Землекопы ничего не ответили ни на гордое заявление, ни на угрожающий лязг. Спарк насторожился: мирные работники воинов не испугались. Ну ладно, их, положим, больше, и они выше по склону... А, вот оно что: проводник разглядел на верхушке большой шатер. Из шатра вышел воин в чешуйчатой вороненой броне и решительно зашагал вниз, обходя стопки досок, корыта с известью, аккуратные кипы тростника. Махнул рукой работникам: дескать, что встали? Продолжайте! Вот приблизился, вздернул острый подбородок. Из-под щетки черных волос выстрелили желтые степные глаза:
— Кто такой? Чего надо?
— Спарк с Волчьего Ручья, — коротко и сухо кивнул проводник. — Ты старший?
— Сотник ГадГорода, четверть Степна. Мое имя Транас. Люди сказали, ты назвал этот холм своей землей...
Спарк внимательно оглядел сотника. Крепкий, рослый... Для воина обычно. А вот уверенность — откуда? Не боится ни капли.
— ... Так вот, парень. Будь ты хоть с Волчьего Ручья, а хоть с Собачьей Реки... Ратуша ГадГорода велела мне ставить тут городок. Если тебе не по сердцу, с посадником говори...
Снизу тем временем подъехал Ратин, не сдержавший тревожного любопытства. Поставил вороного за левым плечом проводника. Склонился вперед, настороженно вслушиваясь в короткий разговор. У подножия зло ворчали всадники Ручья; землекопы вяло отругивались.
— ... А нас оставь в покое. Ясно?
Спарк посмотрел на Ратина. Страха проводник не ощущал. Только усталость. Как будто три дня лез на гору, подбадривал себя всячески... вылез на седловину, и понял, что одолел лишь первый гребень. А перевал во-он там, высоко в облаках. Да и перевал ли? Может, всего лишь второй гребень?
Что посоветует Ратин? Опять рубиться?
Атаман кивнул сотнику, после чего устроился в седле поудобнее. Обратился к проводнику:
— Поехали, Спарк.
Добавил вежливо, с улыбкой:
— Подвинься, пожалуйста, Транас. Позволь лошадей развернуть.
Молча съехали к своим. Отошли рысью почти два перестрела к северу, в сторону заимки. Ратин посмотрел на дружину: те спокойно ожидали его слов. Ворчание прекратилось; рукоятки мечей тоже никто не оглаживал. Атаман удовлетворенно кивнул, и объяснил сразу всем:
— Пока Спарк говорил, Рикард и Остромов на озеро сгоняли. Там целый стан. Стрельцы, латники. Фургоны, припасы, плотники. И не разбойники — войско. Войско от нас не побежит, слишком крепко держатся вокруг стяга. Поэтому мы бы не выстояли против войска, даже равным числом. А их, вдобавок, очень много.
* * *
— ...Много! Сотня стрелков и столько же мечников! К тому еще две сотни строителей. Удержатся! К тому же, и напасть на них, после того, как весной Ильич попробовал, мало кто осмелится! — Тиреннолл размашисто подсек воздух вытянутой ладонью. Четвертники и сам посадник завороженно проследили его движение. Пол Ковник подскочил, выпалил:
— Договор же был, что на Косак деньги пойдут! Ручей удержим, не удержим, туман с ним! А что это мы, Ратуша, наши собственные решения переиначиваем?!
Желтые глаза Тиреннолла уперлись в блеклые злые — Пол Ковника. Под разрисованными сводами посадского зала повисла нехорошая тишина. Корней не отводил взгляда; Ковник дышал все громче и чаще. Наконец, "дедушка Лован" прокашлял:
— Будет вам упираться лбами... Быки отыскались, тоже мне. Ответь ему, Корней!
Тиреннолл принужденно улыбнулся. Махнул рукой за спину. В дверной арке с низкой скамеечки подскочил слуга, распахнул дубовые створки. Еще двое слуг, ожидавшие в передней, внесли за кованые откидные ушки тяжелый сундук, весь в медных набойках. Сундук утвердили на длинном столе; Айр Боллу даже померещилось, что под его тяжестью прогнулась столешница — даром, что она из лучшего дуба, и трех пальцев толщиной. Заскрежетал ключ. К запахам тканей, благовонных палочек и непременной сырости — в толстых каменных стенах всегда сыро поздней осенью — прибавился ненавистный горожанам степной дух. Полынь, пыль, песок и трава.
