Последний шанс палача

На этой фразе вдохновение иссякло полностью. Не пер текст! В таких муках рождался, что впору кесарево делать! Поморщившись, вооружился майор "мышкой" и функцией "выделить", затер бесчисленных "местных жителей" и "лиц", вставляя повсюду синонимы. Помогло не очень — все равно муть, из серии "кто-то кое-где у нас порой..."!

В качестве передышки прошелся Гайтанов к настенной карте, коричнево-зеленые тона обратились в горные хребты и долины, взгляд на них привычно запутался. Вот он где, тот самый Усть-Куташ — просто точка, в стороне от всех дорог. К востоку населенные пункты отсутствуют и стандартных туристических маршрутов нет. "Дикари", стало быть? Экстремалы, или вовсе браконьеры, хорошо вооруженные, с религиозными странностями. Ну-ну...

Компьютер паузу использовал привычно — по экрану вместо текста плыли теперь фотографии-скринсейверы. Пейзажи, натюрморты, портреты. Южные горы с древней каменной башней. Сам Гайтанов — лет на несколько моложе, в брезентовой "горке" и "разгрузке", с автоматом. Кремлевские башни и снова Гайтанов — поджарый, хмурый, уже при шраме. Женские лица, улыбки... все в прошлом! Зеркала в кабинете нет, но себя майор и так знает — пара лишних кило, незаметных пока на крупной фигуре (это пока!), черные волосы стрижены коротко, шрам на морде лица никуда не делся, ясен перец. Во взгляде с каждым годом все меньше огня и больше ленивой скуки. Фотографии здешних гор Гайтанов в компе не держал — вполне хватает вида за окном.

С этой мыслью майор изгнал картинки с экрана, и клавиатура запела под пальцами, добавляя к тексту стандартные умные фразы. Установить! Ориентировать! Учесть!

До конца рабочего дня оставалось совсем немного.

Глава 5

Нижний мир

На исходе вторых суток время в пещере остановилось. Исчезло вовсе по причине полной своей ненужности. Темнота, сырость и холод — эти три вещи составляли сейчас доступную Вселенную.

— А ведь здесь мы и умрем, — сказала Дина на одном из привалов. Спокойно сказала, без эмоций, с жутковатой готовностью.

— Будем бродить в темноте, ослепнем... или не успеем. Воду можно лизать со стен, дольше протянем...

— Нравится мне твой оптимизм! — хохотнул Глеб. — Красочные картины разложения, затерянные души! Может, за любовь поговорим?!

Говорить было лениво. И двигаться. Думать тоже. Сырая темнота тянет силы как холодное море — пловец барахтается, засыпает и счастливым уходит на дно. К бениной маме такое счастье! Двигаться, говорить, шуметь!!! Алкоголь тут, кстати, лишний — теплоотдачу повышает. Оставим его на крайний случай.

— За любовь? Какая любовь в склепе?!

— Нормальная! Неандертальцы вон миллион лет в пещерах любовью занимались, под красивым названием "промискуитет". Запомнила умное слово?! Ну, пошли тогда, нефиг рассиживаться!

Шли они давно. Только и делали, что шли, не считая коротких привалов на ледяном полу. Сперва решили по науке: из всех дыр только правую и вправо поворачивать. Не помогло. Нюхали воздух, слушали тишину, пытались интуицию напрячь. Раз почти свалились в подземное озерцо — расклад летальный, учитывая, что одежду не высушить. Снова шли, чтоб согреться, почти без конечной цели.

Сало из НЗ, наструганное грубо еще в начале, переделено было на крохотные четвертинки, водку Глеб берег, а чеснок, напротив, пустил в расход быстро. Для профилактики. Только пневмонии сейчас не хватало!

Вечером вторых суток (или утром третьих?) заночевали в каком-то закутке, прижавшись друг к другу без малейшего эротизма. Пробовали уснуть, но промозглая сырость быстро разбудила. Пара глотков из фляжки вернули иллюзию тепла и легкую эйфорию. Слова вернулись, почти пропавшие. Дина, как всякая женщина, говорить начала первой, и остановить этот поток Глеб не пытался — пусть выговорится, пока крыша не съехала.

