей, когда там скапливалось много народу и тогда лавки их быстро пустели. Однако в вечернее время, почти что ночью, да ещё и до премьеры, это появление можно было счесть весьма странным.

Продавец амулетов и оберегов остановил свою лавку у дверей театра и опёрся локтями на стойку. Минут через пять из театра вышел антрепренёр Накадзо, нырнул головой под тент лотка.

— Что новенького можете мне предложить? — спросил он.

— Сейчас не до игр, — отмахнулся продавец, не поднимая головы, — ситуация обостряется. Я вышел на вражеского агента в нашей контрразведке, но на первой же встрече с ним на нас напали. Меня ранил в ногу какой-то стрелок, по виду гайдзин, насколько я успел заметить. Стреляет из пистолета просто великолепно, я был на крыше в полудесятке дзё от него, но он как-то умудрился попасть мне в ногу.

— Довольно о нём, — бросил Накадзо. — Кто были остальные?

— Это был гигант почти в дзё ростом, — ответил продавец, — но движется отменно быстро и ловко. Я едва успел уйти от него, спасся на крыше, где меня и подстрелил гайдзин.

— Это все, зачем ты хотел видеть меня? — поинтересовался Накадзо. — Весьма негусто и я не понимаю, для чего понадобилась такая срочность.

— На первой нашей встрече, — понизив голос, сообщил продавец магических амулетов и оберегов, — контрразведчик произнёс одно имя. Я хотел передать вам его слова после более детальной проверки, однако раз пошло такое дело, решил поторопиться.

— Тебе что-то угрожает? — тут же насторожился Накадзо.

— Да, — без обиняков ответил продавец, — похоже, на меня открыли охоту. Чувствую, недолго мне осталось гулять по улицам.

— Тебя прикроют, — отрезал Накадзо. — Говори имя.

Продавец подался вперёд и одними губами произнёс только одного слово. Но от него Накадзо побледнел, как полотно.

1 ноября 9 года эпохи Сёва (1935г.)

Токио

Меня трясло. Прямо, как перед боем. Ноги отказывались держать меня, ладони тряслись, так что я не был уверен, что смогу нормально фехтовать против Ютаро, а ведь наша сцена открывает весь спектакль. Сорвём её — и впечатление от премьеры будет скверным, и после этого я, скорее всего, распрощаюсь с Европейским театром, как и молодой Ютаро. Тем более, что на должность билетёра уже наняли — по крайней мере, на время, пока будет идти "Ромео и Джульетта", в которой занят весь коллектив, исключая только антрепренёра — расторопную девушку по имени Кавори. Она ведь вполне может стать и постоянным билетёром, вместо Ютаро.

— Третий звонок, — напомнила нам особенно грозная в своём алом плаще режиссёр Акамицу. — Готовьтесь, Капулетти-сан!

Перед спектаклем она всех называла только по ролям. Заиграла музыка и записанный на плёнку хор провел:

Две знатные фамилии, равно

Почтенные, в Вероне обитали,

Но ненависть терзала их давно, -

Всегда они друг с другом враждовали.

Когда же он закончил, я вышел на сцену (правда, не в шлафроке, как было у Шекспира), навстречу Ютаро и выкрикнул, протянув руку в кулису: "Подайте длинный меч мой!".

Спектакль начался.

Глава 10.

Ноябрь 9 года эпохи Сёва (1935г.)

