Факеншит! Явная нестыковка: если кровосос, то зачем ему коса? Горло резать? Если жулик, то зачем ему запах крови... Ой, дурят меня здесь, ой дурят... Надо разобраться.
Пока Ноготок разогревал на костерке кочергу для допроса матёрого, мы с Суханом подхватили молодого и потащили в другой сарай. Может, они по одиночке разговорятся? Связанный парень шагнул в дверной проём и встал.
Что такое "как вкопанный" понимаешь, когда в такого "как" врезаешься головой. Больно.
Я сначала разозлился на этот... "столб самовкопавшийся". Потом проследил за его взглядом. Парень смотрит в угол сарая безотрывно. Хоть бей его, хоть режь, хоть кусками ешь. Неужто у них тут и вправду какая-то "яйцекладовка"? Тихонько скулит. Сквозь сжатые намертво зубы. Только щека судорогой подёргивается.
Что-то мне такое знакомо... По городскому фольклору 20 века.
"Но дней минувших анекдоты
От Ромула до наших дней
Хранил он в памяти своей".
Ага. Это — про меня. Ну, и про Евгения Онегина — тоже.
* * *
Идёт как-то конференция по разоружению в Женеве. Пленарные заседания, встречи, визиты, беседы, банкеты, рауты... Новоприбывшая дама на одном из таких мероприятий знакомится... естественно — с дипломатом. Манеры, костюм, тон... выше всяких похвал. Изыскан, дипломатичен, демократичен и просто хорош собой. Только одна странность: временами лицо как-то... перекашивается судорогой.
— Месье, извините за нескромность. Эта судорога у вас... после ранения в какой-нибудь "горячей точке"?
— Нет, мадам. Просто так бабу хочется, что аж скулы сводит.
* * *
Аналогичную картинку я и наблюдаю у "птица". Мнётся и скулит. Не отрывая взгляда от пейзажа в углу.
Когда надо было деда Перуна в яму оттащить, я сюда заскочил и с Кудряшковой жёнки мешковину сдёрнул. Просто — что ближе валялось. И сейчас лежит наша красавица на мешке слежавшегося сена животиком, со связанными над головой и привязанными к перекладине сохранившейся стенки сарая руками. Белея в сумраке бескрышного строения своей полосатой спиной и другими частями... реверса. А молодой "птиц" не может оторвать взгляда и прекратить испускание слюней.
Похожий эпизод в "Холодном лете 53-го". Тоже — с мелкой суетливостью и скулежом в предвкушении.
— Нравится?
— У-у-у...
— Хочешь?
— А-га-га-га...
Не надо так сильно головой трясти — оторваться может. Парня просто колотит, как бы не завалился. Какой впечатлительный! Ладно, работаем вернисаж, презентаж и экзибишн. Или — что получится.
"Ах вернисаж, ах вернисаж!
Кому — мандраж, кому — массаж..."
— Может, перевернуть? Лучше видно будет.
— Цык-цык-цык...
Это у него зубы стучат. Как бы он себе в штаны не... удовлетворился. Тогда и поговорить не удастся. Перевернули бабёнку. Она взвыла, когда поротой спиной на мешок положили. Задёргалась, ножками заегозила. И, раскинул коленки, затихла.
В другом углу на шум Кудряшок голову поднял. Оглядел мутным взглядом картинку со своей "богом данной" и снова на подстилку рухнул.
— Хороша?
— Цык-цык-га-га...
— Поговорим — дам попробовать. Мне не жалко для доброго молодца. Если ты — добрый. Сам-то откуда?
Мда... Говорить по-гусиному я ещё не пробовал.
"Гуси-гуси — Га-га-га.
Бабу надо? — Да! Да!! ДА!!!".
Допустить его возвращение в реальность — нельзя. Эффект потеряется. Допустить реализацию его... устремлений — нельзя. Потом очень быстро случиться... возвращение в реальность, и он снова замолчит. Удерживаем беднягу на "лезвии бритвы". Пока он сам...
Мда... "Интернационал" — всемирная песня. Всего восставшего:
"Добьёмся дружно облегченья
Своею собственной рукой".
