— А что мы там забыли? — спросил я. — Или главное — это увезти нас подальше от великого князя?
— В городке займутся ракетами, но там всё в самом начале, а от вас и здесь много пользы. И Вере Николаевне не так скучно рядом с Москвой. Концерты под запретом, но вы можете писать книги или делать музыкальные записи.
— Чем буду заниматься я? Или вы этого сами не знаете?
— Вы поможете в двух темах. Самая срочная — это радиолокация. Все промышленно развитые страны ею уже занимаются, но пока результаты есть только у американцев. С тем, что вы дали, можно быстро обогнать всех. Вторая тема тоже важная, но большой срочности в ней нет. Это телевидение. Будут и другие темы, например, кодированная радиосвязь, но подключаться к ним или нет, решите сами. Если появится желание и не в ущерб остальной работе... Я не буду обсуждать материальные условия, это сделают другие.
— И когда переезд?
— Там делают ремонт, о котором вы говорили, — усмехнулся он, — поэтому переедете через неделю. Не закончили ещё третью книгу?
— Неужели нравится? — удивился я.
— А чему вы удивляетесь? Очень необычно написано и хороший слог. У меня уже давно скучная жизнь. Делаю нужное, но неинтересное для меня дело, а ваши книги дают возможность хоть ненадолго отвлечься и погрузиться в полный красок сказочный мир.
— За краски можете поблагодарить мою жену, — засмеялся я. — У меня самого с ними не очень...
— Обязательно поблагодарю, — серьёзно сказал Шувалов. — Я дней на десять уезжаю в Сибирь, поэтому до вашего переезда больше не увидимся. Хочу дать совет. Может, это выглядит не очень порядочно, но не надо прощаться с великим князем или предупреждать его о своём отъезде. Лучше оставьте ему записку. У вас получится написать так, чтобы он не сильно обиделся.
— Садитесь, адмирал, — пригласил статс-секретарь морского министерства Франко-Германской империи адмирал Гюнтер Льютенс бывшего министра флота Франции адмирала флота Жоржа Кремера. — Я вправе ожидать от вас содействия.
— Адмирал несуществующего флота! — горько сказал Кремер. — Что вам от меня нужно?
— Есть мнение, что вам можно поручить возглавить французский флот, которого пока не существует, — невозмутимо сказал Льютенс. — Скоро война с американцами, и в первую очередь она будет на море. Вы такой же офицер империи, как и я, а французы и немцы живут в одном государстве. Неужели вы не заинтересованы в том, чтобы вернуть у наглых янки земли, которые недавно были вашими?
— Допустим, заинтересован, — ответил Кремер, — и что дальше?
— Объединение не означает слияния, — сказал Льютенс. — Это касается многого, а флота в первую очередь. Глупо смешивать команды из немцев и французов или ставить на ваши корабли наших офицеров. Это снизит их боевые возможности. В будущем, такое возможно, но не сейчас.
— Это понятно, — согласился Кремер. — Но где вы увидели корабли?
— Если согласитесь, займётесь восстановлением своего флота, — сказал Льютенс. — Подорванные в ваших портах корабли сейчас поднимают в плавучие доки, и будут делать срочный ремонт. При их затоплении старались нанести минимальные повреждения, поэтому через год их отремонтируют. В колониях застряли два десятка ваших кораблей. По нашим сведениям, ваши моряки хотели вернуться, и сейчас американцы собираются их разоружить. Есть план, как этому помешать. В поход к одной из самых крупных группировок из шести кораблей отправятся три подводные лодки и танкер. Он дозаправит субмарины на подходе к цели и вернётся. Задача — высадить диверсионные группы, которые освободят экипажи и пустят на дно два стоящих там американских фрегата. Боевые пловцы будут моими, а ваша задача — подобрать офицеров, которым подчинились бы команды кораблей. Потом займётесь вербовкой экипажей на корабли, которые будут на ремонте. И ещё одно. На военно-морской базе в Портсмуте стоят ваши подводные лодки. Найдите мне несколько авторитетных офицеров-подводников, которых я туда переправлю со своими людьми. Возможно, у них получится сагитировать часть экипажей вернуться на родину. Берётесь?
