Повелитель моря. Глава I

"Сколько мне тогда было? Восемнадцать?" — воспоминания вихрем закружились перед глазами памяти. Вспомнилась и усталая улыбка матери, и то, как она постоянно заправляла непокорную прядь тёмно-русых волос под платок. И сухой голос парализованного отца: "Погоди, сынок, не уходи! Прочти мне ещё страницу!" ... И озорные лица двух младших братьев и сестры, которые, однако, виделись размытыми, затуманенными — память постепенно стирала черты и голоса, но вот их обгорелые тела помнились по-прежнему чётко. Наверное, потому что именно ему — двенадцатилетнему мальчишке, в одночасье ставшему бездомным сиротой — пришлось хоронить всех: и братьев, и маленькую сестричку, и отца, и, спустя несколько дней, мать, чьё изуродованное тело море вынесло на берег недалеко от деревни...

Набеги пиратов на немногочисленные рыбацкие деревушки Испано-Французского Средиземноморья не были редкостью. В детстве Анри не раз слышал об ужасах пиратских набегов, о разграбленных и уничтоженных прибрежных поселениях. Но, вместе со взрослыми произнося страшные проклятия в адрес подлых разбойников, Анри не испытывал ненависти. Она пришла потом. Она ворвалась в его душу адским пламенем, когда, вернувшись с ярмарки в Фигерасе, куда мать отправила его продать свою последнюю драгоценность — обручальное кольцо, уговорив соседа взять сына с собой, вместо родного дома он увидел пепелище. И уже потом над могилами родных, стыдливо пряча слёзы, хоть их и некому было видеть, он поклялся стать капитаном, чтобы бороться с морским разбоем, пока будет жить.

Как же много всего ему пришлось пережить и испытать до того, как судьба вознесла его на шканцы мощного боевого судна! Забудется ли когда-нибудь сожжённая дотла деревня и обручальное кольцо матери, спасшее ему жизнь? Как долго он ещё будет помнить полное опасности и лишений путешествие по Каталонии, грязный и шумный порт Барселоны и фелуку, на которую его взяли юнгой, и то потрясение, когда он понял, что попал к отпетым негодяям, не гнушавшимся ни контрабандой, ни разбоем?..

Анри вздохнул, отгоняя воспоминания. Здесь, в Тиерра Фирме/8/, он уже успел стать легендой. Во всех тавернах и трактирах побережья и островов встречались "хорошо осведомлённые" пьяницы, готовые за кружку рома "раскрыть все тайны прошлого и настоящего" славного "Карибского Эль Альмиранте". Но на самом деле даже ставшие самыми близкими ему люди ничего не знали о своём адмирале, кроме случайно оброненных им в разговоре крупиц воспоминаний да того, чему сами были свидетелями. Тут у каждого есть своя история, приведшая представителей разных сословий из разных европейских держав в Новый Свет, но не каждый готов был ею делиться. Здесь жизнь учит жить настоящим, не вороша прошлое, и верить делам, а не словам.

Анри огляделся — с обеих бортов и за кормой "Победоносца" желтели наполненные ветром паруса. Это его Победоносная армада послушно следовала за своим флагманом. Чувство гордости горячей волной накрыло молодого человека. Как же много он успел достичь в свои неполные двадцать шесть лет! Его слава успешного торговца открыла все порты Нового Света принадлежащим ему торговым караванам, его четырнадцать боевых кораблей, разделённых на две армады, бороздят воды Карибского моря и Мексиканского залива, а на гаванской верфи обрастает обшивкой новый шестидесятипушечный галеон — будущий флагман новой армады.

"Наверное, у Господа действительно есть какие-то планы на меня, раз он так ко мне благоволит! — мелькнуло в голове. — Ведь ещё восемь лет назад всем моим имуществом был только кинжал!" — при этой мысли Анри невольно взглянул на свою правую руку. Средний палец украшал массивный золотой перстень с крупным тёмно-синим сапфиром, поверх которого красовался витиеватый вензель. Переплетающиеся золотые литеры A и V, сложенные шпагами и как бы вытекающие одна из другой, не только надёжно удерживали в ложе перстня драгоценный камень, но и оставляли на воске отпечаток того самого прошлого, которое он — Андрес Анри Руис Верн — не хотел забывать. В этих литерах было не просто его имя, но и память о его дедах — каталонском мастеровом и французском рыбаке. Каждый раз, втискивая в воск эту печать, Анри словно отправлял посыл своим предкам, что они могут гордиться им несмотря на то, что он не осуществил мечту матери — не пошёл по стопам отца и деда Андреса и не стал архитектором, а посвятил свою жизнь морю, как и его дед Анри Верн.

