— Недоверия нет, — ответил я. — Отец, они считают, что скоро начнётся.
— Очень может быть, — сказал он. — Общество уже созрело, а если они подготовились, то не вижу смысла тянуть время. Наоборот, потом будет труднее. А для нас это хорошо тем, что не придётся долго здесь сидеть. Это у тебя много работы, а остальным будет скучно. Они привыкли к совсем другой жизни.
— Ваше величество, прибыл глава третьего делопроизводства департамента полиции граф Апраксин! — доложил адъютант.
— Передайте, чтобы вошёл, — сказал чем-то недовольный император. — Где остальные?
— Ожидает только глава Дворцовой канцелярии барон Вейсман фон Вейсенштейн!
— Скажи ему, чтобы подошёл позже, — приказал император. — Мне пока не до канцелярии.
Адъютант скрылся за дверью, и почти тотчас в кабинет вошёл одетый в мундир тайного советника высокий подтянутый мужчина лет шестидесяти, который остановился, не доходя десяти шагов до стола.
— Подойдите ближе! — сказал император. — Я хочу знать, что вы можете сказать по последним покушениям! За десять дней три убийства, и всё бывших иностранцев! Мало мне было Дюкре, из-за которого пришлось выслушивать нотации от французского посла, так теперь два этих англичанина! У меня вчера был разговор с графом Малмсбери, который настаивает на скорейшем выявлении и наказании виновных!
— Ваше величество, в случае с Дюкре мы нашли убийц, — сказал Апраксин, — а по остальным пока ничего не известно. Покушения произошли только два дня назад и выполнены профессионально. Люди работают, но нужно время.
— И сколько вам его нужно? — ещё больше рассердился император. — Сколько времени прошло с момента убийства главы вашего департамента? Вы сказали, что нашли убийц, но мне об этом почему-то ничего не известно!
— Мы определили убийц, — поправился Апраксин. — Сейчас их ищут.
— Я вами недоволен! — сказал император. — И не только вами, но и работой вашей службы! Раньше вы были опорой трона, а сейчас демонстрируете удивительную беспомощность. Не потому ли, что убитые были иностранцами? Смотрите, граф, моё терпение не безгранично! Если вам надоела должность, можете прямо об этом сказать! Одним словом, даю вам на расследование десять дней. А сейчас можете идти!
Покинув императорский кабинет, Апраксин направился к выходу из Александровского дворца, где его поджидал бронированный "медведь".
— Едем на Итальянскую к Шуваловым, — приказал он шофёру, открывшему начальству дверцу. — Проверься, как обычно.
Поездив по улицам и не обнаружив "хвоста", шофёр высадил графа возле парадного входа дворца. Вскоре Апраксин уже входил в одну из гостиных, где его ожидал сорокалетний граф Иван Павлович Шувалов.
— Рад вас видеть, Пётр Николаевич! — поздоровался хозяин. — Присаживайтесь и говорите, какая у вас нужда. К сожалению, вы не приезжаете ко мне без дела.
— Слишком много работы, Иван Павлович, — ответил Апраксин. — Вы правы, я к вам по делу. Пройдём в кабинет?
— Если недолго, то можно поговорить здесь. Гостиная не прослушивается, а слуг я удалил.
— Можно и здесь, — согласился Апраксин. — Хочу спросить, вы долго намерены тянуть?
— Есть мнение начать этой зимой, — осторожно сказал Шувалов, — но есть и возражающие. А в связи с чем ваш вопрос?
— Я не могу не реагировать на акции, которые устраивает ваш брат! — высказал недовольство Апраксин. — Боевому крылу не терпится себя проявить, а меня не сегодня-завтра уберут. Я понимаю, что это ненадолго, но если меня заменят, нашим людям в департаменте будет сложнее оказывать вам поддержку.
— Я скажу Петру, — пообещал Шувалов. — Эти устранения не его инициатива, они были в планах Совета, но если за вас взялись всерьёз...
— Только что имел счастье лицезреть Государя Императора. Мне дали десять дней, а потом укажут на дверь. Одного француза могли простить, но эти англичане были лишними.