Или у парня появятся болезненные ощущения. В гениталиях. Собственные в собственных. Пытка самим собой. Собственными членами.
Ощущения настолько болезненные, что вернут его в чувство. Вернут к осознанию окружающего и происходящего. Где я пытаюсь вести допрос самца хомосапиенса на пике его течки.
Парень разок начал всплывать в реал. Пришлось поставить его на колени. Между ног бредящей в горячке женщины. И ткнуть его носом. Приблизить, так сказать, лицом к... к пылающему жаром виртуалу. Впрочем, температура, и вообще — состояние её здоровья, "птица" не интересовало совершенно. А вот другое, что так сильно интересовало...
Тут бабёнка в своём бреду ножкой несколько дёрнула, ляжкой своей по его щёчке проехалась. Парень так рванул — чуть меня не снёс. Хорошо — Сухан был рядом. Оттащили за волосы, надавал пощёчин.
"Страсть подчиняется покорно,
Её расплющивает воля.
Её из пламенного горна
Бросают в снег, во чисто поле".
Простите меня, Лопе де Вега с со товарищами М.Донским и М.Боярским, за надругательство над текстом романса Теодоро. Но мне очень надо.
"Если нельзя, но очень хочется, то — можно" — русская народная мудрость.
Страсти здесь выше крыши — у этого парня. Настолько "выше крыши", что и — "крышу сносит". А вот воля здесь — моя. Как "из-волю" — так и будет. А "горн пламенный" — у Кудряшковой жёнки между ног.
Ну, в общем-то, да — у неё температура уже под сорок. У неё сейчас всё "пламенное". Так жаром и несёт.
Из допроса ничего не вышло. Глупый я и бестолковый. Учиться надо. Элементарные для профессионала вещи — пропускаю. А самому додуматься — времени не хватает. Допрос, тем более с элементами пытки, требуют профессионального навыка. Не вообще, а конкретно. Предвидения и предусмотрения возможных, хотя бы — типовых ситуаций.
Ну что мне стоило вспомнить про Юлькин крестик! И как она меня первый раз в этом мире... Повязал бы "птицу" шнурочек, в нужном месте с нужным затягом... Не дошло, не вспомнил, не сообразил. А времени...
Рассказ молодого "птица" получился в этих условиях крайне... фрагментированным. Я практически ничего не узнал. Мне катастрофически не хватало информации, когда ему уже вполне хватило: парень характерно задёргался, не отрывая остановившегося взгляда от "горна", потом согнулся лбом в землю. И после длительной паузы сообщил:
— Всё. Больше ничего не скажу.
Можно подумать, что ты до этого что-то сказал. Только "га-га-га" да "ого-го-го".
Ну и не надо. Делаем "хорошую мину при плохой игре".
Явно не наша пословица. То есть, я понимаю — при "плохой игре" хочется сделать противнику гадость. В морду, там, или из пулемёта. Но почему обязательно взрывное устройство?
Не понимаю, но "мину" делаю. Хохмочка старая как мир — раздельный допрос с пересказом. Вводим второго допрашиваемого в заблуждение. Путём грязных инсинуаций в адрес первого. Типа: "а подельник-то твой — того... всех сдал, раскололся на первом же скачке...".
Самоудовлетворённого "птица" привязали в сарае. Эх, не будет у нас в этот раз страусиных яиц. Или — казуарьих. Если только сам им не отрежу. Ну и ладно: пора посмотреть как у Ноготка дела.
Мда... "Дела — у прокурора. У нас — делишки" — ещё одна русская народная.
"Нашла коса на камень" — хоть и народное, а неудачное выражение. Потому как предполагает длительный процесс. Что-то вроде перепиливания. Ни один нормальный косарь второй раз по камню косой не проведёт. Даже если по невнимательности или по условиям местности допустил, чтобы "коса нашла".
Но выражение точно описывает акустическую составляющую процесса в части издаваемого скрежета. Что я и услышал во дворе. Только не сталью по камню, а зубами по зубам.
Ноготку достался достойный противник. Они оба были мокрыми от пота и выглядели... несколько утомлённо. Пахло калёным железом, свежей мочой, палёной шерстью и горелым мясом.