— Берусь! — решился Кремер. — Один вопрос, адмирал. Мы будем одни в грядущем противостоянии с Американскими штатами?
— Скорее всего, посильную поддержку окажет флот Российской империи, — ответил Льютенс. — Янки отказались выполнять договор и возвращать русским Аляску, причём сделано это очень нагло. Я понимаю, что они там прижились, но договоры для того и заключаются, чтобы их выполняли. И не нужно на меня так смотреть. У нас был особый случай. Русские взяли нас за горло, иначе мы выполнили бы всё, что обещали. У американцев нет никакой угрозы, просто не хотят отдавать то, что почему-то считают своей собственностью. Это плевок в лицо русскому императору, и я не думаю, что он утрётся и простит. Флот у них меньше нашего или того, какой был у вас, но не такой уж маленький. Новых кораблей построить не успеют, но сейчас приводят в порядок те, которые есть. За год-два можно многое сделать, а раньше мы не начнём. Мы потеряли в сражении с англичанами немало кораблей, и эти потери нужно восполнить.
— Это хорошо! — с удовлетворением сказал Кремер. — Русские моряки одни из лучших в мире, они не будут лишними в этой драке. Англичане не станут вмешиваться?
— Они обижены, — усмехнулся Льютенс. — Янки пообещали помощь, а сами бросились захватывать ваши колонии. Но обида — это только предлог, главное, что англичане понесли большие потери, восстановить которые им трудней, чем нам. Если рискнут вмешаться и проиграют, лишатся своих колоний и влияния, да ещё придётся платить. Там нет дураков, поэтому никто не станет так рисковать. У американцев очень сильный флот, и я на месте англичан сидел бы и ждал, наблюдая за тем, как мы топим друг друга. Наверняка они именно так и сделают, ну а мы приложим усилия к тому, чтобы не оправдались их расчёты.
Глава 22
— Вот и лето кончилось, — грустно сказала Вера.
Она сидела рядом со мной в кабинете и смотрела в окно, за которым ветер гнул ветви мокрых от дождя деревьев парка.
— Откуда столько грусти? — спросил я, отложил черновик книги, обнял её и посадил на колени.
— Не знаю, — ответила жена. — Мне и раньше в эту пору было грустно, а сейчас почему-то хочется плакать.
— Ты, случайно, не забеременела? — спросил я. — У беременных бывают немотивированные смены настроения.
— Всё-то ты знаешь, — она поцеловала меня в губы, а потом прижалась щекой к щеке. — Слова какие-то закрученные... Не знаю я, Лёш, но думаю, что пока ничего нет. Если из-за беременности меняется настроение, то не сразу, а позже. Ты стараешься каждый вечер, а результатов нашей любви не видно, и это меня беспокоит. У меня тётя была бесплодной, что если и я тоже?
— Буду стараться, пока не добьюсь результатов, — пообещал я, — а потом будем всё повторять. Мне мало одного ребёнка! Ну вот! Хотел поддержать, а на выходе получил слёзы.
— Сейчас перестану, — всхлипнула Вера. — Давай задёрнем занавеску. Наверное, виновата погода.
— Конечно, погода, — сказал я, ссаживая её с коленей. — Живём в шикарных и почти своих апартаментах, кушать готовят, грязь убирают, даже бельё стирают! Дети сопливые не плачут и не мешают спать, муж каждый вечер домогается с любовью, а иной раз и днём... Подруга появилась — не разлей вода, три книги выпустила и скоро выйдет четвёртая, а наши песни слушает и поёт половина России, а может, уже и вся. И денег у нас куры не клюют, хотя бы потому, что не завели кур. И чего тебе ещё не хватает? Не выпускают на сцену? Так это временно, записи-то делаем, причём под своими именами. Понял! Ты грустишь из-за того, что я увёз от Олега! Захотелось стать великой княгиней, а тут я со своей ревностью. Перекрыл, понимаешь, дорогу к счастью!