— Француз мешал лично вам, — возразил Шувалов, — а англичане мешали финансовой группе. Вы не думали что-нибудь сфабриковать? Например, повесить на Мещерских ещё одно убийство. Устройте перестрелку и сожгите автомобиль с какими-нибудь телами.
— Это не так легко сделать, как вам кажется, — ответил Апраксин. — Мои люди сидят на руководящих постах, а оперативники, как правило, ни во что не посвящены.
Они услышали приближающиеся шаги и замолчали. Открылась дверь, и в гостиной появился Пётр Павлович Шувалов, который возглавлял боевое крыло Братства. Он был на три года младше брата и заметно выше ростом.
— У нас гость! — воскликнул он, увидев Апраксина. — Рад вас видеть, граф! Вас ещё не выгнали из-за нас?
— Выгонят через десять дней, — ответил Апраксин. — Только меня, в отличие от вас, это не радует.
— Вы серьёзно? — спросил отбросивший шутливый тон Пётр. — Плохо, если так. Мы ожидали шума, но поменьше. Не думали об операции прикрытия?
— Не с кем мне её проводить, — сердито сказал Апраксин. — В этом мои возможности ограничены. По Дюкре работали вы, я только помог.
— Теперь поможем мы, — пообещал Пётр. — На этот раз даже не понадобится ваше содействие.
— Что ты надумал? — спросил брат.
— Опять использовать Мещерских, — засмеялся Пётр. — Купим в предместье небольшой дом, оформим продажу на те дни, когда мы их вывозили, а потом заселим. Пять подходящих тел найдём в морге, пожар устроить нетрудно, труднее сфабриковать улики, и подбросить их полиции, чтобы было достоверно и не вызвало вопросов. Ладно, справимся, не впервой.
— Как-то это выглядит несерьёзно, — с сомнением сказал Апраксин. — Я не поверил бы.
— Вы профессионал, — возразил Пётр. — И сомнения могут возникнуть у ваших сыскарей. Главное, чтобы ими ни с кем не делились. Они все заинтересованы в том, чтобы закрыть эти дела, потому что император может не ограничиться вашей отставкой.
О своей смерти я узнал в конце августа. Мы уже прижились в городке, познакомились с большей частью его жителей, а с некоторыми, можно сказать, подружились. По вечерам чуть ли не каждый день ходили в гости к соседям или приглашали их к себе. Отец выздоровел, но временами ещё побаливало плечо. Он не сильно утруждал себя комментариями к законам, а больше проводил время с профессором Сухановым. Мама завела столько подруг, что вызвала удивление у всех, кроме жены, которая не знала её прежней жизни. В столице у матери были только две приятельницы, да и к тем она ездила редко, а здесь её трудно было застать дома. Ольга тоже обзавелась подругами и с нетерпением ждала начала занятий в гимназии. Исключением в семье стала Вера. Знакомых у неё было много, но она ни с кем из них не стремилась общаться, почти всё время проводя со мной. Но я был занят работой и не мог уделять много времени, а у неё не было никаких дел. Даже уборку в доме теперь делала нанятая для этого женщина.
— Почему ты ни с кем не дружишь? — спросил я, обеспокоенный её безразличным видом. — Нельзя же всё время сидеть рядом со мной и слушать тарахтение машинки! Возьми хоть почитай книгу или газету.
— Не хочу читать книги, — отказалась она, — и свои газеты читай сам: нет в них ничего интересного.
Нежелание читать газеты оказалось благом. Если бы она тогда это прочла, не знаю, чем бы всё кончилось. Первым сообщение прочитал отец и тут же позвал меня.
— Читай! — сказал он, протягивая мне сложенную в два раза газету. — Внизу справа.
— Ни хрена себе! — высказался я, прочитав короткую заметку о том, что на окраине столицы, в частном доме, при пожаре сгорела вся семья известного террориста князя Мещерского, который был виновен в убийстве иностранцев. — А почему иностранцы во множественном числе? Ты убил ещё кого-то, кроме Дюкре?