Своего каталонского деда Анри почти не помнил — слишком рано тот ушёл из жизни, зато его французский дед, пропахший рыбой, прокопчённый солнцем и просоленный морем, был для Анри другом и учителем. Именно в память о нём, решив начать новую жизнь, юноша, ступивший в феврале 1652 года на доски мола в Белизе, стал Анри Верном, оставив Андреса Руиса далеко в прошлом. Лишь спустя годы, заказывая себе дорогой печатный перстень, Анри велел мастеру вплести в вензель первую литеру оставленного в Старом Свете имени, данное ему по праву первородства и согласно древней традиции из поколения к поколению передаваемое от отца к сыну рода Руисов — Андрес.

Погруженного в лабиринты памяти молодого человека вернул к действительности звук корабельного колокола, отбивающего склянки/9/. После четвёртого сдвоенного удара/10/ обладатель хриплого голоса подошёл к Анри:

— Ну что, ми альмиранте, пригласишь отобедать? — мужчина лукаво прищурился. Его коротко стриженую чёрную бороду с прожилками седины, слившуюся с пышными усами, прорезала белозубая улыбка.

— Разве я могу нарушить традицию, Энрике? — Анри улыбнулся. — Передавай вахту и приходи в мою каюту, капитан.

Приблизившись к трапу, Анри увидел внизу Густафа. Жизнерадостный золотоволосый голландец, молодой, но уже опытный навигатор, задорно поприветствовал хозяина и, резво взлетев на палубу, так же энергично сообщил бородачу о своей готовности заступить на вахту. Не дожидаясь конца протокола, Анри спустился и вошёл в проём полуюта/11/ мимо слуги, услужливо придерживающего открытую дверь в адмиральскую каюту.

Капитан Энрике Гонзалес Басан — пятидесятилетний морской волк, креол/12/ из Санто-Доминго, невысокий и коренастый, когда-то жгучий брюнет, теперь же седина посеребрила его виски и аккуратно подстриженную бороду. Он был первым человеком, нанятым Анри на первый корабль. Энрике, став капитаном "Чайки", постепенно привязался к упрямому юному владельцу судна, не чуравшемуся никакой работы, старательно учившему лоции, читавшему умные книжки о тактике и стратегии и преодолевавшему все трудности молча, без жалоб, стиснув зубы. Капитан с удовольствием учил всем морским и житейским премудростям своего молодого сеньора Анри и восхищался многогранностью натуры этого юноши. Деловая хватка и расчётливость торговца в нём сочеталась с отвагой и мужеством бойца, а то, как быстро он схватывал разные науки, говорило о быстром уме и сообразительности. Со временем покровительственный тон, с которым Энрике делился с Анри знаниями и навыками нескольких поколений, испытанных всеми ветрами морских волков, обрёл заботливые отцовские нотки. У капитана не было семьи. Возможно, где-нибудь на просторах Тиерра Фирме и бегали похожие на него ребятишки, но он не знал о них. Зато знал, что у молодого сеньора где-то в Испании вся семья погибла во время набега пиратов, и незаметно для себя Энрике заменил Анри отца. Они никогда не говорили об этом, но чувство глубокого уважения и симпатии друг к другу сроднило их.

* * *

Ветер крепчал. Лазурно-синее днём море к вечеру потемнело, как и небо. Клонившееся к горизонту солнце золотило немногочисленные облака. Местами их золотистый цвет переходил в тёмно-оранжевый, словно кто-то могущественный и очень щедрый высыпал цейлонскую корицу. Иссиня-чёрные волны вздымались, заставляя корабль взбираться на их гребни и потом стремглав падать вниз, но "Победоносец" упорно стремился вперёд.