— Очень может быть, — засмеялась она. — Он мне нравился, а император ничего не сделал бы. Сбежали бы за границу и там обвенчались. Ещё потом и простил бы. Великий князь — это не наследник.
— Я тебе сбегу! — я схватил Веру на руки и вознамерился отнести в кровать и там окончательно изгнать хандру испытанным способом, но зазвонил телефон.
Нормальной телефонной станции во дворце не было, но в каждой из четырёх лабораторий стояло по аппарату, которыми можно было соединяться с моим.
— Алексей Сергеевич, — услышал я из трубки голос Вадима Глазьева. — Вы сегодня к нам зайдёте? Есть проблемы с работой схемы управления индикатора кругового обзора...
— Сейчас подойду, Вадим Владимирович, — ответил я и положил трубку на рычаг.
Дворец был двухэтажным, но не очень большим. Когда я был в нём в последний раз ещё мальчишкой, он сильно обветшал, что и неудивительно для здания, которому уже полторы сотни лет. Нужно было делать ремонт, но отец не хотел тратиться, и я его понимал: здесь жили только пятеро слуг, а мы ненадолго приезжали хорошо если раз в три года. Теперь такой ремонт был сделан, и дворец преобразился. Роскоши не было, но сделали добротно, удобно и красиво. Вместо тридцати учёных, о которых говорил Шувалов, их поселили только семь, остальные были инженерами. Лишь двое приехали с семьями, остальные или были холостыми, или оставили семьи в Москве и уезжали к ним на воскресенье. В одной из приехавших семей была молодая женщина — жена инженера Николая Лисицина. Умная, живая и общительная девятнадцатилетняя Нина и была его семьёй, поскольку детей они не нажили, а их старики остались в Москве в собственном доме. Красотой она не блистала, но была очень милой и какой-то несовременной. Скорее, она напоминала девчонок из той реальности. Надеть короткую юбку — и не отличишь. Хорошая фигура, шикарные волосы, которые она обрезала по плечи, и очень милое лицо со слегка вздёрнутым носиком и россыпью веснушек. Особую прелесть ей придавали большие, широко посаженные серые глаза, опушённые густыми ресницами. Я не назвал Нину красивой только потому, что её внешность была далека от местных канонов красоты, но, встретив в той жизни, наверняка влюбился бы, учитывая покладистый характер, ум и отсутствие заскоков. Николай был высоким плечистым мужчиной с немного грубоватым лицом, лет на семь старше жены. Инженер от бога, схватывавший на лету любую исходящую от меня идею, работать с которым было одно удовольствие. Мы пока не сдружились, но к этому шло. А вот наши жёны подружились сразу после знакомства. В этом была большая заслуга Веры, которая взяла инициативу на себя. Лисицыны не были дворянами, а тут целая княгиня, поэтому Нина поначалу робела.
Лаборатория, в которой отрабатывали электронные узлы, находилась в противоположном от наших комнат конце дворца. Когда делали ремонт, дровяной котёл заменили угольным и во всех помещениях и коридорах поставили радиаторы, но похолодало недавно, и мы пока не топили. В окна не дуло, да и вообще дворец строили с умом, и он хорошо держал тепло, но кое-кто из учёных курил, выходя для этого в коридор, и я велел прислуге регулярно проветривать. Вот и сейчас пахло табаком, а по коридору гулял холодный ветер от двух приоткрытых окон. Помянув недобрым словом всех курильщиков и себя за то, что не оделся теплей, я пробежался до лаборатории. В ней было людно, пахло канифолью и горелой изоляцией. Раньше во дворце не было электричества, поэтому, пока делали ремонт, быстро вкопали столбы и протянули от Москвы линию длинной в шесть километров. Сейчас по этим же столбам тянули телефонный кабель. Я подошёл к столу, за которым работали Глазьев и ещё один инженер — Александр Кулагин.
— Что у вас здесь? — спросил я. — В чём проблема?
— Вот смотрите, — сказал Вадим, пододвинул мне чертёж и принялся объяснять, что у них не работало.
