Мне отмщение

А за ними в зал вошел Морган.

Его глаза пылали синим огнем, и едва он вступил в тайное убежище Сайндарикарила, как вся сеть сил свернулась и стекла к нему, и он оборвал все нити. Лорды и леди Сайндарикарил замерли в оцепенении. Левдес стоял на пороге с топором, и было видно, что он на грани, еще немного — и впадет в безумие, и тогда здесь начнется кровавая каша. Морган прошел в центр зала, где лежала сломанной куклой Амнэр, у которой на коленях сидела плачущая Левейя, держа ее голову за виски. Не дойдя двух шагов до Амнэр, Морган остановился, повернулся к Сайндарикарил.

И в зале резко потемнело, ударила стужа, сковывая льдом до плеч всех, кроме самого Моргана, Левейи, Амнэр, Левдеса и тех пятерых, кто противостоял Сайндарикарилу.

— Вы думали, что нашли способ обойти клятву, — тихо сказал Морган. — У вас почти получилось. Но в трусости и подлости своей вы ударили не в меня. Что ж. Если бы вы пошли против меня, я мог бы пощадить тех, кто искренне счел себя оскорбленным, кто имел основания мстить мне. Но подлости я вам не прощу. Пощады не будет никому. Те, кто остался верен клятве, будут вознаграждены.

Он подошел к Амнэр и сел на пол рядом с ней. Видел — она жива. Ребенок жив. Но... ее окутывало такое странное и могучее сплетение сил, что даже страшно было прикасаться к ней.

— Мой король... — прошептала Левейя. — Она... я... я предупреждала ее... но она все равно...

Морган кивнул. Приказал:

— Мятежников оставить здесь. Ко мне сюда немедленно — жрицу Кайелис.

Подождал, пока все, кроме замороженных, покинут зал. И только тогда дал волю гневу.

Замороженные до плеч лорды и леди Сайндарикарил до этого мига думали, что познали раэтскую безумную ярость... но ошибались. То, что вырвалось на волю, было страшнее. Темная, мутная и жуткая сила пронизывала до глубин, причиняла невыносимую боль, рвала души.

Морган кричал, как раненый вепрь, крик дробился о стены и от него кровоточили уши скованных льдом лордов и леди Сайндарикарила. А когда крик затих, те, кто оказался к королю близко, увидели, что его глаза стали совсем синими, без белков и зрачков.

Он наконец прикоснулся ко лбу Амнэр. Попытался войти в ее разум — и увидел пустоту, а далеко-далеко впереди в этой пустоте — клубок из огня и тьмы.

— Ты звал меня, мой король? — голос Кайелис вырвал его из транса, и он повернул голову к ней. Жрица, увидев его глаза, невольно отступила на шаг.

— Звал. Амнэр... мертва?

Кайелис осторожно приблизилась к ней, прикоснулась к нитям силы, перебирала их, словно струны арфы. Покачала головой, указав на лежащее неподалеку мертвое тело Севеи:

— Жива, но... Ее разум пытались убить... Севея... была сильна, а с силой остальных — непобедима. Но Амнэр сумела убить ее.

— Меня не волнует судьба Севеи, — резко ответил Морган. — Верни мне Амнэр.

— Я не могу, мой король.

Глаза Моргана превратились в пылающие синим огнем узкие щели:

— Боишься коснуться падшей?

— Нет, мой король. Но я всё равно не смогу. Она ушла слишком глубоко. Ты силен и искусен в силе, но ты не знаешь, что Сайндарикарил — это не только сплетение сил. Это еще и память. Память и сила всех, кто когда-либо входил в него. Сайндарикарил — это запутанный глубокий лабиринт, и мы... мы давно уже ходим только по его поверхности. Внутрь, в самую глубину, не рискует входить никто. Даже ты, когда плел клятву, хоть и вошел глубже всех нас, но все равно это была лишь поверхность омута. А Амнэр, спасая ребенка, унесла его слишком глубоко. И единственное, что связывает их с нашим миром — это раэтская сила твоего сына. Я вижу эту нить, но я не могу ее коснуться.

— И... что делать?