— Кто-то в очередной раз нами прикрылся, — зло сказал он. — Судя по заметке, выполнено довольно топорно, но преподносится как официальная версия. Так обычно бывает, когда все заинтересованы закрыть какое-нибудь дело. Нет, никто там никого не убивал, взяли бесхозные тела в одном из моргов, одели в приличную одежду и подожгли дом. Понятно, что позаботились о том, чтобы остались нужные улики, например, обгоревшее письмо.
— Слушай, а ведь родственники Веры теперь думают, что она погибла! — дошло до меня. — Организаторам нужно было горе родных, поэтому вряд ли их предупреждали, что это инсценировка. Значит, и наши письма никуда не отправили!
— Правильно, — кивнул он. — Нас подобное задевает не очень сильно, хотя для Катерины это удар, а для Веры — это трагедия. Представляешь, как переживают её отец и брат? Сейчас-то им уже можно было бы всё рассказать, но кому нужно этим заниматься!
— Ничего, займутся! — сказал я. — Я сегодня понесу отпечатанные листы и предупрежу, что это последняя порция. Если к нам такое отношение, то и я отнесусь точно так же. В ценности того, что я знаю, уже никто не сомневается, вот пусть и передадут выше, что я свернул фигу, а мы посмотрим, чем закончится. Вера в гости не ходит и газет не читает, поэтому надо только предупредить мать с сестрой, чтобы не проговорились. На неё эта изоляция и так влияет больше других, не хватало ещё, чтобы изводила себя из-за отца с братом.
Я быстро допечатал тему, собрал листы в папку и, захватив с собой газету, ушёл к Фролову. Скандалов я закатывать не стал, просто дал почитать газету и всё объяснил.
— Хреново, — сказал он, укладывая папку в сейф. — Значит, вы объявляете забастовку. Жаль, но я вас понимаю. Сегодня же обо всём передам руководству. Только учтите, Алексей, что дорога в оба конца займёт дней восемь, да ещё неизвестно, сколько времени будут решать в столице. Идите отдыхать, пока не придёт ответ, да не мотайтесь так легко одетым, это вам не Питер.
Действительно, уже в середине августа сильно похолодало, а сейчас по вечерам температура вряд ли поднималась выше десяти градусов, но идти недалеко, поэтому легко оделся.
— Финита! — сказал я дома жене, закрывая машинку чехлом. — Мне дали десять дней отпуска для сведения мозоли на пальце. Не вижу на твоём лице радости. Неужели так привыкла к её стрекотанию, что уже не можешь без него жить?
— Да рада я, рада, — улыбнулась она.
— И не думай, — сказал я. — Я не для того буду сводить мозоль с одного места, чтобы приобрести на другом. Поэтому помимо любви мы с тобой займёмся спортом! Я тебя как следует погоняю, и мигом слетит вся хандра! Мне нужно на ком-то отрабатывать приёмы, вот я тебя и использую! Если не захочешь ходить в синяках, начнёшь заниматься. Вылеплю из тебя боевую подругу, которая будет завязывать мужиков узлом. Наследственность у тебя хорошая, просто лентяйка. А ещё выпишем сюда рояль или хотя бы пианино и прибор для записи грампластинок. Разучим несколько песен и запишем, а потом будем стричь деньги с продажи пластинок. Хорошая идея?
— Ты шутишь? — неуверенно спросила жена.
— Какие шутки? — делано возмутился я. — Посмотри на себя в зеркало, на кого ты стала похожа! Я боялся за сестру, а надо было бояться за тебя! Целыми днями ничем не занимаешься, так же можно рехнуться или заболеть, а то и вовсе отдать богу душу. Нет, дорогая, мне рано становиться вдовцом. Если бы Лена была свободна, ещё куда ни шло...
Шутливая потасовка закончилась в кровати.
— Первый пункт выполнили, — отдышавшись, сказал я. — С любовью закончили, теперь займёмся борьбой. Вставай!
— Уйди, зверь! — отпихивалась Вера. — Я больше ничего не хочу!