Про жизнь, про свет, про тепло. Про Новосибирск, где люди платят немало (идиоты!!!) за экскурсию в Златогорье. Про себя саму, мелкую начальницу в филиале иноземной компании. Квартира в кредит, семьи нет вовсе. Главная мечта — умереть красивой. Последнее, впрочем, спишем на "обстакановку" и забудем.

— А ты почему о себе не рассказываешь? Так нечестно!

В наивных обидах она почти умиляла. Ничего общего с прежней гадючкой, что списал Глеб на обстановку, опять же. Древние инстинкты и все такое. Феминизм явился в мир вместе с сытостью и цивилизацией — на самой кромке темных тысячелетий, где женщина укрывалась привычно за спиной ощеренного самца, не пытаясь его подменить. Иногда кромка истончается. Как раз настолько, чтоб услышать голодное сопение первобытной Ночи, заставляющее встать дыбом отсутствующую шерсть на современных загривках...

— Почему ты молчишь?

— Думаю.

О себе говорить не хотелось — в сравнительном анализе Глеб от самки явно отставал. Сплошной набор "недо": недоучившийся студент, невыслужившийся наемник, недоподнявшийся бизнесмен. Отшельника и то не получается — сплошная, блин, недоделка! С другой стороны, у друга Бориса, напротив, все перло по жизни, даже с Наташкой — и где теперь Боря?! А Натаха где?! Ладно, забудем!

— Про дауншифтинг слыхала что нибудь?

— Краем уха. Модное бегство от реальности?

— Почему бегство? — возразил Глеб для проформы, как привык уже в долгих, "сам на сам" беседах. Машешь, бывало, колуном, таскаешь воду, или чинишь надворные постройки — и дискутируешь, блин, до посинения! Оправдаться пытаешься перед собой, любимым, вогнать мозг в состояние перманентного счастья!

— Почему бегство? Так, легкая подвижка в пользу простоты. Кто-то курит "траву" на Гоа, другим хватает местных пейзажей. Чистый воздух и минимум мудачья.

— А ты, конечно, был крутым московским топ-менеджером, устал от красивой жизни и решил "съехать"? Сразу на дно, чтоб не мучиться?

— Угадала. Почти, — сказал Глеб, решив, что стервозность, все же, не лечится. — И московским был, и менеджером, и "топ". Топал по Москве. За людьми. Супруги неверные и все такое.

— Сыщик, что ли?

-Точно. Сыщик и охранник. Потом свое агентство открыли, сопровождение и антирейдерство. Нормально поднялись.

— А потом, конечно, КРИЗИС?

— Он самый, — боль шевельнулась в черепе застарелым похмельем, аж зубы сжались. Кирилл, Киря, Кирюша... сука ты эдакая!

— Кризис-шмизис... кончилось все, короче. Тебе детали нужны?

— Нет. Отдохни немножко, забудь обо всем.

Ее ладонь оказалась теплой и чуть колючей, будто электричество. Мелкие разрядики, унимающие боль и тревогу. Словно руки матери... или женщины, о которой всегда мечтал. Очень далекой отсюда женщины...

* * *

...Год 1988-й, весна, вечер. Окраина Москвы. Жидковатый вкус пива из канистры, ядовитый дымок "Астры", переполненный зал ДК. Крутится зеркальный шар под потолком, цветомузыка мигает в такт Андерсу с Боленом , народу не протолкнуться. Девчонки сплошь клевые: кожаные мини, чулки в сетку, прически "взрыв на макаронной фабрике". Пацаны в спортивных костюмах танцевать пока не спешат — толпятся у стенок, только взгляды по сторонам. Может, "склеят" кого, а возможно с чужими зацепятся, толпа на толпу. Скучно, по любому, не будет — на то она и дискотека!

— Глеб, зазырь, какой чувак!

Человек, стоящий у входа, внимания заслуживает, чего уж там! Будто из импортного видеофильма выскочил, угодив, ненароком, в окраинный Дворец культуры! Высок, строен, плечист, волосы длинные, рожа благородная насквозь... принц хренов, короче!

Пацаны на такую публику реагируют вполне предсказуемо — кулаки, видать, у многих зачесались. Пяти минут не прошло — повели патлатого на улицу двое, очень проблемного вида: стрижены наголо, в жилетках из телогреек с трафаретным "орлом-монтаной" на спине.

— Ты куда, Глеб?Решил вписаться за этого? Ну, на кой?!