А потом по столу раскатились золотые монеты.
— Вот! — оскалился во все тридцать два Тиреннолл. — Медовары привезли. Прибыль с одного каравана только... — он не стал уточнять, что здесь небольшая доля — повозное, взятое на воротах. Что ЛаакХаар продал медоварам чуть ли не все железо, и новый такой огромный караван сможет затоварить едва через год. Что князь великий ТопТаунский в будущем вряд ли согласится выкинуть столько денег — железом он закупился тоже надолго, а золота на Равнинах не моют. Сейчас ничего не имело значения. Выборные от четвертей и сам посадник ошеломленно выкатили глаза.
Корней умел подать товар лицом. Старшины живо прикинули в уме, сколько же Корней отсыпал в свой кошель — если не боится показать Ратуше почти четверть пуда золота. Каждый прикидывал в меру собственной жадности; но все равно, выходило неимоверное богатство. Тут уж правда, чего собачиться за воротную пошлину? Вкладывай ее в Косак, не вкладывай — при таких-то доходах с Тракта уже без разницы!
Только добившись ошеломленного молчаливого внимания, четвертник объяснил, что он хочет делать зимой:
— ... Как отбушуют вьюги, по санному пути застроим полоску вдоль Тракта укрепленными хуторами. Уже домики на подрубах стоят, сложены и бревна перемечены, я сам надзираю. Осталось на волокушах перетащить, куда следует, и собрать. Пока что ратными заселить. А весной послать туда по восьми семей в каждый хутор... И даже не то, чтобы послать: землей поманить, так и сами кинутся. Оно-то и далеко, и опасно. А все равно, выгода очень уж велика... Вон, воротная пошлина за прошлый год даже не тронута. Обошлись только этим караваном.
Рапонт Лованов повертел головой. Он привык сидеть в высоком кресле с резной спинкой. И красота кованых переплетов давно уже ему примелькалась. И белые с зеленым плитки пола, и великолепные каменные фигуры сплетенных змей, застывших в танце посреди палаты, держащие расписные своды; и летние хороводы на самих росписях — все выглядело знакомо, привычно, близко.
Только сердце колотилось по-новому. Денег, что ли, не видал? Рапонт с шелестом потер сухие ладони. Понял: конец. Истаяло прежнее равновесие. Сейчас ГадГород повернется лицом к степи. И то сказать: единственное место, где соседей нет. Земли дикие, делить пока не с кем. И прежний запрет, который передают посадники друг другу вместе с должностью скоро пятьсот лет — тоже рухнет, смытый звонкими желтыми кругляшками. А ведь им, прежним, тоже приносили золото. Наверняка. И все же, они не пустили людей на юг. Какое божество или народ разозлит исчезновение Охоты?
Старый посадник уронил голову на роскошную серебристую вышивку. Нету у него больше власти, все! Корней новую звезду указал. И теперь охотно примут только распоряжения в поддержку желтоглазого хитрого степняка... "Так он, наверное, и в Степне пробивался!" — сообразил Рапонт. — "Указывал, куда стремиться, а дальше будто бы само собой сотворялось... В то время, как иные друг дружку травили, резали да наушничали — выходило, все равно в его сторону тянули."
Рядом с маленькими желтыми кругляшами о стол тихо стукнулся большой. "Дедушка Лован" стащил через голову серебрянную цепь. Золотое солнышко — знак власти — легло жалким противовесом высокой горке монет. Корней расширил глаза.
— Власть взял, бери и ответ за нее! — губы посадника искривились. Не то улыбка, не то ехидство, не то жалкая насмешка проигравшего. Четвертники отшатнулись, словно деревья под ветром. А проклятый лаакхаарец даже не отвел глаз. Тронул за плечо одного из парней, вносивших сундук:
— Надень его мне, Неслав. Замысел твой... был. Тебе и честь.