— А придётся, — я встал с кровати и стащил с неё жену. — Надень на себя что-нибудь посвободнее, а то никто не поймёт, чем мы занимаемся. А на будущее сошьём для тебя кимоно, да и для меня заодно. Не знаешь, что это? Видела когда-нибудь грузчиков? Вот они в кимоно и ходят. Такая одежда не мешает двигаться, только для тебя нужно выбрать ткань помягче, чтобы не натёрла кожу.
— Вот когда сошьём, тогда и буду заниматься, — заявила она, забираясь обратно в кровать, — а сейчас не мешай отдыхать.
Я не стал её ломать и дал поваляться в постели, а утром повёл к женщине, которая многим шила одежду. Она сняла с нас мерки, взяла мои рисунки и пообещала, что сделает к завтрашнему утру. Вера на меня сердилась, но лучше пусть сердится, чем будет ко всему равнодушной. Вторым заходом мы пошли в галантерею.
— Выручайте, Светлана! — сказал я хозяйке. — Мне срочно нужно пианино. Сможете достать? За инструмент заплачу вперёд.
— Я даже не знаю... — растерялась она. — Никто не делал таких заказов... Я попробую, Алексей, но не могу обещать.
Я отвёл Веру домой и сходил к Фролову.
— Я обо всём сообщил, — сказал он, после того как мы поздоровались. — Думаю...
— У меня есть просьба, — перебил я его. — Я сделал заказ на пианино, но Бельская не уверена, что сможет выполнить. От кого это зависит?
— От коменданта, — ответил Владимир. — Он должен выделить машину и грузчиков и дать разрешение на ввоз. Я ему позвоню. Есть что-нибудь ещё?
— Представьте, есть, — ответил я. — Нужен аппарат для записи грампластинок и набор болванок.
— Хотите увековечить игру жены? — пошутил он.
— Хочу увековечить нас обоих, — серьёзно сказал я. — Я ведь не жил одними формулами и знаю множество замечательных песен. Не все их можно здесь петь, но многие. Жена замечательно играет на рояле, а я неплохо — на гитаре. И голоса у нас не хуже, чем у тех, кого здесь записывают. А потом под псевдонимами отдадите тиражировать пластинки в какую-нибудь компанию. Я пашу на вас бесплатно, сертификатом пока воспользоваться нельзя, а взятые с собой деньги скоро закончатся.
— Это я тоже передам, — кивнул Владимир. — Не думаю, что такой аппарат сложно достать.
— Я тоже так не думаю, — сказал я. — В мире моего старика была поговорка, что с кого много спрашивается, тому много и даётся, а мне не дали ничего, кроме убежища, да и то перед этим подставили, видимо, чтобы был сговорчивей. Жить здесь можно и даже неплохо, но вам, мне или другому, у кого есть дело, а вот моя жена в такой жизни потерялась, и это может плохо кончиться, причём и для меня тоже, потому что я не представляю без неё своей жизни. Я не возражаю, если вы запишите эти слова и отправите начальству. Пусть хорошенько подумают, стоит ли отказывать в моей просьбе.
— Я передам, — пообещал он. — Сегодня же отправлю.
Ничего отправлять начальству не пришлось, потому что оно приехало к нам само. Примерно через два часа после моего ухода от Фролова он позвонил и попросил срочно прийти.
Глава 12
На месте Владимира сидел уже немолодой худощавый мужчина с резкими чертами лица, небольшими усами и бородкой, а инженер стоял возле кульмана, можно сказать, навытяжку. Когда я вошёл, сидевший посмотрел на меня с таким выражением превосходства, что я сразу же разозлился. Я таких типов не терпел в прежней жизни, а молодой князь Мещерский и подавно не выносил пренебрежения.
— Здравствуйте, господа, — поздоровался я с обоими. — Вы просили подойти, Владимир Петрович?
— Это я вас вызвал, — не ответив на приветствие, сказал приехавший. — Хотелось бы узнать, почему вы отказываетесь работать?
— Вы ему не объяснили, Владимир? — спросил я Фролова, решив не церемониться с тем, кто ведёт себя по-хамски.