— Говорит?
— Нет, господине. Упорный попался.
— Ну и не надо. Мы там с молодым побеседовали. Этот уже и не нужен.
— Так чего, кончать его, что ли? Столько трудов-то...
— А на что он нам? Скоро уже солнце встанет, хорошо бы перед покосом хоть чуток вздремнуть.
— А как кончать-то будем? Как кузнеца — кнутом? Или ты Сухана снова учить начнёшь — жердью еловой бить, как Перуна? Я бы посмотрел, я такой казни прежде не видывал. Надо бы приглядеться.
— Эх, Ноготок, кабы ты такой интерес к кулачному бою проявлял — тебе цены не было. А насчёт всяких казней... Ты, поди, слышал как древние викинги... э-э, варяги в старину врагов казнили? Нет? Рассказываю: разрезают человеку живот, но не глубоко. Вытаскивают оттуда кишку, ставят человека к столбу, и эту кишку к столбу гвоздём прибивают. И человек ходит вокруг столба, выматывая из себя собственные внутренности. Пока не свалится.
— Сам ходит?
— Сам. Иначе нельзя, иначе ему позор, бесчестие — слаб оказался против пытки.
Мы синхронно посмотрели на мужика. От нашей дискуссии у него открылись не только прежде крепко зажмуренные глаза, но и нижняя челюсть. "Скрежет зубовный" прекратился. Впрочем, и остальные звуки, включая сопение и фырчание — тоже.
Старший "птиц", разложенный Ноготком во дворе, под открытым небом, лежал животом кверху на толстом бревне, демонстрируя окружающей среде своё белое, уже избавленное от растительности, припаленное в нескольких местах, тело.
— Не, господине, этот не пойдёт. Это ж смерд — у него чести нет.
— Так и не надо! Вот мы ворот колодезный в бурьяне нашли. Если вон туда бревна перетащить, на них ворот приспособить... Как думаешь?
— Думаю, что я такого ещё никогда не делал. Экую ты злую казнь знаешь. Верно тебя люди "зверем лютым" зовут.
— Кто ко мне "как", тот и меня "так". Так и зовёт. Кое-кто — и "лютым зверем". Я вот гляжу — тебе это занятие интересно. Со мной походишь — и не таким штукам научишься. Мы с тобой даже и до груши с винтом ещё не добрались. А я и другого много чего знаю. Ты сейчас лучше насчёт брёвен прикинь. Вот эти пойдут?
— Не, господине, бревна под ворот надо с другого торца положить и чуть повыше. Чтобы требуха у него над лицом протаскивалась. Чтоб он ливер свой видел, а укусить не мог.
Ноготок внимательно, вдумчиво осмотрел место предполагаемой установки ворота, обращая особенное внимание на детали, прикинул ладонями нужную высоту брёвен. Потом они с Суханом соорудили потребную конструкцию. Замысел чуть было не сорвался из-за отсутствия гвоздя.
"Лошадь захромала,
Командир убит.
Конница разбита
Армия бежит.
Враг вступает в города
Пленных не щадя.
Потому что вовремя
Не было гвоздя".
Не наш случай. Не потому, что у меня конницы нет, а потому, что гвоздь есть: озадаченный мною Сухан углядел подходящий экземпляр ключевой детали на том месте, где ночью были лошади. Видать, у одной из подковы вывалился. Так что, гвоздь у нас есть и вовремя.
Просто нужно правильно послать правильного человека в правильном направлении. Может, где-нибудь "армия бежит", но не у нас. Да и зачем — у нас и так, и в мирное время: "Пленных не щадя".
— Брюхо-то где резать? Сверху али внизу?
— Ну ты сам-то прикинь — если вверх тянуть будем, то и резать надо у верхнего конца.
— А-а-а! Нет! Гады! Ироды! Отродье сатанинское! Упыри! Не трожь!
Это Ноготок подошёл к мужику, достал одной рукой нож, а другой начал мять ему ребра и живот, прикидывая место предстоящего вскрытия.