Первую радиолокационную станцию мы разрабатывали на миниатюрных лампах. Серийно выпускались только три типа транзисторов, и они были далеки от совершенства, а флоту требовалось надёжное устройство и как можно быстрей, поэтому не стали мудрить и всё делали на лампах. Когда я учился в институте, мы на военной кафедре изучали ракетный комплекс, предназначенный для защиты побережья от кораблей, уже снятый с вооружения и именно на лампах. Все схемы я, конечно, не помнил, а параметры радиоэлементов никогда не знал, но запомнилось много, и теперь это пригодилось. Немного повозившись, мы нашли причину неисправности, после чего я попал в руки одного из учёных.
— Алексей Сергеевич, можно вас на минуту, — подошёл ко мне Головин. — У меня есть вопросы по операционным усилителям. Мне кажется, что ваши схемы избыточно сложны. Посмотрите вот здесь и здесь. А если сделать вот так?
Доказав физику, что простота не везде уместна, я спросил у остальных насчёт вопросов. Они работали и пока не нуждались в моих услугах, поэтому ушёл из лаборатории и вернулся к себе. Жены не было, а на столе лежала короткая записка: "Я у Нины". Я немного озяб, поэтому надел поверх одежды тёплый халат, сел за стол и отдёрнул закрывавшую окно занавеску. Вечерело, и ветер усилился ещё больше. Он гнул струи дождя и раскачивал кроны деревьев. Есть что-то завораживающее в картине непогоды, если наблюдать её вот так, из тёплого помещения через окно. Я засмотрелся на дождь и задумался о жизни. Мне многое нравилось в моей теперешней. Я был знатен и богат, имел замечательную семью и любимую женщину. Из-за молодости и того, что я рано занялся этим телом, была возможность прожить длинную жизнь. Способности никуда не делись, наоборот, добавились новые, которые обеспечили мне известность и уважение. Я и сейчас делал важное дело, единственное, что мне не нравилось, — это связанные с ним ограничения. Личная свобода была урезана, и никто не мог сказать, когда снимут ограничения, ясно только, что это будет ещё очень нескоро. Меня не посвящали в то, как использовались полученные знания, лишь Шувалов обмолвился о городке ракетчиков, и я узнал от одного из инженеров, что под Москвой начали строить новый аэродром, а находившийся неподалеку авиационный завод, который раньше контролировали французы, отошёл государству. Для него дополнительно набирали рабочих и инженеров, и тщательная проверка при этом наборе наводила на мысль, что именно там будут разрабатывать и испытывать мои новинки. У меня не было сомнения в том, что лет через десять мы будем в техническом отношении впереди всей планеты. Сможем ли только удержать первенство? Всё засекретить тоже не дело, поэтому знания будут распространяться. Кроме того, никто не застрахован от предательства. Но вровень с остальными станем — это точно. Работать здесь умели быстро и без халтуры, главное, чтобы хорошо платили и был пригляд, поэтому знания и щедрое финансирование давали большие возможности для развития. Всё упиралось во время, дадут его нам или нет.
— Мне нужна полная ясность с новыми вооружениями, — сказал император. — Кто из вас начнёт первым? Может быть, вы, Борис Леонидович?
— Могу и я, — отозвался Вяземский. — По флоту говорить не буду, чтобы не отбивать хлеб у Сергея Евгеньевича, а расскажу обо всех направлениях нашей работы. В результате национализации и ликвидации долговых обязательств, мы не испытываем недостатка в средствах и не требуем дополнительного финансирования из бюджета. Более того, первые два года будем возвращать в казну часть средств из-за того, что не сможем их освоить. Плохо, когда денег не хватает, но и избыток не приведёт ни к чему, кроме пустой траты и воровства. Часть предприятий забирается в казну, а ненужные нам выставляем на торги. При этом назначенные временные управляющие обеспечивают их бесперебойную работу. Банки мы себе не брали, но заставили новых хозяев в три раза понизить процентные выплаты по кредитам. Остальным не осталось ничего другого, как только последовать их примеру.