* * *
Честь Академии Доврефьель отстаивал вполне успешно. И Скорастадир, против ожиданий ректора, ему даже помогал. Во всяком случае, споры с начальниками свежеоткрытых Школ разрешал мгновенно. Никаких особенных премудростей здесь не требовалось: сам Рыжий Маг бывал и резок, и заносчив. Долго спорил с Доврефьелем о власти над Академией... и прекрасно видел, где знакомые ему черты проявляются в словах или поступках свежеиспеченных Великих Магов.
После одного такого спора с Хартли — держателем Школы Левобережья — ректор Доврефьель и Скорастадир сошлись в большой учебной комнате. Одинаково тяжелым движением опустились на лавку... посмотрели друг на друга и расхохотались. Смеялись долго, не говоря ни слова. Наконец, Скорастадир извлек из-под мантии гребень и начал приводить в порядок буйную гриву. Доврефьель же гребень забыл в покоях на столе, а потому чесал бороду пятерней — без особого блеска, чтоб только наибольшие колтуны распутать.
— Однако, грабли все равно под снегом остались! — недовольно помотал головой Рыжий Маг.-Хартли, он хоть и пытался больше силой хвастать, а все же дело говорил... Мы не управляемся с потоком писем от Школ. Они от нас решений ждут. Хошь, не хошь, а едят, как вошь. Дай ты им права самим решать! Тебе же руки развяжутся!
Доврефьель нахмурился:
— По незнакомым краям даже грифоны в одиночку не летают.
Скорастадир отозвался тотчас:
— В учении две ошибки могут быть. Все равно, как копье бросать. Либо раньше руку разожмешь, когда еще сила не набрана — либо промедлишь и вгонишь в землю.
Доврефьель досадливо качнул головой:
— Что ж, ты полагаешь, Школы уже набрали силу? Хоть бы год прошел, хоть бы один полный солнцеворот! Чтобы все вероятные шишки ощупать. Ну куда Совет нас торопит? Разве такие дела без должной подготовки можно затевать?!
Скорастадир вздохнул:
— Замкнутый круг. Школы сами решать не могут, нас теребят. Мы на них злы за то, что работать не дают. А они на нас — за то, что мы им руки вяжем...
* * *
— Руки развяжи!
Ратин спокойно приподнял схваченного за локти, подвел к костру. Пинком под колени усадил между Некстом и Ридигером:
— Держите крепче. Сейчас развяжу.
Сегар сунул в костер еще охапку сырого хвороста, и, когда тот, наконец, разгорелся, Спарк узнал лазутчика, пойманного Остромовом в кустах за стоянкой. У огня щурился рослый землекоп, первым поднявшийся навстречу проводнику.
Атаман неторопливо распутал узлы и кивнул пленнику:
— Теперь говори.
Гость по-совиному заморгал на пламя; довершая сходство, повернул голову вправо и влево:
— Где здесь Спарк с Волчьего Ручья?
Проводник выступил в светлый круг, молча поглядел на лазутчика. Тот облизал треснувшие на морозе губы, выдохнул:
— В поясе у меня пусть возьмут, письмо тебе зашито. От Берта Этавана, ты должен его помнить. Если уж меня не признал.
— Отпустите его! — велел Спарк, — Это Горелик Этаван, племянник Берта. Хотя и трудно узнать: тогда круглый был, сытый. Сейчас все равно, как оструганный. Человек был с нами на том холме, когда... А, елки-палки, из той ватаги ведь все побиты: и Арьен, и Ярмат, и кузнец... Разве что Сэдди должен тебя помнить, — обратился волчий пастух к сидящему. — Не сердись, что добром не встретили. А как ты в чернорабочие попал? Разве, выгнали?
Горелик оскалился:
— Не глупи. Почитай, сам поймешь... — прибавил, растирая запястья:
— Меньше знаю — крепче сплю.
Потом взял у Спарка нож, подпорол пояс и протянул, наконец, проводнику сложенный в несколько раз листок.