— На той! Замесят дурака, потом менты понаедут, начнется разбор!

За углом всё предсказуемо — трое на одного.

— Эй, братва, чё за проблемы?!

— Проблемы у тебя будут! Вали, козел, пока не огреб!

Быстрая свалка, свист нунчаков, вкус крови во рту. Свои пацаны уже вывалили толпой, а от пришлых остался только топот бегства.

— Ну чё, живой? Нафуя тебя в пролетарский район занесло в таком прикиде?!

— От скуки. Позволь, для начала, выразить тебе благодарность. Меня, кстати, Борисом зовут.

— Глеб. Во, блин, клёво, как этих... святых, да?! Борис и Глеб! Каждый день трындят про это... тысячелетие крещения Руси, застряло уже в мозгах! Покурим?

— Давай.

Пачка "Родопи" против дефицитнейших "Мальборо", разговор ни о чем и обо всем сразу.

— Ты, вижу, совсем недавно кирзачи снял, — проявляет Борис чудеса проницательности. — До сих пор гудишь без тормозов?

— И гужу! За тормоза мои не волнуйся, там всё смазано! Учусь, между прочим, на рабфаке, думаю поступать!

— И куда, если не секрет?

— На журналистику. А чё, работа клёвая, страну поглядеть можно! Согласен?

— Бесспорно. Слушай, дружище, у меня к тебе предложение, как к будущему студенту. У нас на днях намечается маленький "сейшн", только для своих, но тем не менее. Ты сегодня сделал жест доброй воли, как сейчас модно говорить, показал мне изнанку московских окраин, а я в ответ, хочу предложить тебе экскурсию в Центр...

...Полумрак огромной квартиры, сладкие ритмы "Scorpions", аромат хороших духов вперемешку с дорогим табаком. Баночка пива — настоящего, импортного, в магазинах не достать! — холодит ладонь. Борис мнет в танце эффектную герлу в юбке-"варёнке", а Глеб пока не у дел. Со скуки, краем глаза срисовывает мишень неприметную и слишком скромную для здешней тусовки. Юбка, блузка, кофточка, прозрачная косынка поверх простой прически "каре"! Взгляд прямой, без лишнего кокетства.

— Привет! Станцуем?

Она кивает, и прозрачный платочек падает с плеч, будто облако.

— Меня Глеб зовут. Ты, наверное, это... Кристина какая-нибудь?

— Наташа. Я похожа на дочь Пугачевой?

— Не-а. Просто у всех тут имена такие... финдибоберные! Блин, ерунду, наверное, говорю?

— Угадал. Хорошо, что сам это понимаешь — значит, не все потеряно.

— А ты ехидная! — ухмыляется он, и осознает, вдруг важнейшую вещь.

Объект по имени Наташа — чужая здесь!

Не менее чужая, чем сам Глеб!

— Может, это... погуляем?Подышим кислородом, побазарим за любовь. Москву тебе покажу...

Иногда итог беседы ясен сразу. Есть фразы, которые нельзя говорить первой встречной, и есть девушки, которым нельзя говорить определенные фразы.

— Знаешь что?! — глаза ее становятся ледяными, с легким оттенком брезгливости, рука рвется прочь из мужской ладони, но Глеб не отпускает.

— Тихо-тихо-тихо. Я все знаю, можешь не говорить! И Москву можешь не смотреть, но любовь тебе чем не нравится?! Между прочим, это... как его... биохимическая реакция организма, а для реакции кислород нужен! Что ты имеешь против кислорода и химии?!

Подействовало, как ни странно. Взгляд теплеет, ладошка расслабилась, а тут и музыка другая пошла. Второй "медляк" подряд, вопреки всем законам дискотеки! Тягучее что-то, незнакомое, щекочущее душу до самых ее корешков.

— Прелесть! "Порги и Бесс"...

— Чё?

— Это колыбельная, из оперы. Ты не знал?

— Ну, как тебе сказать... давно я чё-то в опере не был!

— Очень плохо, — качает она головой, не принимая шутки. — Еще москвич, называется! Что ж, придется срочно заняться твоим просвещением, если раньше не сбежишь...

* * *

Проснулся резко, будто кипятком изнутри обдали. Холод по коже, шум крови в ушах. Мышцы сжаты близкой опасностью.

Рядом кто-то есть! Чужой!