Кайелис изумленно посмотрела на короля. Неужели тот жестокий, полубезумный, насмешливый, безжалостный полураэт Морган, которого она не так давно короновала, и этот клубок боли и горя — это один и тот же Морган? Не может быть. Неужели Амнэр была так важна для него? Или он так страдает из-за своего сына? Кайелис осторожно сказала:

— Ребенок жив, мой король. И когда придет срок — родится. Мы вполне сможем поддерживать тело Амнэр до этого времени. Так что о наследнике ты можешь не беспокоиться.

— Наследник... — прошептал Морган. Провел кончиками пальцев по холодному лицу Амнэр. Она казалась мертвой, так была холодна, но краски жизни не покинули ее, а значит — жива. — Я хочу вернуть ее. Это возможно?

— Ты так жаждешь обладать ею, что не хочешь отпустить несчастную Амнэр даже в смерть? — спросила верховная жрица. Морган сжал кулак так, что ногти впились в ладонь и потекла кровь. Прорычал:

— Я хочу, чтобы она жила. Такого ответа тебе довольно, жрица? Повторяю — ее можно вернуть?

— Есть только один способ вернуть ее душу, мой король, — тихо ответила Кайелис. — Спуститься туда. В глубины. Но этот путь может убить тебя. Даже с твоей силой входить в глубину Сайндарикарила — смертельно опасно. Ты можешь погибнуть. Еще никто из тех, кто пытался спуститься туда, не смог вернуться.

Морган не ответил. Вошел в транс, увидел тоненькую, паутинную ниточку, ведущую в сверкающий омут. Почувствовал родство с ней. Это была нить силы его будущего сына... нить раэтского безумия, которое всегда сопровождает любого раэта, всегда плещется у края разума... Нить тянулась из рук Майринты, стоящей прямо перед ним. Он поднял голову, посмотрел в белое лицо богини, в черные бездны ее очей.

'Пришло время расплаты, Морган', ѓ— сказала она. — 'Ты сам сказал, что готов заплатить'.

'Я готов. Но не жизнью Амнэр и нашего сына. Ты же — сама справедливость, Мать Воронов. Я должен платить — так бери с меня плату. Но не с них'.

Богиня усмехнулась своей безумной усмешкой и протянула ему тонкую ниточку силы его сына.

Он схватился за нить и полетел в омут, скользя за ней.

В тайном зале Сайндарикарил на полу лежали полумертвая Амнэр и Морган в глубоком трансе. Рядом стояла Кайелис. Она смотрела на них, следя за тем, как ненавистный полураэт погружается все дальше и дальше в омут, пока наконец он не ушел слишком глубоко, туда, куда ее взгляд уже не проникал. Повернулась к замороженным лордам и леди, уже начавшим приходить в себя после вспышки раэтского гнева. Впрочем, они по-прежнему были скованы льдом. И хотя лед уже должен бы начать таять, но этого не происходило, наоборот — ледяная корка поднималась выше, покрывая плечи и шею.

— Вполне возможно, что вы все-таки своего добились, — сказала жрица. — Он может не вернуться из этого странствия в глубинах Сайндарикарила. Впрочем, для вас это будет слабым утешением, ведь клятва все равно покарала вас.

— Ты... на его стороне? — прошелестел посиневшими губами Кодин.

— Я на стороне справедливости, — Кайелис села рядом с недвижными телами Амнэр и Моргана, и погрузилась в медитацию.

В глубинах

Падая в страшный омут, Морган желал лишь одного — найти и вернуть Амнэр. Своей гибели он не боялся, потому что уже понял: без нее жить не сможет всё равно. Горько было осознавать, что в их противостоянии он проиграл. Хотел подчинить ее, покорить и заставить полюбить себя... а случилось наоборот — это он сам попал в ее сети. Сам стал зависим от нее. Желание обладать превратилось в... любовь? Морган не знал, как назвать то, что он чувствовал.

Может, и любовь. Сайнды говорят — когда боги хотят покарать, лишают разума. Раэты говорят — когда Майринта карает, она посылает любовь.

Значит, он прогневал богиню. И богиня жестоко покарала его.