Солнце уже почти касалось воды, когда Анри снова поднялся на квартердек. Следом за ним появился капитан Энрике. Оба мужчины, сопротивляясь ветру и балансируя на гарцующей палубе, подошли к стоявшему на вахте Густафу. Тот повернулся к пришедшим и, перекрикивая ветер, доложил:

— Идём бакштаг, менеер адмирал! Скоро будем в Белизе — уже виден маяк на Птичьем острове и чайки появились!

Новый порыв ветра заскрипел такелажем и толкнул судно, словно наездник, подстёгивающий лошадь ударом по крупу.

— Сигнал армаде "Строй кильватера/13/", — отдал приказ Анри и протянул руку к вахтенному офицеру. Тот незамедлительно вложил в неё зрительную трубу и сразу же после этого удивительно сильным голосом для такого худощавого человека отдал приказ. Его, как эхо, подхватил стоящий на шкафуте/14/ боцман, и над палубой полетели трели боцманской дудки. Матросы тут же забегали, потянули фал, и разноцветные вымпелы, как красочная гирлянда, полетели вверх.

— Надо бы грота-шкоты подтянуть — сказал вдруг капитан. Анри кивнул, но не успел отдать приказ — не молодой, но по-прежнему ловкий и быстрый Энрике уже бежал на шкафут, на ходу рыча команды...

Вахтенный матрос осторожно перевернул стеклянный цилиндр песочных часов, бережно упрятанных в деревянную раму из красного дерева, выложенную изнутри бархатом, и сразу же мелодичный звук судового колокола разнёсся над палубой, сливаясь со свистом ветра — один сдвоенный и один простой удар.

— Три склянки/15/! — догнал звук колокола голос матроса.

Быстро темнело. Ветер то стихал, то снова налетал, подгоняя Победоносную армаду к родной гавани. Корабли шли правым галсом, виляя среди многочисленных островков и мелей. Свет маяка — путеводная звезда отважных, бросивших вызов бездонной морской стихии — становился всё ярче и всё ближе...

Не прошло и двух часов, как "Победоносец" первым встал на рейд/16/ в Белизе.

02.

Всю ночь лил дождь. Тяжёлые капли барабанили по доскам полуюта и стучались в окна. Под их дробь и мерное покачивание корабля Анри, закутавшись дорогим шёлковым покрывалом, крепко спал. Звук корабельного колокола, отбивающего склянки "собачьей" вахты, иногда врывался в его сон, становясь частью сновидения, так же, как и монотонные звуки дождя. Анри снился бой.

Их уже было много в его жизни. Слишком много. Среди них были равные и неравные, случайные и ожидаемые. Но не было ни одного, из которого бы он не вышел победителем. Что было причиной его побед? Невероятное везение или же отвага и опыт? Умение находить самоотверженных офицеров, надёжных моряков и верных солдат? Или, может, педантичное изучение и кропотливое нанесение на карты предательских мелей и рифов, изменчивых течений и розы ветров? Скорее, всего, всё, вместе взятое, и ещё безграничное стремление к знаниям, пытливый аналитический ум и упорный труд.

Но сейчас Анри просто спал и видел сны. Яркие, живые, наполненные звуками и запахами. Он снова слышал громыхание пушек и треск картечи, попавшей в фальшборт/17/. Свист летящих ядер и лопающийся от их попадания бархоут/18/, стон ломающихся мачт и крик идущих в атаку абордажников. Он снова рубил и колол врагов саблей и ощущал запах их крови. Кровь... Она была повсюду. Даже море казалось красным от крови...

А потом появились лица — искорёженные гримасами страха и ненависти — у пленных, страдальческие — у раненых и радостные — у победителей...

* * *

Лучи восходящего солнца разбудили Анри. Лежать на шёлковой простыне было очень приятно, но нежится в постели — непозволительная роскошь, поэтому Анри встал и позвал слугу. Когда до него донеслись два сдвоенных удара/19/ колокола, он уже был умыт и полуодет. Облачившись в белоснежную рубашку из испанского шёлка, взял из сундука чёрные бархатные туфли с серебряными пряжками и вышел на полуют.