Берт Этаван писал без приветствий и предисловий:
"Хоть и много говорят про вас всякого, но ради жизни моей и дочери, что не выдал ты нас на том холме, и ради той же памяти, тебя упреждаю, что Неслав из вашей ватажки вас решил оставить не прощаясь..." Проводник читал вслух. Невероятная весть передернула всех, сидящих вокруг огня. Спарк справился с волнением, продолжил:
"Я же много помогал ему в замысле отстроить Волчий Ручей заново на деньги и силами Ратуши. Не знал, что он без вас то хочет сделать, потому что он всегда атаман был, и думал я, что он от вашего имени говорит, как обычно..."
Ридигер шумно сплюнул в сторону.
"...Теперь вижу, что не по чести он сотворил, и рад, что больше он в моем доме не живет. А живет Неслав у Тиреннолла, и тот ему воеводский пернач и шубу пожаловал, ради его хитрого устроения, коим Корней в посадники прошел. А вас искать не знаю где, и того ради моих племянников с письмами посылаю, и ты им окажи добрый прием для старой памяти за мое известие и труды их."
— Т-туманная тварь! — коротко выругался обычно многословный Салех.
— Ты, это... — Крейн почесал затылок. — Ты не спеши судить. Мало ли, чем его на крючок взяли. И потом, может, он нас еще позовет. Может, его отказ для вида был.
— Он сам должен в крепость явиться, как отстроена будет, — хмуро проворчал забытый всеми Горелик, — Тогда и спросите.
— Садись, ешь! — Некст подвинул ему горячую миску, вручил костяную ложку. — Извини, что накинулись.
Этаван-младший махнул рукой:
— Мою б землю отбирали так, тоже обиделся бы. Зла не держу. Но и остаться не могу. Я перед сотником взялся сходить на высмотр: где вы остановились, да что делаете. Только этим отговариваюсь. Он мне: зачем головой играешь? Я ему: выслужиться, мол, желаю. Надоело черным мужиком ходить, хочу-де в латники... Дак ты скажи, чего ему соврать, чтоб и вас не подвести, и мне голову не смахнули.
Волчий пастух обернулся:
— Ратин! Придумай ему чего надо. Огер! Куртку мою подай, там возле тебя тюк недалеко.
— Надо сторожей удвоить, Транас хитрый мужик, наверняка за этим еще кого-либо выслал, может, и не одного, — отозвался невидимый в темноте атаман.
— Делай как знаешь, мне тебя не учить. Некст, ты со мной пойдешь, посторожишь...
Спарк надел и расправил на плечах новую хауто да Тэмр. Откашлялся и пояснил сразу всем:
— А я пойду звать волков.
* * *
Волки заполнили овражек до краев. Между редкими высокими соснами, под густым подлеском, серые и серебристые; цвета тумана и беспокойные, словно дым... Стая Тэмр.
Спарк сидел на кошме рядом с Нером. Слушал. Волки переговаривались коротким рявканьем, поскуливанием. Вертели треугольными лбами. Сырость разбавляла крепкий звериный запах.
В лесу занималось тусклое утро Теней и Туманов. Проводник недоумевал: почему Волчьим Временем назвали звонкие морозные октаго сразу за Серединой Зимы? Нынешняя погода подходила куда больше. Серые и кремовые шапки опавшей листы; грязно-фиолетовые неохватные стволы сосен; резкие штрихи подлеска — как чернильный дождь, схваченный в падении предрассветным морозом. И невозможно-нежные кружева изморози на тощей предзимней траве...
— Косматые проговорят еще долго, — вождь легко поднялся. — Очень уж ты задачу хитрую задал... Знаешь, Спарк? — Нер остановился; листья тревожно хрупнули под остроносым бурым сапогом. Проводник тоже остановился, заинтересованно поднял голову. Вождь продолжил:
— До сих пор, пока вы с бандитами гонялись друг за другом по степи, все оставалось в привычных рамках. Теперь... Нападение на Волчий Ручей поссорит Тэмр с ГадГородом — а за нами ввяжется и весь Лес. Стоит ли один хутор большой войны? Ты должен знать, — договорил Нер, — Я ведь почти отдал приказ тебя убить. Даже если Болотный Король и не хотел твоими руками рассорить Лес с ГадГородом... То все равно дело поворачивается к его выгоде... Мы тут сцепимся, а он на юге провернет, чего захочет.