Для раэта страшнее всего — утратить контроль. Утратил его — а безумие уже тут как тут. А любовь — она никакому контролю не поддается. Ею невозможно управлять. Недаром в раэтском языке слова 'влюбленный', 'безумный' и 'несчастный' — синонимы. Раэты боятся любить почти так же сильно, как сойти с ума. Вся их жизнь, все эти строгие правила, вся система отношений, предписывающая, кому как с кем себя вести — всё предназначено для того, чтобы удерживаться от падения в безумие. Детей рано отдают на воспитание в другие дома — чтобы не слишком привязываться к ним. Браки заключают по сговору, наложниц выбирают, как лошадей или собак — исходя из их красоты и породы. Взаимоотношения регулируются договорами, клятвами и взаимной выгодой, но никак не личной привязанностью. Любовь считается предосудительным и недостойным истинного раэта чувством. И губительным. Морган никогда не знал истинной любви. Да, его любил отец, любила мачеха, он любил их и покойную мать — но то было совсем другое. Родственная привязанность и преданность родной крови. Но чтобы полюбить вот так... до самоотречения — этого не было никогда.

А сейчас он падал, падал в глубины Сайндарикарила, следуя за тонкой ниточкой силы. Выйдет ли он обратно — не знал. Да и не задумывался. Главное — вытащить оттуда Амнэр.

Майринта жестока к тем, кто нарушает баланс справедливости. Морган поступил по отношению к Амнэр крайне несправедливо, совершив над ней насилие и страшно унизив ее. Сам-то он тогда считал, что вправе так поступать. В конце концов, он не делал ничего такого, чего не делали другие раэты. Но богиня рассудила иначе. Сочла, что он превысил меру. И наказала его со всей своей безумной яростью. Сплела нить его жизни с жизнью Амнэр, связала намертво.

Потому что раэтская любовь — это одна из форм безумия. И избежать падения в него можно, только если любовь принимается тем, кого полюбил раэт, если она становится взаимной. Если нет... влюбленный — почти безумный...

'Я желал покорить тебя, сломать тебя, подчинить тебя — но ты победила в этой битве, Амнэр. И я твой'.

Память Сайндарикарила оказалась действительно так страшна, как и предупреждала Кайелис. Перед Морганом проплывали личности тысяч живших прежде членов Сайндарикарила. Одни словно чуяли, что он живой, и стремились ворваться в его разум, разрушить его и выйти наружу в его теле. Другие были спокойны, лишь показывали ему картины прошлого... картины, в которых Сайндарикарил из узкого круга королевских помощников и жречества превращался во всесильную замкнутую касту, постепенно подминавшую под себя и власть, и магию, играющую судьбами всех сайндов — от простых граждан и до королей. Третьи взывали к нему, требуя положить конец власти Сайндарикарила, и среди них была его мать.

Увидев... точнее — почувствовав ее, он на миг сбился с пути, чуть не выпустил ниточку, ведущую к Амнэр и сыну.

'Мой сын...' — прошелестел призрак. Морган замер, протянул к ней руку. Здесь, в глубинах Сайндарикарила, у него тоже было тело — пусть и призрачное. Авэлор коснулась его ладони, и его прошила волна горя и радости. 'Вот ты какой теперь... так похож и непохож на отца...'. Морган сжал ее руку, поднес к губам и поцеловал. На лице призрака проступили слезы. 'Но ты здесь... так глубоко... зачем ты спустился сюда, куда никто из живых не заходил уже тысячу лет?'

Морган отпустил ее руку, крепче сжал путеводную нить. 'Я пришел за... Амнэр. Что мне делать, мама?'

Последнее слово далось ему с трудом. Никого никогда он не называл так. Авэлор утерла слезы, облетела вокруг него, покачивая головой. 'Разве я знаю ответ на этот вопрос? Я видела ее, она прошла в самое сердце Сайндарикарила, она теперь там. Еще никто не возвращался оттуда, никто — ни живой, ни мертвый... Но ты, наверное, сможешь. Если только она примет тебя. Тогда вдвоем вы сумеете вырваться из этого омута'.

Морган кивнул. Мать отлетела от него, и он продолжил падение в глубины.

Тьма становилась гуще, призраков — всё меньше. Наконец он увидел сгусток сияния. Подлетел ближе — и увидел Амнэр.