СОВЕРШЕННО ЧУЖОЙ!!!

— Глеб...

Его рука стиснула девушку, не давая выдохнуть, правая ищет ружье... не находит...

Кто-то шел прямо к ним — не скрываясь, цокая подковками каблуков, сопя, фыркая. По полу, левее, выше... ПО ПОТОЛКУ?!

Нервы сдали — палец вдавил кнопку, луч фонарика пробил коридор. В стену уперся. В цоканье каблуков (когтей?), нарастающее из тьмы. В никуда!

Кажется, она застонала. Кажется, сам чуть орать не начал. Невидимое приближалось, цокая, дыша хрипло.

— Гле-еб...

ЭТО замерло рядом совсем. Тихое ворчание, кашель, сопение. Цокот — прямо сквозь них, на потолок, прочь.

Боль в пальцах пришла позже — разжал кое-как, выпуская ружье, воздух из груди вышел шумно.

— Что... что это?!

— Сама как думаешь? Вот и я не знаю. В домах и то, говорят, всякое водится, а тут пещеры, миллионы лет!

— Пойдем быстрее, Глеб!

— Да не суетись ты! Раз мы еще здесь, значит, жрет ОНО не людей. Может, вообще акустический эффект — по другой пещере кто-то ходит, а мы слышим!

Храбрился, конечно. Трусом никогда не был, но лучше бы пару медведей встретить, живых, теплых, ПОНЯТНЫХ!

Айланы, к примеру, пещер вообще боятся — искренне считают вратами в Нижний Мир, где живым не место. При всем своем миролюбии, готовы перестрелять приезжих археологов, вскрывающих то, что человеку вскрывать не положено, отчего случаются потом землетрясения и прочие напасти. Мы, конечно, люди трезвомыслящие, но, тем не менее... ОНО ВЕДЬ БЫЛО!

— Если слышали оба, значит, еще не рехнулись. А из центра Земли ничего хорошего выйти не может. Нефть разве что. Вверх пойдем, ближе к небу!

Гладко было на бумаге, а ходы уводили все глубже. Тупики, гроты, вода под ногами, лазы, коридоры. Усталость и равнодушие опять, на смену всем страхам.

— Глеб, а вдруг ЭТОТ тоже был человеком: Умер здесь и теперь ходит.

— Дух что ли? Ну, тебе видней, ты у нас ведьма. Боишься?

— Ничего уже не боюсь. Совсем...

* * *

Духов встретили не скоро. Где-то в центре пути, густого как вакса и черного как сама безысходность. Услышали неясный шум, потом пришел запах, потом...

— Гле-е-еб!!!

Обманула — испугалась-таки! Темнота вокруг взорвалась визгом и клекотом, фонарик мигнул на последнем издыхании.

Духи!!!

Сотни, тысячи! Шелест крыльев, ветер, шлепки!

— Мыши! Динка, это ж мыши!!!

Трудно обрадовать женщину такой новостью — ведьма визжала уже вовсю, нетопыри метались вокруг, хаос полнейший. Хаос жизни, которой не может быть в склепе!!!

— Мыши, дура, живые, летучие! Наружу летят!

Кажется, он плясал. Такие коленца выделывал, что куда там гопаку! Бежал вприпляску, свет гибнущего фонаря не давал упасть, а потом и фонарь стал не нужен. Пещерная ночь затеплилась рассветом, и вскоре солнце резануло по глазам, вынуждая зажмуриться.

Свет, шум реки, воздух вкуснейший!

Счастье!!!

* * *

Переоценка реальности состоялась позже.

Осознание мысли простой и банальной — умереть можно по-разному!

Если вкратце: обрыв и река. Очередная дырка в скале, откуда не спустишься уже, по причине полной отвесности. Бурная Хотунь со стремниной и валунами, где перемелет тебя как в том блендере.

Без вариантов!

Счастье первых минут сменилось тоской, потом пришла злость. Бесконтрольная, слепая, от которой бьются башкой в стену и решетки грызут. Вместо решеток тут был обрыв, и Дина едва не кинулась туда, перехваченная Глебом уже на краю. Еще чуть позже на смену злости пришло осознание — назад ведь дороги нет. Вообще нет! Опасность видимая, солнечная и красивая, рядом сейчас не стояла с возвращением в катакомбы.