Торопливо поднимаясь над горизонтом, солнце вызолотило небо, а лениво плещущемуся морю придало медный оттенок. Лёгкий бриз был весьма кстати в душном влажном воздухе. Палубные доски ещё не высохли после ночного дождя, и в утренних лучах казалось, что по палубе разлили расплавленную бронзу.

Рисунок 2 Рассвет в Белизе

https://a.radikal.ru/a01/1802/7a/240441168562.jpg

Анри любил утро. Ещё будучи мальчишкой, он вставал с рассветом, чтобы проводить в море деда. Старик Верн привил своему внуку любовь и уважение к морю, научил понимать и не бояться его. "Наша кровь солёная, потому что в ней есть море", — любил повторять дед. Старый моряк считал эту водную стихию огромным живым существом и верил, что тот, кого она полюбит, сможет всегда с ней договориться — утихомирить шторм или же призвать ветер в полный штиль. И Анри верил деду. Верил до тех пор, пока море однажды не забрало старика. А до этого было не одно утро, когда, придя на берег, они вскидывали руки вверх, приветствуя море и солнце. После этого дед выталкивал свою баланселлу/20/ в воду и уплывал. Анри же ещё долго стоял на берегу, всматриваясь вдаль на постепенно исчезающий парус. Утренний воздух был холоден, и чтобы согреться, мальчик размахивал руками и приседал. Постепенно это стало обычным утренним ритуалом, который не только согревал, но и придавал немалый заряд бодрости.

Детство давно кончилось, но привычка осталась. Не изменил ей Анри и сегодня, выйдя с рассветом на палубу, чтобы размять натруженные недавним боем мышцы и получить привычный заряд энергии от набиравшего силу дня.

Члены команды вначале посмеивались над причудой альмиранте, но постепенно привыкли. Кое-кто даже, полагая, что именно этот странный утренний ритуал и делает их адмирала непобедимым, присоединился к этой гимнастике. Вот и сейчас на полуют подтянулись свободные от вахты офицеры и, весело переговариваясь, заряжались энергией, силой и бодростью с помощью нехитрых, но эффективных упражнений, а на шкафуте размахивали руками и приседали солдаты и часть матросов ...

А впереди, на расстоянии двух кабельтов/21/, просыпался Белиз. Немногочисленные каменные постройки казались жёлтыми в лучах восходящего солнца. В порту и примыкающим к нему улочкам копошилась, суетясь и шумя, многолюдная толпа. К берегу причаливали рыбаки с ночным уловом. Из трактиров и борделей, расположенных неподалёку от порта, выходили загулявшие моряки и высматривающие новых клиентов шлюхи. Многочисленные носильщики тарахтели тележками по деревянной мостовой или же, покрикивая и расталкивая прохожих, несли на спинах тяжёлые тюки. В распахнутые ворота было видно, как городские чиновники со свитой секретарей торопились в административные здания, обрамляющие Пласа де Монтехо — главную городскую площадь, названную в честь завоевателя и первого генерал-капитана Юкатана Франсиско де Монтехо и Альвареса. Уже открылись лавки на Торговой площади, и степенные сеньоры в сопровождении служанок начинали рассматривать товары, только что выложенные торговцами. В общем, просыпающийся город жил своей обычной будничной жизнью, радуясь новому мирному дню.

Вернувшись в каюту, Анри приказал слугам подавать завтрак и для гостей тоже, пребывая в полной уверенности, что они обязательно будут. И не ошибся. Не успел он надеть камзол, как солдат доложил о прибытии коммодора Фернандеса. Выйдя в ратс-камеру/22/, Анри некоторое время наблюдал за тем, как Рафаэль и Игнасио сервируют стол на четыре персоны. Скрип открываемой двери заставил его обернуться — в помещение протискивался высокий человек средних лет в несколько пообтёртом камзоле. "Опять Фернандо деньги на новую униформу на шлюх истратил!" — невольно промелькнул в голове упрёк, но уже в следующую секунду человек, почти на голову выше Анри, с радостным приветствием сжимал его в своих объятьях.