Токио

Вечеринка по случаю оглушительной премьеры "Ромео и Джульетты" была столь же оглушительной. Я никогда не бывал на подобных, ни в детстве, до Революции, ни, конечно же, в советское время. В закрытом садике, накрытом крышей, были расставлены столики с лёгкой закуской и напитками, приглашённые на праздник — большая часть из них, действительно, были кадзоку — фланировали меж ними, обмениваясь репликами по поводу прошедшего спектакля или заводя непонятные разговоры. Часто звенели бокалы, отовсюду слышалась приглушённая речь. Вокруг Асахико собралась большая группа поклонников и журналисток, щёлкали фотоаппараты на треногах, в воздухе над ними висело уже небольшое облачко магниевого дыма. Марина пользовалась чуть меньшим успехом, правда, вились вокруг неё, в основном, девушки, причём одетые показно по-мужски, кто в кимоно — иные и при мечах — другие в строгих костюмах, третьи, вообще, в военной форме без знаков различия. Меня весьма посмешило это обстоятельство. Даже у Сатоми и Готон были свои поклонники, хоть их было довольно мало. А вот нас с Ютаро, похоже, никто не запомнил и не узнавал без сценических костюмов, тем более, что обычные наши были весьма посредственными. Надо сказать, в сравнении с остальным блестящим обществом, мы с ним смотрелись весьма убого.

— Руднев-сан, если не ошибаюсь, — подошёл ко мне немолодой круглолицый человек в генеральском мундире с погонами тайсё, — вы отлично сыграли Капулетти. Позвольте мне выразить своё восхищение.

Он кивнул мне, изобразив поклон, и разгладил длинные, Семён Михалычу впору, усищи.

— Араки Садао-тайсё, — легко узнал я военного министра Японии, которым весьма заинтересовался после разговора с покойным Хатиямой. С таким врагом советской власти, как Садао, надо держать ухо востро, — благодарю вас. Хотя весьма странно, что вы обратили на меня внимание. Моя роль не слишком значительна.

— Руднев-тайи, — покачал головой Садао, зачем-то назвав меня капитаном, хотя моя служебная категория в РККА была только помкомбат, что ближе к старлею, польстил так, что ли, — именно роли второго плана часто делают или портят весь спектакль. Это понимают далеко не все, но истинные ценители европейского театра... — Он сделал неопределённый жест левой рукой. — Именно поэтому я хочу выразить вам своё восхищение. Ваш партнер Ютаро-кун, конечно, также весьма неплох, однако в силу почти детского возраста несколько теряется на фоне остальных.

— Боюсь, вы обидели бы его этими словами, Садао-тайсё, — усмехнулся я. — Он очень старался на репетициях, особенно усердно упражнялся в фехтовании.

— Он вряд ли станет профессиональным актёром, — отмахнулся Садао, — и ему ни к чему мои комплименты.

— Я тоже им очень вряд ли стану, — заметил я.

— Но вы же понимаете, что слова мои относились не только к вашей несостоявшейся актёрской карьере, — Садао подкрутил лихой седеющий ус и прищурил левый глаз.

— Прошу меня простить, Садао-тайсё, — развёл я руками, — я всего лишь скромный эмигрант из СССР, которого по счастью взяли декоратором в такой театр.

— Вы не боитесь агентов НКВД? — спросил Садао. — Ведь вы офицер почти секретных войск, наверное, подписывали какие-то бумаги о неразглашении, вас ведь могут за эти секреты убить.

— Никаких секретов я не знаю, — отмахнулся я, — и в НКВД это, думаю, отлично знают. Я давно уже был на плохом счету в армии, потому и воевал самое большее на "Большевиках".

— А как вы попали на этот плохой счёт? — удивился Садао, почти непритворно.

— Оставьте, Садао-тайсё, — рассмеялся я, — вы же настолько хороший специалист по Советам, задаёте мне такой вопрос. Или хотите сказать, что ключевое значение слова "происхождение" вам ничуть не знакомо?

— Конечно же, знакомо, — мгновенно сбросил с себя всё притворство Садао, — и весьма прискорбно, что столь блестящее происхождение, как ваше, на у вас на родине ставиться многим в вину. Вам ещё удалось вовремя покинуть страну, а многие остались и сгинули в НКВД.

— Я покинул родину именно из-за этого, — сказал я, — бороться с подобным положением просто невозможно.

— Но ведь есть же патриоты России, именно России, а не того ублюдочного СССР, — Садао схватил бокал со столика и залпом осушил его, — кто борется с советами из-за границы!