Она парила в пустоте, прижимая к животу шар, сплетенный из огня и темноты, к которому и тянулась ниточка раэтской силы.

‒ Амнэр! — позвал он. Она подняла голову, увидела его и удивилась:

‒ Ты... здесь?

‒ Я пришел за тобой.

Она раскрыла ладони, показывая ему душу их сына.

‒ За мной? Или за ним?

Морган подлетел к ней, но не стал прикасаться — не решился. Не знал, что случится, если он здесь прикоснется к ней против ее воли. Похоже, что здесь, в этом месте, властвует она.

‒ За тобой... и за ним. Зачем ты ушла так глубоко?

‒ Иначе не смогла бы защитить его, ‒ Амнэр смотрела на него и он чувствовал, что она видит его насквозь. ‒ А ты... так жаждешь владеть мной, что не хочешь отпустить меня даже сюда?

Морган рассмеялся — горько и мрачно.

‒ Владеть? У меня нет над тобой власти, Амнэр... да и не было никогда. Только над твоим телом. Я взял тебя заложницей, унизил и осквернил тебя... а потом понял, что я хочу обладать тобой. Хотел покорить тебя, сломать тебя — чтобы владеть. И проиграл тебе. Это не я сломал тебя — это ты взяла мою душу.

Амнэр молчала, баюкая сына. Морган застыл перед ней, все еще не рискуя прикоснуться.

‒ Амнэр... я помогу тебе выйти. Вытолкну тебя и нашего сына наверх, помогу подняться по нити его силы... мне нужно влить в тебя свою силу, тогда ты сможешь вернуться в мир живых.

‒ Вот как... А ты сам?

Он пожал плечами:

‒ Если смогу — выйду. Не смогу — останусь здесь навсегда. Какая разница? Лишь бы ты спаслась.

‒ Пытаясь заставить меня полюбить тебя, ты сам попал в эти сети, ‒ Амнэр смотрела неотрывно в его душу. ‒ Полюбил меня. Как странно. Я слышала, что раэты неспособны любить... вот так, чтобы отдавать что-то, не прося ничего взамен. Что их любовь — это жажда обладания, и только.

‒ Для нас это то же самое, что сойти с ума, ‒ сказал Морган. ‒ А ты знаешь, что безумие реально для каждого раэта. Что оно все время рядом. И любовь — одна из его форм. Теперь ты понимаешь, что мне все равно, смогу ли я выйти или останусь здесь, если я смогу вытащить отсюда тебя? Это не значит, что я не попытаюсь выбраться, но я приму любой итог как должное.

‒ Я вряд ли смогу когда-либо полюбить тебя, Морган, ‒ Амнэр выпрямилась, по-прежнему прижимая к себе сына. ‒ Ты ведь знаешь, почему.

‒ Да. Я поступил с тобой жестоко и несправедливо... и без всякой на то необходимости. За это Мать Воронов и покарала меня любовью... Ведь я мог не насиловать тебя, не подвергать мукам... и став королем, мог предложить тебе диадему не как своей наложнице, но как знатной леди из королевского рода... Но что толку говорить о 'если бы'. Это бессмысленно. Есть прошлое, есть настоящее. Сожалеть о прошлом бесполезно, потому что нельзя ничего исправить.

Амнэр подняла ладони с душой их сына к лицу:

‒ Это единственное, что примиряет меня с тобой, Морган. Я не хотела его. Но когда Севея попыталась его убить, я впервые прикоснулась к его душе и поняла, что он — это и я тоже. И ты. Мы сплетены в нем неразрывно. И он прекрасен. Мой сын — прекрасен. Я понимаю теперь твою мать, отдавшую жизнь ради того, чтобы ты жил — потому что и я готова на то же ради своего сына. И ты. Я когда-то сказала тебе, что останусь с тобой до конца. Что хочу увидеть, каким будет твой путь и куда он приведет. Я не отрекаюсь от своих слов. Но не думай, будто я смогу простить тебе то зло, что ты мне причинил. Оно всегда будет лежать между нами. И я хочу, чтобы ты ощутил его в полной мере. До сих пор я прятала это здесь, в глубинах памяти Сайндарикарила... А теперь я даю эту память тебе. Стань мною и познай мою боль, мое отчаяние, мое унижение.