— Ноготок! Постой. Слышь, дядя, это не мы упыри, а вы. Крылья вон ваши — как у настоящих упырей. На ноги — будто когти навязаны. И местные вас упырями зовут. Ты, поди, и кровь из живых людей пил. Так чего тебя жалеть? Давай, Ноготок, режь его. А то время идёт — скоро уже и на покос выходить.
— Погоди! Не надо! Мы не упыри! Мы только личины надели. Местных попугать. А так мы, это.... Люди мы! Православные мы! "Во имя отца, и сына, и духа святаго..."
— Да ты что?! Православные? Не может быть! А крест где?
— Крест? Нельзя нам крест — цапля убьёт. Но — верую. Руки развяжи! Перекрещусь!
— А ну, стоп. Давай по порядку. Кто, откуда, зачем.
Мужик залепетал... очень энтузиазно. Слюни, вместе с кровью от выбитых зубов, полетели веером. Он дёргался в своих вязках, елозил по бревну, иногда попадал обожжённым местом по дереву и тогда вскрикивал, пугался и от этого ещё больше ускорял своё словоизвержение. Взгляд его метался от Ноготка, стоявшего с ножом над его животом, и тогда взгляд наполнялся ужасом, ко мне. На меня он смотрел с невыразимой надеждой и с отнюдь не затаённой мольбой.
Скоро от страха он вообще перестал взглядывать на Ноготка и весь устремился в мою сторону. Безотрывно, неотвязно, сфокусированно. Всей душой, всеми помыслами, надеждами, словами и слюнями. Пришлось отойти подальше, чтобы не забрызгало. Дядя уловил моё движение и испугался ещё больше. Куда уж больше. Резко усилил громкость, истеричность и скорость своего словесного поноса и елозения. Если это возможно.
Наконец он замолчал. Не потому, что сказал всё — так не бывает: человеку всегда есть что сказать. Хоть какую белибердень можно привязать ассоциативно хоть к чему. Нет, просто выдохся. На его голом белом теле бурно ходили ребра, восстанавливая дыхание, дёргались туда-сюда конечности в беспорядочном стремлении выразить глубокую искренность и полную готовность.
На зарёванном бородатом лице у моих ног судорожно кривились и приплясывали разбитые и покусанные в кровь губы в последней надежде издать такое сочетание таких звуков, после которых этот странный плешивый тощий подросток-боярыч вдруг уверует в правдивость сказанного и не будет придумывать и применять какую-то страшную заморскую пытку.
Глава 84
Ноготок выбил нос. Прижал пальцем ноздрю, хорошенько, громко её продул, внимательно осмотрел пальцы и вытер их о штаны сзади. Потом глубоко вздохнул и выразительно-вопросительно посмотрел на меня. Лёгкое движение его кисти с зажатым ножом конкретизировало вопрос. Типа:
— Врёт как сивый мерин, бредятину эту ты выслушал, обычай последнего слова соблюдён. Пора и дело делать. Как кроить-то будем? Откуда разрез начинать? Прямо с солнечного сплетения иди чуть сбоку?
В принципе — без разницы. Тут у нас не косметический кабинет — место разреза значения не имеет, швы накладывать не будем.
"К пуговицам вопросы есть?". "У матросов нет вопросов".
Нет и не будет, поскольку некому. Можно начинать.
Но я отрицательно покачал головой: резать — это всегда успеется.
Русская народная так и гласит: "семь раз отрежь, один раз — зарежь".
Сперва надо хорошенько подумать. Как ни странно, но рассказ пытуемого, который для Ноготка звучал как полный и глупый бред, выглядел для меня довольно правдоподобно.
* * *
Как-то плохо нас учат в школе. Ну кто вот так, сходу, может вспомнить уравнения Навье-Стокса? Или критерий Рейнольдса? Поэтому мы смотрим на исторический процесс как-то примитивно. Как на ламинарное течение. Дескать, есть мейнстрим. И всё человечество, стройными рядами и колоннами, под знаменем... чего у нас там сегодня объявлено хорошим? — все хомосапиенсы "перемещаются слоями без перемешивания и пульсаций". Вполне ламинарно.
